Пропустив уверенно шагающего босыми ногами по палой хвое Мархара вперед, встречающие нас эрвины замкнули процессию. Тропа увела вниз, погрузилась в изгибающееся, подобно телу змеи, ущелье. На камнях этих самых змей было довольно много, свернувшись комками, они грелись на солнце, и я стал внимательнее смотреть под ноги несмотря на то, что фантом шел первым.

В какой-то момент оглянувшись, я понял, что море уже давно скрылось из виду, заслоненное нагромождениями камней, и тем, кто встал с воды, не видно огней внутри острова. Интересный ландшафт промыла вода в похожих на губки пористых породах.

Несмотря на кажущуюся бесплотность камней, то тут, то там склоны поросли покрытыми колючками кустарниками, соснами и приземистой, не менее колючей травой. Люди встречались все чаще, и все больше удивляла меня жизнь, наполнившая Лалу. Здесь везде была выпотрошенная рыба. Она гроздями висела на ветках, словно диковинные дурно пахнущие плоды, ее раскладывали на камнях и прямо на земле, бесцеремонно сгоняя топотом и отбрасывая палками недовольно шипящих змей. Сотни мух, тяжело гудя, вились вокруг лакомства, и мне неожиданно стало дурно от воспоминаний. Этот звук рождал в моем сердце отклик пережитого кошмара, и я с тоской подумал о том, смогу ли теперь когда-нибудь спокойно относиться к этим вполне безобидным насекомым. Боюсь, что нет.

От тяжелого запаха сохнущего рыбьего жира в недвижимом, жарком воздухе меня едва не выворачивало наизнанку, но островитяне его совершенно не замечали. Это был их привычный быт, вот и все.

В разряженной тени деревьев на камнях устроились женщины, перетирающие крупные рыбьи кости в муку. Они смешивали их с также растертыми сухими водорослями, размачивали все это водой, мешали руками до однородной кашицы, добавляли туда ошметки рыбы и выливали эту жижу на гладкие, специально предназначенные для этого камни, давая ей густеть, спекаться на жаре и подсыхать. Сомнительное угощение.

— Зачем они заготавливают рыбу, когда могут есть свежую? — разглядывая все расширяющееся ущелье, спросил я.

— Ты иногда задаешь совершенно глупые вопросы, Демиан, — проворчал фантом. — Неужели ты думаешь, что Эстолла — единственный корабль, заходящий в здешнюю бухту? Припасы — это то, что всегда нужно карабельщикам. Даже больше, порою, чем товары по выгодной цене. Частенько море обходится с нами слишком сурово, да, — он видимо вспомнил что-то из прошлого и замолчал.

Я с любопытством закинул голову, разглядывая город эрвинов. В мягких известняковых и песчаных породах стен ущелья были выбиты террасы и череда пещер, зияющих на высоте темными проемами, а глубины острова, наконец, разошлись, подобно улицам, сетью проходов и галерей. Эти не имеющие никаких особых инструментов люди умудрились построить целый город с равными и ровными деталями, будь то ширина поднимающихся вверх дорожек со ступенями или провалов, уводящих вглубь. Мой глаз не находил изъянов.

Наша тропа вилась теперь по низу, а над нами, поглядывая свысока, высились стражи с копьями, устремленными вверх.

— Если они упрут острие копья тебе в грудь, это не значит, что тебя хотят убить. К тебе обращаются, — сказал Марахар. — Видишь те камни?

Я видел. Вокруг тропы лежало множество камней, но эти явно были ритуальные, отглаженные прикосновениями, покрытые угольными узорами, они складывались в высокие, выше человеческого роста пирамиды. Их основания были забрызганы белыми кляксами, будто отметинами помета крупных птиц. У каждой такой пирамиды тоже стояли стражи, и я смог разглядеть внимательнее их оружие. Древки мастерились из тростниковых трубок, сверху в расщеп вставлялся отточенный наконечник из белого коралла, а замотано все это было каким-то блеклыми, разлохматившимися волокнами. Наконечники имели причудливую, многогранную форму. На поясах эрвинов висели ножи с грубыми, зазубренными лезвиями из челюстей каких-то хищных рыб, предназначенные не резать, но рвать плоть.

И то и другое оружие казалось крайне опасным. Несмотря на то, что копье предназначено на один удар, если он достигнет цели, жертва будет мертва, даже надеясь на жизнь. От обломков кораллов сложно освободить глубокие, страшные раны.

