На крик выскочили Петровские и пан Шафранец, а с лестничной площадки как раз входила учительница.
— В чем дело? Что опять произошло? — с беспокойством спросила она, увидев необычное скопление людей в передней.
— Он тут землетрясение устраивает! — гневно проговорила старуха. — И это называется школьник! Чему их только учат? Ну и порядки!
— Михал, послушай, что ты там делаешь? — спросил Петровский, постучав в дверь.
В комнате Черника наступила мертвая тишина. Собравшиеся смотрели друг на друга с испугом и недоумением: полно, а есть ли там, в комнате, кто-нибудь? Даже Витек был в растерянности, хотя только что воочию видел скачущего на столе Михала.
Утром Геня случайно столкнулся с Михалом в ванной и предложил выгодную, на его взгляд, сделку: Михал должен сделать Гене рогатку, а тот за это расскажет Михалу все.
Михал скривился, тем самым дав понять Гене, что сомневается в ценности этого «все», но малыш интригующе спросил:
— А ты знаешь, кто съел котлеты у Шафранцев?
Это уже становилось интересно, и Михал в свою очередь спросил:
— А ты знаешь?
— Я-то знаю.
— Кто же?
— А рогатку сделаешь?
— Сделаю.
— Ты!..
— Что — я? — не понял Михал.
— Котлеты съел ты. У тебя кто-то внутри сидит и все время просит есть, — Геня указал на живот, — поэтому ты все время думаешь о еде. А знаешь, Агнешка из-за тебя плакала. Если бы ты не съел котлеты, учительница бы не увезла Кисулю… Ой, Михал! А как ты смешно вчера прыгал на столе. Я чуть не умер со смеху! Правда, в замочную скважину было плохо видно…
— Ты подглядывал? — Михал грозно двинулся на Геню.
— И Витек тоже, и Агнешка, — оправдывался Геня, пятясь к двери.
— И Агнешка?..
— Угу… Сделай мне сначала рогатку, тогда я тебе расскажу…
— Сначала я тебе надаю по шее, так что калоши растеряешь! — пригрозил Михал и устрашающе оскалился.
Геня вмиг оказался за порогом. Однако поспешное бегство не мешало ему подумать: «А при чем тут калоши, если у меня обыкновенные ботинки?»
Верхний свет был погашен. Горела настольная лампа, прикрытая с одной стороны газетой так, чтобы свет не мешал ребятам спать. Родители были уверены, что оба мальчика давно уснули. Обычно, коснувшись головой подушки, они тут же засыпали здоровым, крепким сном. Не подозревая, что Витек не спит, Петровские заговорили о Михале.
— Ничего хорошего я от этой дружбы не жду, — с тревогой в голосе говорила пани. Ирена. — Ты посмотри, как Витек изменился в последнее время! Слово ему скажешь — он тебе в ответ четыре. Куда-то они стали бегать после уроков? Раньше был какой-то кружок, а теперь он то уходит смотреть телевизор к товарищу, то походить по городу, а недавно заявляет: «Пойду в кино!» Не много ли воли ему даем?
— А тебе бы хотелось, чтоб он, как Геня, за твою юбку держался? Да он без пяти минут мужчина! Того и гляди, бриться начнет… И я в его годы много бегал по улицам, только что в те времена ни у кого из моих приятелей не было телевизора… Да что говорить! Даже радио не у всех было!.. А в учебе он заметно подтянулся, и это главное. Смотри, по математике у него даже троек нет!
— Это все Агнешка ему помогла. Толковая девочка. Витек и сам говорит, что стал лучше соображать благодаря ей. Надо будет девочке что-нибудь подарить…
Витек лежал лицом к стене, боясь пошевелиться. Его так и подмывало пощупать, не растут ли у него уже усы. Матери все кажется, что он маленький. И чего она боится? Раньше, когда он был тихоней, она говорила: «Что ты за молчальник! Ворчуном к старости будешь!» Теперь опять же плохо: слишком говорливый. Ей не угодишь. Но про Агнешку все правильно.
Даже Михал сказал ему, что он стал слишком разговорчивый. А чье влияние? Михала, конечно. А плохо, что ли? Раньше Витек завидовал всем, кто умеет ответить как следует. Среди школьной братии нужно обладать или бойким языком, или тяжелыми кулаками, а то пропадешь. Михал умеет и огрызнуться как следует, и кулаки в ход пустить, если надо. Эти неоспоримые преимущества в классе тут же заметили и оценили. Девочки стреляют в него глазками, а ребята предпочитают не нарываться на неприятности. С тех пор как Витек подружился с Михалом, с ним тоже считаются. Вот он и расхрабрился, стал остер на язык. А храбрость любого рода в школе в почете.
Да, Витек и сам заметил, что к нему стали относиться лучше, чем раньше. Хорошо иметь такого друга, как Михал. Но настоящие ли они друзья? Настоящая ли у них дружба?.. Михал последнее время ведет себя очень странно… Что это он выделывал на столе? Почему не отзывался? Почему Витеку ничего не рассказал? И в ванную не пришел, хотя Витек его дважды там ждал. Может, завтра… может, завтра он что-нибудь расскажет?
Родители перестали шептаться, и Витек вскоре тоже уснул.
День был на редкость хорош. На улицах продавали веточки вербы, обсыпанные золотистой пыльцой, и первые весенние цветы. Набережная была полна народу.
Михал и Витек, оба без шапок, в расстегнутых куртках наблюдали за работой на стройке. Примерно в ста шагах от их развалюхи недавно началось строительство большого жилого здания. Фундамент был заложен еще осенью, теперь сюда привозили строительные материалы, тарахтели машины, экскаваторы, скрипел подъемный кран.
— Может, высотное строят? — предположил Витек.
— Как на улице Вашингтона? Неплохо бы, а? Но нигде на набережной таких домов не строят, — сказал Михал.
— Если бы здесь поставили небоскреб, он бы загородил и набережную и Прагу — весь вид бы испортил, — согласился Витек. — Слушай, Михал, а может, нас туда поселят? Ведь нашу хибару вот-вот снесут, а?
— Раз ты у меня спрашиваешь, могу тебе ответить. От кошки рожки видал? Так же и этот дом увидишь. Квартиры отгрохают шикарные, но не про нас с тобой.
— А папа сказал, что это возможно. Ведь все работают в этом районе — и он, и медсестра, и учительница. Сколько ребят из нашей школы в новых домах живет! Они и думать забыли, когда переехали.
— Что, опять в одну казарму? О небо! Пусть уж лучше дяде дадут квартиру в районе Праги, в крупнопанельном.
— Почему в одну казарму? Ведь квартиры-то разные. У каждого своя. Тебе, конечно, безразлично, где жить, а я привык, с детства тут живу. И воздуха здесь больше, и на Вислу можно из окна посмотреть, и нашу школу я люблю. Тебе бы хотелось в новую?
— Нет, если уж ходить, то лучше в эту. Тут и ребята ничего. Не все, правда… А вообще, я тебе скажу, лучше ни к чему не привыкать. Особенно к людям. Тебе кажется, что у тебя настоящий друг, товарищ, и вдруг — пшик и ничего. Лопнула дружба!
Витек внимательно посмотрел на Михала. Ему хотелось понять, куда тот клонит.
— Да… друг должен быть такой…
— …чтобы на него можно было положиться, — быстро заключил Михал.
— …и чтобы всегда выручал. Агнешка рассказывает…
— Что ты вечно со своей Агнешкой суешься? Что она понимает, дуреха? Девчонка остается девчонкой!
— Неправда. Она умная. С ней можно серьезно поговорить. Без шуточек всяких.
— А со мной, значит, только с шуточками?..
— Нет. Знаешь, ей нелегко живется. Уж я-то знаю, что из себя представляет эта пани Толлочко.
— Нажаловалась тебе эта плакса?
— Ни слова не сказала. Но догадаться нетрудно…
— Пусть тогда уезжает туда, откуда приехала.
— Не может она. Безвыходное у нее положение.
— Поплакалась она тебе в жилетку. А обо мне что говорила?
— Ничего. При чем тут ты? Про одного своего друга рассказывала. Это был настоящий друг.
— Раз настоящий, значит, не стал бы над ней смеяться! — сказал серьезно Михал.
— Ясное дело! Особенно с ее врагом, как ты когда-то со Збышеком надо мной, — подхватил Витек.
— Или как ты с Агнешкой у меня под дверью! — тут же парировал удар Михал.