— По мне, хоть бы на коленях просили, я бы нипочем не согласился! И ты лучше не связывайся с ними, понял? Я всегда чуял, что этот Збышек подонок. О Вечореке я уж и не говорю… Он вообще свинья! И ты с такими связываешься!..

— Во, распыхтелся! Как самовар! Кто тебе сказал, что я с ними связываюсь? В том-то и дело, что я не хочу связываться, вот они и уговаривают. Не знают, что завтра меня здесь уже не будет, и сговорились в субботу собраться. — Михал расхохотался. — А я буду в субботу уже далеко, у себя дома. Все углы обойду, во все щели загляну. Работы там будь здоров!

— Ты сказал, чтобы они отцепились? — налегал Витек.

— Зачем? Пусть еще малость побегают за мной.

— Теперь ясно, как к тебе липнут, — подколол Витек. — Мой тебе совет: держись от них подальше!

— Куда ж еще дальше? Завтра я буду от них за целых сто двадцать километров. Ха, Витек! — Михал от радости подбросил вверх портфель. — Мать у меня такую домашнюю колбасу делает, что сама английская королева пальчики оближет! Понял? Привезу — попробуешь, ладно? Попробуешь?

— Угостишь — попробую, а чего ж? — произнес Витек тактично, но без особого энтузиазма.

«Твердый орешек, — думает Михал и улыбается. — Ладно, я тебя разгрызу».

Войдя в квартиру, они наткнулись на Агнешку с тазом и тряпкой в руках. При виде их она смутилась и поспешно скрылась за дверью своей комнаты. Она была в каком-то стареньком платьице, без фартука, подпоясана полотенцем и в цветастом платочке на голове.

«И как ей не надоедает без конца наводить чистоту», — подумал Михал и даже собирался крикнуть ей вслед что-нибудь ехидное, но ему помешала мать Витека.

— Где вас носит? — крикнула она, выглянув в коридор. — Обед остыл, мне уходить пора, а тебя не дождешься! Совести у тебя нет — не думаешь ни обо мне, ни о брате!

Михал прикрыл за собой дверь в комнату: хорошо все-таки быть свободным человеком!

Комната была залита солнцем, пожалуй, даже ярче, чем всегда, — весна что ни день, все больше вступала в свои права. На карнизе за окном сидел сизарь и, склонив головку набок, то одним, то другим глазом заглядывал в комнату. Михал, возвращаясь из школы, никогда не забывал покрошить на подоконник кусочек черствого хлеба. И сейчас, как только он широко раскрыл половинку окна, голубь сначала перелетел на балкон к Шафранцам, но тут же, на этот раз вместе с голубкой, перепорхнул к Михалу, стал клевать с его руки крошки и даже дал себя погладить.

— Кто помыл окно? Ты? — спросил дядя, вернувшись с работы.

— Нет, — удивился Михал, только теперь заметив, что помытые стекла так и сверкают. Вот, оказывается, почему в комнате казалось светлей, чем всегда! — Нет, не я, — повторил он. — Наверно, Агнешка, — предположил Михал, вспомнив ее растерянное лицо и таз в руках.

— Совсем другое дело. Надо паутину еще обмести. — Черник обвел глазами стены. — Да и пол не вредно бы привести в порядок. Но мне уже не успеть, — вздохнул он. — Сегодня еще в городе работы до самого вечера, а завтра уезжать. Заводской автобус стоит наготове. Хорош — что твой экспресс! Вот так, брат: первый раз еду в такую даль. Занятно все-таки на мир поглядеть…

После обеда Михал попросил:

— Дядя, дайте денег на мастику и бензин, я пол приведу в порядок.

— Дело! И мне и тебе приятней будет вернуться сюда после праздников — чистота! Если бы не окно, мне, глядишь, и в голову бы не пришло. Где женщины, там всегда и порядок, — рассмеялся он.

— А у Петровских почти все сделали Витек с отцом: и мыли, и чистили, и натирали, — вступился за мужскую честь Михал.

— Так-то оно так, но кабы хозяйка не взяла их в оборот, навряд бы они взялись. Я Петровского давно знаю: газетку почитать — это он пожалуйста, а уборкой заниматься — не тут-то было! Но после женитьбы он переменился…

Михал, если нужно, все умел сделать. Мать его приучила. И сейчас ему было немного стыдно перед Агнешкой, а потому он с жаром принялся за работу. Пол был затоптан, однако никакая грязь не могла выстоять перед бензином и сильными руками.