— Надгробия их вождей, — когда мы миновали каменный курган, сообщил Мархар.

Внешний вид воинов Лалы не оставлял сомнений в том, что со своим оружием, с коим нужно обращаться особым образом, справляться они умеют. Взгляды, которые я ловил на себе, чаще были хмурыми и неприветливыми. Дочь старейшины не оглядывалась и не ждала, уверенно вела нас вперед, зная, что мы не посмеем ступить в сторону с тропы.

— Шива?..

— Демиан, — фантом резко дернул головой, — теперь меня зовут Марахар!

— Это не твое имя, — возразил я, ошарашенный очередной яростной вспышкой.

— Тогда не называй меня никак, — фантом наградил меня чужим, злым взглядом. Еще одна неразрешенная загадка, я все откладываю их, будто потом у меня будет больше времени. Фантом был прав, когда сказал, что я уже привык жить так, будто впереди у меня вечность, и я непременно успею во всем разобраться.

И снова вопросы были забыты, потому что нам пришлось разминуться на тропе со старухой, которая, тем не менее, вряд ли прожила свой сороковой год. То ли время обошлось с ней немилосердно, то ли аборигены в силу дикарства имели столь короткий жизненный срок, но со стороны она показалась мне совсем дряхлой. Пришлось посторониться, чтобы обойти ее, сидящую прямо на краю тропы. Ее иссушенные руки с длинными, набухшими суставами мерно перетирали водоросль камнем, извлекали тонкие белые нити и откладывали их в сторону. Она поворачивала голову и подслеповато щурилась, но вряд ли что-то видела своими затянутыми поволокой глазами.

— Вверх, не зевай, — фантом подтолкнул меня, заставляя идти по ступеням. Дочь старейшины уже смотрела на нас, ожидая на первом ярусе галерей. Когда я добрался до нее, женщина развернулась и нырнула в глубокую темноту грота. Пол здесь был идеально гладким, покрытым такими же, как на камнях, угольными рисунками, но когда я шваркнул босой ногой, обнаружил, что эти рисунки не так-то просто стереть.

Преградившая проход дочь старейшины поставила к нашим ногам таз, сделанный из панциря черепахи, часть воды расплескалась на камни. Похоже, эрвинка считала недостойным прислуживать чужакам, но подходить к старейшине не обмыв ноги также было нельзя. Щурясь от контраста света и тьмы, я смыл с ног налипшие иглы и песок.

Здесь все казалось предельно простым: в стенах были вырублены полки для утвари, и более глубокие и длинные для сна. На полу лежали плетеные из водорослей циновки.

Слабо мерцал зеленоватыми узором потолок на головой. Я не сразу понял, что вижу, а когда разглядел, глубоко задумался.

Фантом тоже поднял голову и сообщил:

— Они очень наблюдательны и очарованы небом, так что подобные карты ты можешь увидеть здесь во всех помещениях. Эрвины наносят их каким-то светящимся веществом, добываемым из внутренностей глубоководных рыб.

— А связи?

— Так разделяются созвездия, — немного едко подсказал фантом.

— Это не те созвездия, Шива, — как зачарованный, сказал я. — Не южного полушария — северного. У меня было достаточно ночей на то, чтобы разглядеть небо, когда я вел галеон к цели. И достаточно дней, чтобы изучить карты севера. Откуда они могут знать об этом?

— Не знаю, возможно, одна из мореходных книг попала к ним. Ты прав, это Ожерелье Столов и Кольцо Змеи. Ох, не даром я говорил тебя быть настороже, эрвины опасны. Нет, не хотел бы я, чтобы мои собственные карты попали к ним…

Я огляделся. Из-за небогатой растительности вряд ли много где можно было найти мебель, но там, где жил старейшина, стояло большое, сделанное из бамбука и рыбьих костей кресло, покрытое какими-то дурно пахнущими шкурами. Стол заменял большой плоский камень. На кресле сидел не старик — мужчина, которого сильно старили шрамы, рассекающие лицо и руки. Тем не менее, стоя перед старейшиной, вокруг которого на корточках сидело с десяток женщин разного возраста, начиная от совсем уж юного, я размышлял о том, что эти дикари в некоторой степени выглядят даже лучше, чем живущие в предгорьях пастухи, чьи ногти поражены грибком, а тела вшами. Если подумать, за это стоит благодарить засушливый климат и морскую воду, смывающую инфекции.