— Вонючка, ему нужно привыкать к подобным вещам, и как можно скорее. Ты вот пытался впихивать в Майка свое богословие — он мне об этом рассказывал. Ну а почему же тогда отказывать в такой возможности Дигби, есть ли к тому хоть одна мало-мальски разумная причина? Ты только отвечай как ученый, а не как мусульманин.

— Я мусульманин, а потому могу отвечать только как мусульманин, — пожал плечами Махмуд.

— Извини. Я вполне тебя понимаю, хотя и не могу с этим согласиться.

— Джубал, я использую слово «мусульманин» в самом точном его смысле, а не как сектант, которых Марьям неправильно называет магометанами.

— И дальше буду тебя так называть — пока ты не научишься правильно произносить мое имя. Мириам, понимаешь? Ми-ри-ам. И кончай елозить.

— Хорошо, Марьям. Ой, да ты что! Женщина не должна быть такой сильной. Так вот, Джубал, как ученый, я считаю Майка наилучшим экспериментальным материалом, какой только может присниться. Как мусульманин, я вижу в нем готовность покориться воле Божьей, и я счастлив за него, хотя есть тут и некоторые трудности, он, например, до сих пор не может огрокать, что обозначает английское слово «Бог». Или, — пожал плечами Махмуд, — арабское слово «Аллах». Но как просто человек — и раб Божий — я просто люблю этого парня, нашего с тобой приемного сынка и водяного брата, и не хотел бы, чтобы он подвергался дурному влиянию.

— А пресловутый епископ Дигби — даже если оставить в стороне его веру — только дурно влиять и может. Я не имею в этом никаких сомнений — а ты?

— Оле! — захлопал в ладоши Бен. — Это же грязный, скользкий тип, у меня давно руки чешутся приголубить его в своей колонке, только нет смысла и пробовать — Синдикат сразу же наложит в штаны и снимет материал из номера. Говори, Вонючка, говори, глядишь, и я засяду за арабский. И коврик куплю.

— Хорошо бы. Только коврик необязательно.

— Верно излагаешь, приемный папаша, — вздохнул Джубал. — Уж пусть бы он травку курил, чем путаться с этими. Но я не думаю, чтобы Майк клюнул на всю их синкретическую белиберду… кроме того, нужно же ему когда-то научиться противостоять дурным влияниям. Да что там дурные влияния, вот влияешь на Майка положительно, тут и спору нет — и все равно имеешь не больше шансов, чем Дигби с его шайкой-лейкой: воззрения у мальчонки прямо-таки непоколебимые. Вполне возможно, что он — новый пророк и Мухаммеду придется малость потесниться.

— Если будет на то воля Божья.

— При такой постановке вопроса спорить просто не о чем, — кивнул Джубал.

— Мы тут без вас тоже говорили о религии, — заметила Доркас. — Слушай, начальник, а ты знал прежде, что у женщин есть душа?

— Ну кто бы мог подумать!

— Вонючка говорит, что есть.

— Марьям, — объяснил Махмуд, — пожелала узнать, с какой это стати «магометане» считают будто у женщин нет души.

— Ты бы еще сказал, — повернулся к Мириам Джубал, — что евреи пьют кровь христианских младенцев, одна глупость вполне другой стоит. Согласно Корану, в рай попадают целыми семьями, и мужчины, и женщины, все вместе. Посмотри, например, «Украшения», сура, если не ошибаюсь, семидесятая — так ведь, Вонючка?

— «Войдите в рай, вы и ваши жены, будете ублажены!» — процитировал Махмуд. — Лучше, пожалуй, не переведешь.

— А как же, — возразила Мириам, — гурии? Если магометане развлекаются в раю с этими красотками, их законные супруги попадают в не очень ловкое положение.

— Гурии, — терпеливо объяснил Джубал, — существа совершенно особой природы, вроде джиннов или ангелов. Вечные, неизменные и прекрасные, они духовны по своей изначальной сути, а потому, кстати сказать, не нуждаются ни в какой такой «душе». Существуют и гурии мужского пола — или нечто в этом роде. Человеку попасть в рай не так-то и просто, нужно прикладывать уйму стараний, да и тогда — бабка надвое сказала, а гуриям все это ни к чему, они в постоянном штате. Подают роскошные яства, обносят праведников выпивкой, после которой никогда не бывает похмелья, ну и — развлекают, ежели кто попросит. А души жен работать совсем не обязаны; как, Вонючка, я ничего тут не соврал?

— По сути все так и есть, только слова можно выбрать и посерьезнее. Гурии… Слушайте! — Он вскинулся так резко, что уронил Мириам на траву. — А может быть у вас, девицы, и вправду нет души?

— Ах ты паскудный гяур, пес, не помнящий добра, — бросилась на него оскорбленная девушка. — А ну-ка, возьми свои слова обратно!

— Стихни, Марьям. Если у тебя нет души — значит, ты и без того бессмертна. Джубал, а может быть так, чтобы человек умер и сам того не заметил?

— Не знаю, никогда еще не пробовал.

— А не могло так случиться, что я умер на Марсе, а обратный рейс и все что дальше — только сон? Ты посмотри вокруг! Райский сад, которому позавидовал и сам Пророк. Четыре прекрасные гурии, подающие роскошные яства и выпивку в любое время дня и ночи. Даже мужские их аналоги — если, конечно, не быть особенно придирчивым. Так это что — Рай?

— Какой там на фиг рай, — грубо вернул его в мир реальности Джубал. — Со дня на день придет налоговая ведомость, я уже и почту боюсь смотреть.

— Но меня-то это не касается.

— А эти твои гурии… тут тоже нет смысла быть особо придирчивым, но даже если условно договоримся, что у них достаточно сносная внешность…

— Сойдут, — великодушно махнул рукой Махмуд.

— А тебе, начальничек, — добавила Мириам, — это еще припомнится.

— … не нужно забывать об одной обязательной физической особенности, — закончил Джубал.

— М-м-м, — задумался Махмуд. — Этот вопрос не слишком интересен для обсуждения. В раю упомянутая тобой особенность будет не проходящим физическим состоянием, а скорее уж неизменным духовным атрибутом. Или ты не согласен?

— А если так, — решительно заявил Джубал, — то я уж точно уверен, что никакие они не гурии.

— Придется, — вздохнул Махмуд, — какую-нибудь из них обратить.

— Одну? С чего бы такая умеренность, на Земле сохранились еще такие места, где можно выбирать полную квоту.

— Нет, брат мой. Хотя Закон и позволяет четырех, человек не способен обходиться по справедливости более чем с одной, — и это сказал не я, а Пророк, в бесконечной своей мудрости.

— Ну вот, у меня и от сердца отлегло. Так какую же ты выберешь?

— Это мы еще посмотрим. Марьям, как там у тебя с духовной частью?

— А иди-ка ты подальше! «Гурия», тоже мне придумал!

— Джилл?

— И это называется брат, — вздохнул Бен. — Ты что, не знаешь, что это я на нее глаз положил?

— Ладно. Так что, Джилл, вопрос временно откладывается. Энн?

— Ты уж прости, но у меня сегодня рандеву.

— Доркас? Ты — мой последний шанс.

— Вонючка, — нежно проворковала Доркас, — и насколько, по твоему мнению, должна я быть духовной?

Майкл поднялся к себе, закрыл дверь, лег на кровать, принял фатальную позу, закатил глаза, заткнул горло языком и замедлил сердцебиение. Джилл не любила, когда он «впадал в транс» (странное все-таки название) днем, но особо и не возражала — если не на людях. Изо всех — очень и очень многочисленных — вещей, которые нельзя делать на людях, эта вызывала у нее наибольший гнев. Майкл ждал очень долго, после той, пропитанной жуткой неправильностью комнаты его охватило жгучее, настоятельное желание удалиться и хоть немного все огрокать.

Ведь Джилл строго-настрого это запретила.

Он чувствовал чисто человеческое желание оправдать себя непреодолимостью обстоятельств, но марсианское воспитание не позволяло отделаться от неприятной проблемы так просто. Он достиг критической точки, требовалось правильное действие, выбор зависел только от него, ни от кого больше. И он грокал, что выбор был правильным. Но брат Джилл запретила делать такой выбор…

Но тогда не осталось бы никакого выбора. А это — противоречие, ведь критическая точка — точка выбора. Выбирая, дух взрослеет.

А может быть, не нужно было уничтожать пищу, может, это успокоило бы Джилл. Да нет, запрет Джилл касался и такого варианта.