За этим занятием и застала его Агнешка.

— Натираешь? Давай помогу, — предложила она.

— Еще чего! Ты зачем окно помыла? — притворился он рассерженным. — Теперь вот из-за тебя приходится пол драить.

— Для того и помыла, — рассмеялась она. — Но не только для того. Михал, у меня к тебе просьба.

— Ну?

— Помоги мне принести земли. Сама я не смогу. Я раскопала в чулане горшки и хочу поставить их на балконе. А мать Витека обещала дать мне герань. Тете понравится.

— Тетя твоя вернется, и раз-два — балкон гвоздем заколотит. Или переселится в новый дом. Слыхала, сегодня опять комиссия приходила. Смотрели, с какой стороны начинать ломать. Так что земля твоя не понадобится.

— Ты не хочешь мне помочь? — Лицо у Агнешки вытянулось.

— Помогу, я же не сказал, что не помогу. Через полчаса буду готов: натру пол мастикой — пусть просыхает, — и можно бежать за землей. А ты найди корзину или возьми у Витека.

Когда они набирали землю, Михала так и подмывало показать Агнешке пещеру. Но он удержался: Витек и без того еще дуется на него, а тут и подавно может разозлиться.

— Михал… — в голосе у Агнешки нерешительность, — я хочу тебе что-то сказать…

— Ну?

— Мыши отыскались… за диваном… наверно, они туда спрятались, застряли и задохлись. Стали как два кусочка картона…

— Вот это номер! Ну, теперь опять начнется!..

— Нет, нет! Давай никому не скажем… Это я только тебе, по секрету…

— Как хочешь, — пожал плечами Михал. — Мне все равно.

Возвращаясь, они еще издали увидели на расчищенной во время воскресника площадке несколько грузовиков и целую толпу визжащей детворы.

— Что там такое? — заинтересовался Михал. — Пойдем посмотрим!..

На площадке царил неописуемый гам: малышам привезли сюда для игр громадный старый катер (на котором вполне можно было совершать необычайные кругосветные путешествия), а для тех, кому этот вид сообщения пришелся бы не по вкусу, в другом конце водрузили огромный автомобиль. Как и катер, он давно уже был списан в тираж, но ведь на этот случай не зря же дана людям крылатая фантазия.

Сидевший за рулем мальчуган крутил его с таким упоением, что любому самому что ни на есть недогадливому человеку сразу становилось ясно, по какой трудной и опасной дороге мчит этот автомобиль.

Но больше всего шума и толчеи было возле небольшой механической карусели с четырьмя креслицами. Командовал здесь какой-то мужчина. Не менее довольный, чем юные любители покататься, он регулировал очередь, показывал, как надо держаться за блестящий поручень, чтобы не свалиться. Если бы не его направляющая и руководящая роль, поле для игр, без сомнения, очень скоро преобразилось бы в поле битвы.

И Агнешка, и Михал с любопытством разглядывали всю эту «технику». Предназначалась она, конечно, малышам, но… поди ж ты, возбуждала интерес и у них.

— На этом катере можно бы и в пиратов поиграть, а? — выпалил Михал и сразу вдруг застеснялся. — Э… э… э… это я просто так… для смеха, понимаешь?

— Ну конечно, — кивнула головой Агнешка. — Но знаешь, что? Давай вечером, как стемнеет и все разойдутся, возьмем Витека и сбегаем сюда. Мы же рядом живем. Прокатимся на этой вертушке! Давай?

— Ты втиснешься, Витек тоже, да и я, если живот втяну, как-нибудь влезу. Договорились, сбегаем!

Принесенной земли хватило только на половину найденных горшков, и Михал обещает Агнешке помочь завтра притащить еще столько же земли, а сам берется натирать пол.

Через час он зовет Агнешку полюбоваться на плоды своих трудов. И правда, показать есть что: пол блестит, как стеклышко, да притом не только посередине — пришлось передвигать (хоть и немногочисленную, но все-таки!) всю мебель. Запах мастики привлек сюда и Петровских, и медсестру, и даже пани Леонтину.