— Ага, — глубокомысленно заметил Борис и отошёл.
Я залез в гравилёт снял трубку спутникового телефона. На этот раз он работал.
В Москве была уже суббота. Зная привычки Леонида Ильича, я позвонил сразу на дачу по телефону, известному очень немногим людям.
Длинные гудки. Один…второй…третий… четвёртый…
Только бы сработал. На Кайсосе, помнится, этого не случилось. Впрочем, там вообще никакая связь не работала…
— Слушаю, — послышался в трубке сердитый хрипловатый, уже ставший родным, голос.
— Доброй ночи, Леонид Ильич. Простите, что разбудил.
— Серёжа, ты, что ли? — голос генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза потеплел.
— Он самый. Ещё раз прошу прощения за поздний звонок.
— Ну, ты же, небось, не просто так звонишь? Погоди, я в кабинет перейду.
Я прямо-таки видел, как Леонид Ильич встаёт с кровати, суёт ноги в тапочки и, подхватив телефон, шлёпает в кабинет. Можно переключить вызов на аппарат в кабинете, но он не умеет этого делать, ему проще так.
Чиркнула спичка. Ага, закурил свою любимую «Новость». Нет, не бросит он курить. Ну и ладно, неволить не стану.
— Слушаю тебя, — голос бодрый, проснувшийся.
— Звоню из Пуэрто-Рико, Леонид Ильич, из обсерватории в Аресибо. У меня сразу две новости и обе сногсшибательные. Или даже сногосшибающие. Так что вы лучше сядьте.
— Да сижу я, сижу. Нашёл дурака. Сногосшибающие в хорошем смысле или плохом?
— Это как посмотреть. Но лично я думаю, всё-таки, в хорошем.
— Давай, выкладывай.
И я выложил. Сначала про дельфинов, а потом, на закуску, про гарадский звездолёт «Горное эхо», сидящий на Каллисто.
— Это мой звездолёт, Леонид Ильич. В том смысле, что я им должен был управлять. Инженер-пилот Кемрар Гели.
— И он же советский мальчик Серёжа Ермолов, — сказал Брежнев.
— Так получилось. Я не виноват.
— Тебя никто ни в чём и не винит. Пока.
— Что значит — пока?
— А то и значит. Говоришь, на гарадском ответил?
— На гарадском.
— Как товарищам это объяснил и американцам, сотрудникам обсерватории?
— Объяснил, как есть.
— И что, поверили?
— У них есть выбор? — ответил я вопросом на вопрос.
— Нет. Но жди, что тебя объявят гарадским шпионом. Не мы. Но такие обязательно найдутся. Особенно среди твоих друзей-американцев.
— Леонид Ильич, я советский человек.
— Знаю. Ладно, когда начнётся, тогда и думать будем, а пока…Значит, так. Назначаю тебя полпредом Советского Союза в общении с гарадцами. Кому как не тебе. Постарайся, чтобы они прилетели на нашу территорию. Это важно. И вот ещё что… Пусть Фидель подождёт с подарком. Надо, чтобы гравилёт у вас под рукой был, пока вы там, в обсерватории этой… ладно, сам ему позвоню. Эх, мало охраны. Говорил я!
— Всё нормально будет, Леонид Ильич, — заверил я. — Подключу свои сверхспособности, если что.
— Подключай. Возможны провокации, и вы должны иметь возможность в любой момент покинуть Пуэрто-Рико.
— Думаю, обойдётся, Леонид Ильич. У нас с американцами сейчас хорошие отношения. Даже отличные, я бы сказал. А как только им станет окончательно ясно, что единственный настоящий посредник в общении с гарадцами это я, будут ещё лучше.
— Это тебе так кажется, плохо ты их знаешь. В лицо улыбаются, а за спиной нож острый держат. Который, воткнут тебе в спину, не задумываясь при малейшей возможности.
— Хорошо я их знаю, Леонид Ильич. Жил с ними и работал. Кусок хлеба и глоток пива делил. Нормальные они ребята, просто выгоду свою упускать не хотят.
— Ладно, бог с ними с американцами. Какие планы насчёт гарадцев? Всё-таки Юпитер и этот… как его… Каллисто — это охренеть, как далеко.
— Думаю, надо, чтобы они перебрались на Луну. И думаю, что так и будет. Тратить полтора часа, чтобы отправить и принять сообщение — это слишком. Они и сами это понимают. А уж с Луны… Шесть секунд туда-назад плюс время на обдумывание. На «Горном эхе» имеется малый планетолёт, способный садится на планеты с атмосферами. Эдакий космокатер. Во всяком случае, планировался при мне такой. Вот его можно использовать для миссии на Землю.
