— Хорошо, что у нас такой опытный капитан, — польстил я фантому.

— Сплюнь за борт, — посоветовал Мархар. — Я не в восторге от необходимости останавливаться на Лала, но это единственный остров, где я знаю старейшину. Мы уже вели кое-какие дела раньше и, хотя он не очень доволен результатом, причины нападать на нас у них нет. Учти, народ там живет задиристый и гордый. К тем, кто не умеет нырять, они относятся с настороженным пренебрежением.

— Нам придется доказать, что мы ныряем не хуже? — уточнил я.

— А мы можем с ними соперничать? — Мархар насмешливо окинул меня взглядом. Да, я сам довел себя до довольно неприглядного вида, но стараниями Мастера вновь обрел почву под ногами и контроль над собственными мыслями. Я много пил, но теперь воду, и даже нормально поел. Когда корабль пошел между островами, качка прекратилась, Эстолла скользила по чистейшей воде будто по гладкой поверхности стола, и это тоже пошло на пользу.

— Ну, я же выгляжу лучше, — отвечая на взгляд фантома, отмахнулся я.

— Смотря с чем сравнивать, — парировал Мархар. — Обычно ты выглядишь плохо, но тут сложились и твои старания и старания Гевора.

— Скажи лучше что-нибудь хорошее? — попросил я.

— Эти местные с острова Лала, худые как щепки и невысокие, так что на их фоне ты не будешь особенно выделяться, — великодушно сообщил фантом.

— Утешил. Слушай, а эрвины совсем дикари?

— Как тебе сказать? У них есть возможность прикоснуться к прогрессу, но нет желания. На мой взгляд это уже не невежество, но некий практичный консерватизм. Зачем что-то делать, если море накормит? Зачем что-то изобретать, если все и без того налажено и все есть? Более того, подобный образ жизни привлекает людей сторонних с других островов вроде Тура или с архипелага. Блестит, как обманка. Отринь тяжелый труд и стремления, живи в гармонии с водой, добывай моллюсков с глубины, приторговывай перламутром и жемчугом. Так, как моллюски их главная пища, то перламутровыми украшениями на Лале увешаны даже камни и деревья. Этого добра у них с избытком, при чем высочайшего качества. Продают эрвины его вовсе не задарма, надо сказать, им проще ничего не продать, чем сбросить стоимость. И это тоже жизненная позиция: знать себе и своему товару цену. Тем не менее, они по-прежнему вооружены копьями с коралловыми наконечниками…

— Ну, это смертельное оружие из-за хрупкости, — сказал я, — а плохое железо легко ржавеет в соленой воде.

— Именно так, во всем есть свой тонкий расчет. Им не нужны шкуры, не нужно железо или стекло, не нужны строительные материалы. Здесь можно спать на песке, а жить под деревом. Рыбу и моллюсков они едят в основном сырыми, но готовы купить диковинные пряности или краски. Еще пищу, любую, которой нет в их рационе, но что-то довезти сложно, сам понимаешь.

Они блюдут традиции, им запрещено вырубать деревья на острове, потому что так велел старейшина, а ему велел прежний старейшина. И им нет дела, почему так. Они живут по лунному календарю, по которому в какой-то день можно ловить крабов, а в какой-то положено есть водоросли, в другой нужно нырять на глубину за раковинами, а в третий идти и ловить медуз. Этот календарь выверен веками для того, чтобы не истощать запасы пищи вокруг острова, и в этом его великая мудрость. Но задумываются ли они почему так? Вряд ли. Дикари ли они — не знаю, честное слово. Если хочешь, можешь сойти на берег и посмотреть сам.

— Это не будет опасно?

— Думаю, нет, ты же не знаешь их языка, — он усмехнулся.

Мы еще немного поговорили, и я оставил Мархара у руля, а к вечеру над водой и вправду встал большой, по сравнению с другими клочками суши, зеленый остров. Среди рассыпающихся в песок валунов проросли кусты и деревья, кое где на фоне неба торчали кокосовые пальмы, особенно частые у кромки песчаных пляжей. Мархар бросил якорь в глубокой бухте, где подле берега на едва заметной волне покачивались узкие длинные плотики с поплавками, собранные из трубок тростника, прокрашенных красной краской.

