— И у вас КГБ, — театрально вздохнул Киссинджер. — Да что ж такое!

— Можно назвать это смесью ЦРУ и ФБР, если есть желание, — сказал я.

Возникла мысль рассказать о методах работы агентов КБГ, вооружённых не только мощнейшей вычислительной техникой с искусственным интеллектом, но и умением безошибочно распознавать лжёт тебе собеседник, говорит правду или часть её, а также другими способностями, некоторые из которых были доступны только супергероям их американских комиксов. Однако не стал этого делать. Достаточно того, что ему известно обо мне.

— А армия? — пользуясь случаем, Киссинджер явно пытался ухватить быка за рога. — Армия у вас есть?

— Обязательно, — сказал я. — Вплоть до военно-космических сил быстрого реагирования. Только не спрашивай о составе и вооружении, не отвечу.

— Это правильно,- согласился Киссинджер. — Военную тайну следует хранить свято. Но вернёмся к диверсантам.

— Вернёмся, — кивнул я.

— Ты утверждаешь, что на Гараде, на стадии отбора экипажа и членов экспедиции, диверсант или группа диверсантов не могли проникнуть на корабль?

— Утверждаю.

— Хорошо. А потом?

Я непонимающе потряс головой:

— Потом — это когда? В нуль-пространстве? Это невозможно, каким образом?

— Не знаю, — пожал плечами Киссинджер. — Я только знаю, что вы и сами не знаете всего об этом вашем нуль-пространстве. Вдруг там водятся какие-то неведомые твари, которые могут проникнуть в летящий звездолёт и захватить сознание экипажа и всех остальных?

— Проникнуть в корабль и захватить сознание людей, пока они находятся в анабиозных камерах? — переспросил я. — Генри, да ты фантаст, не хуже братьев Стругацких!

— Не знаю, какие фантасты эти братья, надеюсь не хуже нашего Хайнлайна или Шекли. Но спасибо за комплимент. Однако при чём здесь фантастика, если подразумевать под этим словом художественный вымысел? Не станешь же ты утверждать, что ты сам — художественный вымысел?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что передо мной сидит человек, в тело которого вселилось сознание другого разумного существа, и это — самая настоящая реальность, а вовсе никакая не фантастика, — Генри поднёс к губам стакан и подмигнул мне.

— Один — ноль, — сказал я. — Ты прав. Мы практически ничего не знаем о нуль-пространстве.

— И ещё, — добавил Киссинджер. — Ты упомянул анабиозные камеры. Раньше я об этом не слышал. Расскажи подробнее.

Я рассказал, что анабиозные камеры используются как раз для того, чтобы нейтрализовать негативное влияние нуль-пространства на психику силгурда-человека.

— Картина становится яснее, — сказал удовлетворённо мой умный собеседник. — Верю, что вы провели все необходимые испытания. Но могу так же предположить, что их было недостаточно, и анабиоз оказался не идеальной защитой. На короткой дистанции он работал. Но как только пришлось лететь дальше… — он развёл руками.

— Не верю, что они сошли с ума, — сказал я. — Не верю — и всё. Что-то другое произошло. Но вот что… Одно знаю точно. Я приложу все свои знания, умения, силы и влияние, чтобы это узнать и, надеюсь, ты мне в этом поможешь, — выпьем за это, Генри.

— Выпьем, — сказал Киссинджер.

Мы чокнулись и выпили.

Заседание Совета Безопасности ООН было назначено на двадцать первое августа, вторник.

Накануне мы прилетели в Нью-Йорк всей командой. За исключением Нодия и Сергеева, которые остались в Гаване — обучать кубинцев обращению с гравилётом.

Привезли нас в отель Americana of New York [1], что на Седьмой авеню, в самом, можно сказать, центре, и тут выяснилось, что наши номера разбросаны по разным этажам этой гигантской махины высотой в сто пятьдесят три метра (так было написано в проспекте, который я полистал в вестибюле).

— Стоп, — сказал Петров встречавшему и сопровождающему нас молодому человеку по имени Геннадий, сотруднику постоянного представительства Советского Союза в ООН. — Как это — разные этажи? Да вы рехнулись. Один этаж и все номера рядом — только так. Мистер, — обратился он по-английски к менеджеру отеля, бесстрастно ожидающему за стойкой. — Найдётся у вас несколько свободных номеров рядом и на одном этаже?