— А почему звездолёт не может сесть? На Байконуре места хватит.
— Звездолёт не предназначен для посадок на планеты с земной силой тяжести и выше. Даже с наличием гравигенераторов. Только в самом крайнем случае. Да и то… Долго рассказывать, Леонид Ильич. И потом, это вопрос безопасности.
— Для нас?
— Для нас тоже, но в основном для гарадцев. Представляете, если с «Горным эхом» на Земле что-нибудь случится?
Брежнев помолчал.
Я молчал вместе с ним.
— Да, — наконец сказал генеральный секретарь. — Ты прав. Пусть остаются на Луне. Но этот… космокатер — только к нам, на Байконур! А ещё лучше — сразу в Подмосковье. Сядет космокатер в Подмосковье?
— Запросто. На том же аэродроме Чкаловский сядет.
— Отлично! Вот туда их и направляй. В конце концов, их единственный соотечественник — советский человек и живёт в Москве.
— Веский аргумент, — усмехнулся я. — Хотя, если я и дельфины правы, то мы все соотечественники, и гарадцы сейчас просто вернулись на прародину.
— Голова кругом, — признался Леонид Ильич. — Дельфины ещё… Ты уверен вообще, что тебе это не приснилось?
— Леонид Ильич!
— Ладно, верю. У нас-то промысел дельфинов запрещён с шестьдесят шестого года, если мне память не изменяет, но есть и другие страны. С ними будем работать.
— Спасибо, Леонид Ильич.
— Пока не за что. Так говоришь, ты с дельфинами телепатически общаешься?
— Что-то в этом роде.
— А я так могу?
— Вряд ли. Этому учиться надо с детства, а вы уже не ребёнок. Гарадцы могут, почти все. Земляне — нет.
— Значит, детей можно научить?
— Можно. И не только этому. Вы не поверите, на что способен человек, если его правильно учить.
— Отчего же не поверю — поверю. Достаточно на тебя поглядеть. Но погоди. Тогда получается, главное — не технологии, которые нам могут дать гарадцы, а совершенно другое?
— В верном направлении мыслите, Леонид Ильич. Средняя продолжительность жизни на Гараде — сто восемьдесят лет. Гарадцы почти не болеют. А если болеют, то в абсолютном большинстве случаев умеют вылечить себя сами, используя резервы собственного организма. Память. Физическая сила. Скорость реакции. Зрение, слух, обоняние. Всё это развито гораздо лучше, чем у людей. Плюс куча других качеств. При этом гарадцы, они же силгурды, воспитаны если и не в духе марксизма-ленинизма, то близко к этому, о чём я уже говорил.
— Да, помню. И это очень хорошо. Хотя я предвижу серьёзные трудности, связанные с идеологическими разногласиями.
— Суслова же нет.
— У нас и без Суслова хватает… идеологов. Что такое идеология, ты понимаешь?
— Ну…
— Это власть, — не стал дожидаться ответа Леонид Ильич. — А власть — это то, с чем люди расстаются неохотнее всего.
— Неохотнее всего люди расстаются с жизнью, — не удержался я.
— Всё-таки пацан ты ещё, — вздохнул Брежнев на другом конце провода. — Хоть и взрослый, а пацан. Впрочем, это хорошо. Молодые легче переносят удары. В общем, так. Задачу понял?
— Так точно. Вести переговоры с гарадцами, постараться убедить их перебраться на Луну и направить делегацию в Подмосковье, на аэродром Чкаловский. Остерегаться возможных провокаций и держать хвост пистолетом.
— Молодец. Сегодня же вышлю тебе подмогу.
— Петрова и Боширова, — попросил я. — Петров как раз должен уже выздороветь.
— Этих клоунов? — хмыкнул Брежнев. — Впрочем, дело они знают, надо признать. Ладно, будут тебе Петров с Бошировым. Да, писателям этим, фантастам, как их…
— Братья Стругацкие, — подсказал я. — Аркадий Натанович и Борис Натанович.
— Вот-вот. Скажи, что я рассчитываю на их воображение, хороший русский язык и умение формулировать правильные мысли. Партия не забудет. Я лично не забуду. Ты понял?
— Понял, Леонид Ильич. Воспитании нового человека коммунистического будущего — их конёк. Думаю, они не подведут.