На левой оконечности мыса, далеко выступающего в воду, росли темные, приземистые сосны, а прямо над нами на склоне ярусами серебрились листвой оливковые деревья. Все, что я видел, казалось диким и покинутым, людей не было.

— Готовьте шлюпки, сгрузите на берег пустые бочки. Внимательно глядите за борт, четыре человека все время должны находиться на палубе.

Я обратил внимание на замершего у мачты Гевора. Вся его поза выражала напряженное желание вновь ощутить твердую почву под ногами, но его на берег никто не звал, а он не просил. Почувствовав мой взгляд, маг земли отвернулся и ушел вниз, демонстрируя предельное равнодушие.

— Утром, — ответил на мой невысказанный вопрос Мархар. — Сейчас мне нужно договориться о воде и пище, вернусь уже в темноте, глядите в оба и не дай вам Высшие проворонить нападение! Демиан, — он ухватил меня за локоть, — будь благоразумным, я тебе доверяю свой экипаж и свой корабль…

— Мне? — немного растерялся я.

— Тебе, — согласился фантом.

С этими словами он легко спрыгнул в воду головой вперед и, проплыв половину бухты под водой, вынырнул там, где уже мог встать на ноги. Я заметил, как в тени пальм обозначилось движение — за нами наблюдали.

Вскоре матросы перевезли на берег все бочки, и в быстро густеющих сумерках я видел, как невысокие и вправду худые люди уволокли их вглубь острова. Эстолла зажгла фонари, на палубе стояло четверо часовых, сменяющих друг друга, я тоже не покидал палубы, проникнувшись словами Мархара, но все было тихо.

Остров казался темным мертвым силуэтом: ни огонька, ни движения. Вода ровно плескалась под бортом, ветер совсем стих и я, облокотившись на планшир, следил за тем, как медленно расползаются тени…

В следующее мгновение встревоженный голос Кавалара раздался прямо надо мной:

— Эй, что с вами? Он упал! Войе, помоги мне!

— Нормально, — тихо отозвался я, пытаясь подняться. Оба матроса подскочили ко мне, но я отмахнулся от их заботы. Перед глазами плавали мерцающие точки.

Потерял сознание, драконьи кости, когда это закончится?!

— Воды ему принеси, смотри, он бледный весь, — велел Кавалар, присев рядом со мной на корточки. — Не отравились чем, на борту еда плохая, а вы не в порядке…

— Да ничего страшного, — я принял у матроса кружку и сделал глоток. Хотел выпить еще, но кровь часто-часто закапала в воду.

— Ударился, когда падал, — с сочувствием сообщил Войе. — Я как-то не заметил канат и так об него треснулся, что потом все перед глазами два дня трепыхалось, а из носа сочилось все время.

— Ох, — простонал я, пытаясь взять под контроль взбунтовавшееся тело.

«Неужели так будет всегда? — подумал я с ужасом. — Неужели Гевор переломал меня… Нет, Мрак все поправит, как только я вернусь и найду его. Где ты, сумрачная бестия, клянусь твоими костями, ты еще ответишь мне за это отсутствие, за то, что бросил меня одного! За то, что не прилетел и не ответил. И, если ты поддался чьим то уговорам, если я найду тебя отделенного, как нашел дракона Тюдора, я клянусь, что пообломаю тебе все рога!»

Переносица ныла, кровь истончилась и затихла. Похоже, действительно ударился, когда падал, но хватит разлеживаться!

Цепляясь за руки матросов, я поднялся, с трудом облокотился о планшир локтями.

— Все, тут вам не представление, все по местам, — проворчал я и глубоко вздохнул.

Оглядываясь, матросы отошли в сторону и заняли свои посты, но теперь, кажется, гораздо внимательнее следили за мной, нежели за водой вокруг. Слава Высшим, это было единственное происшествие. Фантом вернулся ближе к полуночи и, поблагодарив меня, велел отдыхать. Мне показалось, он озадачен, но расспросы вполне могли подождать до утра, и я торопливо бежал в каюту, потому что после падения чувствовал слабость.

Утро разбудило меня взволнованным гомоном. Зевая, я поднялся на палубу, чтобы стать свидетелем развернувшейся суеты. Подвозили корзины с фруктами и моллюсками, захлестнув канатами, поднимали наверх полные, заткнутые пробками бочки с водой. Мархар был здесь же, командовал разгрузкой и, увидев меня, кисло усмехнулся: