В кухню тихонько заходит Геня и как ни в чем не бывало сообщает Михалу шепотом:

— Знаешь, Михал, Витек сюда не придет. Мама его отлупила. Она была такая злая, что и меня чуть не отлупила. Но Агнешка принесла лекарство из аптеки, и мама успокоилась. Она хотела порвать этикетки. Витек плакал. Но папа не дал. Теперь они с Витеком сдирают этикетки с дверцы шкафа, потому что мама их видеть не может. Здесь у нее колет. А я сидел тихо-тихо, знаешь?

— Знаю, глупенький, знаю. Я бы тебе тоже всыпал как следует.

— За что? — возмущенно спрашивает Геня. — Я же сторожил дом! Я не дурак.

— Ну, может, и не дурак, но уши у тебя все равно холодные, ясно? Говорил я тебе, когда увидел твоих родителей: «Жми домой, скажи, что дверца сейчас прибудет в целости и сохранности»? Говорил или не говорил? Надо было слушать! Не заварилась бы такая каша!

— Да, жми! А ребята взяли бы нашу дверь! Она же им понравилась? А мама велела никому ничего не давать. Я и не давал. А папа говорит, что в тебе есть твердость. Еще бы, такую тяжелую дверь на голове тащил… и выдержал!..

«Да, — размышляет Михал после ухода малыша, — я твердый. А буду еще тверже. Как камень».

Довольный собой, Михал раскладывает учебники и тетради и начинает готовить уроки. Что ему стоит, пожалуйста!

Никак не думал Михал увидеть сегодня Агнешку. Он был уверен, что тетка ей вообще запретит с ним водиться. Она же ясно сказала, он своими ушами слышал: «Какой наглец!»

Агнешки не было дома, но ей наверняка уже про все рассказали тетка или Петровские, когда она принесла лекарство. Интересно, как она отнеслась к этому делу? Что от нее требовать, если даже дядя ни черта не понял?.. А все же интересно! Впрочем, пусть себе думает что хочет. И держится от него подальше. Если она хоть заикнется, он ее так отбреет, что она надолго его запомнит. Правильно сделала, что не пришла на кухню! Очень правильно!..

И тут-то она и вошла. Вошла, старательно разложила учебники на своем конце стола и, как всегда, принялась за уроки.

Михал весь внутренне сжался, ожидая, что она заговорит. Он ждал долго. И не дождался. И ему надоело думать об этом — он увлекся задачкой и успокоился. Он даже забыл о том, что не один сидит в кухне.

— Знаешь, Михал, — неожиданно заговорила Агнешка, — я сегодня случайно зашла в маленький магазин на Свентоянской и видела там леденцы! Огромные, разноцветные. Петушки, лошадки, ракеты! Очень красивые! Купи своей малышне, а? Обрадуются!..

— А где это? — спросил Михал и, внимательно выслушав ее объяснения, сказал: — Это здорово! Куплю на все деньги!

Сказал и посмотрел, какое впечатление произведет на Агнешку эта фраза. Но что можно прочесть на лице человека, который опять уткнулся в книгу?

— Ты уже знаешь? — спросил Михал немного погодя. — Слыхала?..

— Слыхала, — ответила Агнешка. Но то ли она не поняла, о чем он спросил, то ли не хотела говорить на эту тему, потому что добавила: — Пусто будет в доме на праздники. Завтра уезжает тетя, через несколько дней твой дядя, потом ты. Странно как-то станет, необычно, верно?

— Я не про то. Я про этикетки.

— Про этикетки? — переспросила она как ни в чем не бывало. — Витеку нужен альбом. Но знаешь, альбом стоит дорого. Можно купить бумагу и сделать самим. Я сделаю… Поможешь мне? Вот был бы подарок Витеку! У него ведь скоро день рождения…

— А деньги где взять на бумагу?

— Может, пан Петровский даст? Я даже уверена, что даст.

— Даст! Держи карман шире! Так ему жена и позволила! Черта с два!

— Ну, тогда можно взять из тех, что тетя мне оставит. Я не буду много тратить.

«Глупая, глупая Агнешка! На свои деньги собирается покупать бумагу и делать Витеку альбом! Зачем? Ей-то что? Лучше бы себе конфет купила», — думает Михал и не знает, сказать ли ей это сразу или потом. Лучше сразу и заодно про то, как он решил вступиться за честь Витека и что из этого вышло… Нет, надо быть жестким…

Но пока он собирался с мыслями, Агнешка сказала «спокойной ночи» и ушла. Он долго-долго сидел один. Не хотелось ему возвращаться к дяде. Раньше он думал, что дядя близкий ему человек. Правда, взрослый, но хороший, все-таки родной мамин брат. Он всегда был добр к ней, мама рассказывала. И вдруг оказалось, что дядя совсем его не понимает.

Вообще никто его здесь не понимает. Все только покрикивают на него или избегают.

Только Агнешка не упрекнула его. Неужели она все поняла? Догадалась? Но как?.. Чутьем? Фантазия помогла?.. Она тогда сказала: «Воображение помогает понять другого человека»… Про леденцы она хорошо придумала! И про то, что пусто будет в доме, хорошо сказала.

Михал, сидя за столом, кладет голову на руки. Он думает, вздыхает. И даже не догадывается, что сейчас уснет.

— Михал, Михал! — Кто-то тормошил его за плечо.

Это старик Шафранец стоял над ним в одной пижаме и говорил вполголоса:

— Иди спать, мальчик! Уже поздно. Тебе завтра рано в школу. Иди, золотце, иди…

Полусонный Михал собрал учебники и тетради. Он нарочито шумно прошел по коридору и комнате Шафранцев. Пусть все просыпаются!.. Ему-то что?..

Дядя спал одетый…

Михал увидел Витека только в школе, перед самым звонком. Тот, запыхавшийся и испуганный, влетел в класс, чуть было не опоздав на урок; такое с Витеком ни разу не случалось.

Первой была математика. Пан Гжибовский объявил, что будет решающая контрольная в четверти. Михал обрадовался: не обойдется без того, чтобы Витек не попросил у него помощи или, по крайней мере, не заглянул к Михалу в тетрадку.

Михал решил контрольную моментально. Для него все было легче легкого. Но для Витека! Краем глаза Михал наблюдал за товарищем.

Раздался вздох, потом другой. Мается, жертва несчастная! Нет чтобы списать у Михала, где все в лучшем виде. Михал нарочно старался писать разборчиво, а этот — ни-ни.

«Ну и майся!» — думает Михал и бесцеремонно заглядывает к Витеку в тетрадь. То, что он увидел, было удивительно. Площадь призмы Витек вычислил правильно. Сложная задачка, в которой надо было узнать, на сколько процентов возросла продукция ткацкой фабрики, тоже продвигалась потихоньку. Медленно, со скрипом (опять вздох!), но правильно… Сразу видно, что Витек стал лучше соображать. Ну и ну!..

— Ты что, Ковальский? — раздался вдруг над его ухом голос учителя. — Сдуваешь у Петровского?

— Нет, что вы, пан учитель, — вскочил с места Михал. — Я свое закончил. Только так, стрельнул глазом.

— Почему же ты ее не сдаешь? — Пан Гжибовский взял в руки тетрадь Михала, просмотрел, закрыл и положил к себе на стол. — Можешь идти. И запомни, — добавил он с иронией, — глаза даны человеку не для стрельбы.

Михал никак не мог дождаться, когда Витек выйдет. Тот вышел одним из последних, перед самым звонком.

— Ну ты и кряхтел! — бросился к нему Михал. — Какой у тебя ответ?

— Двенадцать целых и семь десятых.

— Молодчина! — обрадовался Михал. — И у меня такой!

— Витек, ну и классная у тебя коллекция! — подскочил к ним Куба. — Збышеку нос утерли! Верно говорю. А у Михала силища! Такую дверь тяжелую припер! Смеху было! Жаль, ты не видал…

— Кому смех, а кому слезы! — смешался подошедший Вечорек. — Збышек чуть на стенку не полез. Аж зубами заскрежетал. Но двадцатку честно выложил. Что ж ты не взял? Спор был выигран по совести.

— Не захотел, и точка! — отрезал Михал и оттащил помрачневшего Витека в сторону. — Ты что морщишься?

— Ох, Михал, не приставай! Знаешь, как мне влетело! Ох и влетело!

— Здорово болит? У тебя, Витек, ни на грош сообразительности! Если видишь, что сейчас тебе достанется и не можешь вывернуться, бери ноги в руки и давай стрекача. А ты, как баран, стоишь и ждешь, когда тебя побьют.

— Лучше вести себя, как я… чем… чем… такие дурацкие затеи.

— Ах, вот как? — медленно и спокойно произнес Михал. — Я для тебя стараюсь, защищаю твою честь! Доски на голове таскаю, попробовал бы ты! А ты мне говоришь — дурацкие затеи?