— Сейчас посмотрю, сэр, — белозубо улыбнулся менеджер.

— Одну минуту! — остановил его Геннадий и уже по-русски обратился к Петрову. — Что вы себе позволяете? Берите, что дают. У представительства СССР нет лишних денег оплачивать ваши капризы!

Мне этот Геннадий сразу не понравился. Встречался я с такими в Москве и не раз. Сынок какой-нибудь шишки, «золотая молодёжь», по блату поступивший в МГИМО и по блату же получивший эту должность. От него так и несло спесью, едва прикрытой официальной холодной вежливостью.

— Капризы? — в голосе товарища майора прорезалась уже хорошо мне знакомая сталь. — Телефон нашего представительства помнишь наизусть, Гена?

— Это вам ничего не даст, — процедил молодой человек Геннадий сквозь зубы. — Номера утверждены и забронированы. Всё, разговор окончен.

Мы с братьями Стругацкими и Владимиром Алексеевичем Кратом с интересом наблюдали за развитием ситуации. Охранники Боря и Антон с профессиональным видом поглядывали по сторонам. Капитан Боширов, стоял рядом с Петровым, готовый поддержать друга и коллегу в любой момент. Я пока не вмешивался — сомнений в том, что ребята справятся у меня не было ни малейших.

— Мистер, — обратился Петров к менеджеру, — будьте добры, телефонный справочник Нью-Йорка.

— Прошу, — менеджер, выложил на стойку толстенный справочник. — Да, есть шесть свободных номеров подряд на двадцать втором этаже. Один из них — люкс.

— Вот и хорошо, — сказал Петров, раскрывая справочник и придвигая к себе телефон. — Думаю, это нам подойдёт. Придержите, через десять минут мы их возьмём.

— Домой хочу, — капризно сказал Борис Натанович, нарочито зевая и прикрывая рот ладонью. — Что-то меня утомили все эти приключения.

— А меня нет, — сказал старший брат. — Наоборот, интересно. Когда б мы ещё побывали в Нью-Йорке?

— Мне не нравится, как нас тут встречают, — тем же капризным тоном продолжил Борис Натанович. — Никакого уважения к великим советским инопланетянам, писателям и учёным.

Охранник Боря прыснул.

Боширов едва заметно улыбнулся.

Геннадий беспокойно стрельнул глазами по сторонам.

— Алло! — сказал в трубку Петров по-русски. — Это представительство СССР в ООН? Говорит майор Комитета государственной безопасности СССР Петров Александр Николаевич. С кем я говорю? Секретарь Елена Дробышева. Хорошо, Елена. Яков Александрович [2] на месте? Соедините, будьте добры… Яков Александрович? Здравствуйте, майор Петров беспокоит, Комитет госбезопасности. Мы тут с капитаном Бошировым сопровождаем нашу делегацию во главе с Сергеем Петровичем Ермоловым. Он завтра должен выступать в Совете Безопасности ООН. Слышали о таком? О Ермолове, разумеется, с Советом Безопасности вы, думаю, знакомы… Вот и хорошо. Тут явная ошибка произошла. Мы сейчас в отеле Американа Нью-Йорка, и нас собираются поселить на разных этажах. Это совершенно недопустимо. Ермолов — личный представитель товарища Брежнева, советского правительства и всего советского народа и находится под нашей охраной. Не приведи бог что-то случится… В общем, тут нашлись номера рядом на одном этаже, я сейчас дам этого вашего Геннадия, подтвердите ему, пожалуйста, оплату новых забронированных номеров. Сколько бы это ни стоило. Ну а что с ним делать, чтобы впредь подобных косяков не допускал, это уж сами решайте… Да, именно так, любая сумма, — он протянул трубку Геннадию, лицо которого выражало всё что угодно, кроме благодушия. — Тебя.

Геннадий взял трубку.

— Да, Яков Александрович, — услышал я. — Но… Но вы же сами… Хорошо, я понял, всё сделаю. Да, не волнуйтесь, всё будет в лучшем виде… Что? Хорошо. Обязательно. Больше не повторится, Яков Александрович.