Я присел за стол Херта, тихо вздохнул. И здесь дыры, повредившие карты. Одна из них на месте Форта. Вполне символично для меня сейчас.

Перестав придаваться унынию, я снова поднялся на ют, чтобы перенести в свою каюту Алена. На самом деле, юноше нужна была помощь куда больше, чем Мастеру. Я должен был снова осмотреть и перевязать его рану, иначе он умрет, так и не приходя в сознание. Бедняга потерял много крови и перенес жуткую боль. Все это не пройдет даром, даже если он очнется в ближайшие дни, то поднимется нескоро.

Здесь меня ждал сюрприз: освобожденный конец грот-марселя своенравно бился на ветру. Желая помочь девочке, я остановил движение воздуха вокруг корабля, заставив парус обвиснуть и, взяв Алена, побрел в свою каюту. Этот путь показался мне нескончаемо длинным, а задача оказалась еще сложнее, так как пришлось подниматься по узкой лестнице. Я ударил Алена лбом о перила, но, думаю, ему было все равно. Наконец, добравшись до каюты, я оставил его на полу и критически оглядел стол. Косые лучи солнца заливали его светом, но стол был слишком мал.

Пришлось убрать избитые дырами одеяла и матрац, оставив лишь доски койки, прежде чем положить на нее юношу. Его штаны были пропитаны кровью и я, сняв сапоги, стянул их. Осматривая рану, обнаружил край шрама на внутренней части бедра, уходящий к паху. Шрам этот походил на раздвоенный луч, и я подумал, что после таких повреждений Ален и вовсе мог остаться евнухом. Впрочем, сейчас старые отметины на теле юноши волновали меня мало.

Я покопался в своих вещах и, найдя нужны сверток, растер между пальцами листья Палуи, уложил их поверх обугленной раны и крепко прибинтовал запасенной для таких неожиданностей, чистой тканью. Палуя не даст ране воспалиться и снимет боль, так что, если Ален очнется, это не будет столь уж мучительно. Сейчас это все, что я могу для него сделать, разве что…

И я вновь переложил его на пол, тщательно вытер разводы крови, оставшиеся на досках, положил матрац и, уложив юношу, накрыл его дырявым одеялом.

Все это заняло не так уж мало времени, думаю, около часа.

Потом я бродил по кораблю, выискивая живых, но было слишком поздно. Я, несомненно, был нерасторопен, но винить себя в этом от чего-то не мог. Впервые, блуждая между мертвецами, я не испытывал никакого чувства вины, уверенный, что сделал все, что в моих силах.

Осознание этого стало для меня очередным откровением. Прошлое, когда что-то можно было сделать, минуло, важные минуты ушли. Теперь жалость — лишь червоточина, которая способна разрушить даже самый сильный ствол. А это недопустимо.

Закончив наверху, я вышел на пушечный дек и, ступив на его доски, осознал, какую ошибку совершил, вновь промедлив. Сбежал в трюм, но здесь все было кончено. Впрочем, судя по тому, что предстало перед моими глазами, все решилось с самого начала, и ничего уже нельзя было сделать.

В наполнившую трюм, смешавшуюся с морской, пресную воду я ступать не стал, в задумчивости вернулся обратно, пытаясь отдышаться.

Итак, питьевая вода, вытекшая из пробитых бочек, протухла. Запах сообщил мне также, что схожая участь постигла все наши запасы пищи. И все это сделал один единственный водяной змей! Нет, не зря маги хотели заполучить их в услужение. Жаль только, что опоздали…

Я дернулся, испугавшись звука. Оглянулся, ощущая, как частит сердце. Вот что, занятый своими мыслями, я не сразу сообразил, что вдоль правого борта, медленно закрывая один порт за другим, идет живой человек.

Но через мгновение я разочарованно вздохнул. Он прошел мимо, ничего не замечая, и звать его не было смысла, ничего бы это не изменило. Гаррет по-прежнему был безучастен, и сейчас я не мог оставаться в стороне. Прикоснувшись к его разуму, я уверился в своих предположениях: передо мной был уже не человек — лишь сосуд, наполненный звенящими острыми осколками.

«Принести на алтарь смерти жизнь» услужливо напомнила мне память, но я даже не устыдился этих мыслей, лишь усмехнулся.

Здесь мне нечего было делать, и я вышел на шканцы, но тут же понял, что отдохнуть не выйдет и, пройдя по лестнице, ухватился за канаты, помогая Марике укрепить грот. Драконьи кости, за прошедший час девчонка практически в одиночку поставила два паруса! Удивительно, но это так. Теперь она смотрела на меня с грот-рей и победоносно улыбалась, но я не мог упрекнуть ее в том, что она забыла, в каком бедственном положении мы находимся. Я дал ей эти минуты триумфа, прекрасно понимая, что это необходимо ей как вдох. То, что мы будем делать дальше, лишит ее мужества и надолго отучит улыбаться.

Марика с ожиданием глядела на меня, словно с вызовом, и я, поднявшись на шканцы, наполнил оба паруса легким ветром, заставил его мягко изогнуться и вернуть Бегущую на прежний курс. Кажется, юнга так и забыла закрыть рот. Еще мгновение назад вокруг царило полное безветрие, но теперь грот и грот-марсель вздыбились, будто кошачьи спины, а судно, медленно набирая ход, разрезало форштевнем кровавую воду и пошло вперед.

— А штурвал? — спохватившись, крикнула мне Марика. — А курс? Куда мы идем?

Она заторопилась, пытаясь спуститься, и чуть не сорвалась вниз, потому что теперь крепкий ветер плескался вокруг. У меня дыхание перехватило, когда ее босая нога соскользнула и девочка повисла на руках, но Марика не растерялась и тут же нащупала опору. Мне показалось, она даже не успела испугаться или хорошо скрыла это от меня, потому что, оказавшись на палубе, хранила непринужденное выражение лица.

— Ну, кто будет крутить штурвал? — в ее вопросе была жажда, желание прикоснуться к запретному.

— Что ты делаешь здесь на корабле, девочка? Сколько тебе лет? — вопросом на вопрос ответил я, и она попятилась. Я внезапно понял, что своим натиском пугаю ее чуть ли не больше, чем все эти мертвые тела вокруг. Ведь верно, детей Инуара не смутишь мертвецами, если только в полнолуние они не встают с земли после смерти. Пожалуй, сейчас я походил для нее именно на такого мертвеца.

— Марика, — я не стал подходить ближе, не давая молчанию пугать ее еще больше и добавив в голос необходимой мягкости. Впереди у нас еще, должно быть, много слов, и я все узнаю, даже не касаясь ее мыслей, по поведению и привычкам. Быть может, пройдет время, и она все расскажет сама, ведь одиночество способно пересилить даже страх. Но сейчас я пытался успокоить девочку, как успокаивают добрыми словами храпящую от ужаса лошадь.

— Посмотри на меня, — говорил я, — мы живы. Ты жива, потому что я успел защитить тебя. Есть еще Гаррет, я видел его внизу, он тоже жив. И дори Мастер уцелел, хоть и без памяти. И мой слуга Ален, хоть он и серьезно ранен. Когда юноша придет в себя, я уверен, вы подружитесь. Он тебе понравится. Теперь мы должны держать корабль на плаву, чтобы не потерять то, что удалось спасти. Мы, вместе. Ты и я в ответе за тех, кто выжил, но никак не обойдется без нашей помощи. Ну же, не бойся, я уверен, что Бегущая дойдет до Тура!

— А что потом? — тихо, как-то обреченно спросила девочка. Еще минуту назад в ней горело детское желание взяться за штурвал галеона, придавая ему курс, желание, которое грызло ее все время, пока она натирала кастрюли и драила палубу. Теперь все это превратилось в ничто.

— Потом?

— Да, потом! — внезапно взорвалась она фонтаном возмущения. — Когда мы окажемся на Туре без корабля! Как мы вернемся домой? Что нас ждет?! Что ждет меня?

— Девочка! — всплеснул я руками. Как ей все время удается выводить меня из себя, ума не приложу! — О чем ты думаешь? Нам бы пережить этот день, да следующую ночь! А после я найду способ все устроить, но сейчас важно выжить.

— Я слышала, что воды вокруг Тура кишат пиратами. Они не нападают на сильные, хорошо вооруженные суда. Как думаешь, что они сделают, когда увидят Бегущую? — она сорвалась на крик. — А ты знаешь, что пираты делают с женщинами? Да, ты не думаешь об этом, зачем тебе? Ты же мужчина, тебя просто убьют.

— Вот так, — вздохнул я. Между нами была палуба, залитая кровью и заваленная трупами, непонимание и страх. Она оказалась совсем не ребенком, как я подумал сперва. Просто очень хрупкая телом и, без сомнения, юная, но уже не дитя — подросток, или даже старше. Я не мог на глаз определить ее возраста. — Тогда просто прыгай за борт, Марика, потому что если думать так, сил бороться уже не останется. Все то, что ты придумаешь, те смерти и ужасы, выпьют тебя много раньше, чем это может произойти. Просто живи сейчас. Когда придет время, мы будем решать, что делать, и, я могу тебя заверить, в случае с пиратами, скорее всего, мы погибнем оба. Прежде, чем они разберутся, что ты девчонка, они убьют тебя. Так к чему умирать сейчас, если всего этого может и не произойти? Пока нам достаточно того, что уже случилось, не находишь?