Судья Клар к. Я должен принять вашу позицию со всей серьезностью, это очевидно. Итак, вы настаиваете на том, чтобы зал был освобожден от большинства присутствующих, а трансляция заседания прекращена? Пресса, выдающиеся ученые, сенаторы — разве они недостаточно подготовлены для того, чтобы выслушать ваши показания?

Доктор Карнот. Я имею в виду, что чем меньше людей будут слышать меня, тем меньше вероятность нежелательной утечки информации. Я уверен, что суд придет к такому же заключению, когда выслушает мои показания до конца.

Судья Кларк. Ну, хорошо. Пусть выведут из зала суда всех присутствующих, кроме президента, членов Совета национальной безопасности и председателя Исследовательского комитета Конгресса. Все электронное оборудование будет отключено; зал будет окружен электронной завесой. Объявляется перерыв на 2 часа, до 15.00.

Предварительное слушание

(продолжение)

Судья Кларк. Мы готовы выслушать ваши показания, доктор Карнот.

Доктор Карнот. Ваша честь, могу ли я получить от вас стопроцентную гарантию, что никто за пределами этого зала не может услышать нас?

Судья Кларк. Да. Электронный занавес, который, как утверждают ваши коллеги-ученые, подавляет радиоволны любой длины, включен на полную мощность.

Доктор Карнот. Если я в ваших глазах выгляжу чрезмерно осторожным, то, как вы впоследствии убедитесь, тому есть серьезные причины.

Судья Кларк. Надеюсь. А теперь не соблаговолите ли сообщить нам, что вы на самом деле имеете в виду? Кто был этот человек? Кстати, еще не выяснили, кто он такой? Нет? И что же он такое замышлял, что вы так перепугались?

Доктор Карнот. Его имя не имеет значения; оно было в записке, которую он оставил.

Судья Кларк. В какой записке? Вы ничего не говорили о записке. Суд старается установить личность этого человека, и все время…

Доктор Карнот. Простите меня, Ваша честь. Мы считали, что эту часть наших показаний следовало придержать до настоящего момента. Этот человек оставил записку, в которой объяснялось, что он собирался сделать с машиной времени.

Судья Кларк. Так что же?

Доктор Карнот. Он настроил машину на перемещение на две тысячи лет назад. Это потребовало огромного количества энергии. Видите ли, это зависит не только от массы, но и от времени.

Судья Кларк. Две тысячи лет!

Доктор Карнот. Совершенно верно, Ваша честь. Это само по себе очень плохо. Одно дело послать назад во времени небольшую массу или стерильное насекомое, но даже в данном случае есть трудно предсказуемые опасности. Настоящее сложнейшим образом связано с прошлым — вытекает из него, по сути дела. Это все равно, что изменить истоки реки: небольшие изменения в истоке могут повлечь за собой колоссальные последствия в устье. Даже переместить его миль на пятьдесят. А тут современный человек в мире двухтысячной давности — откровенно говоря, мы просто не можем себе представить, что он мог натворить. Кажется невероятным, что он мог изменить ваше сиюминутное бытие, и тем не менее, по теории вся наша Вселенная могла бы стать совершенно другой или просто прекратить существование. Не спрашивайте меня, где и как.

(В этот момент свой вопрос задал профессор Пирениан из Совета национальной безопасности.)

Пирениан. Почему вы с доктором Кентом не послали другого человека наперехват? Ваш посланник, несомненно, мог настроить машину так, чтобы попасть туда первым и убрать нарушителя до того, как он сможет что-либо сделать.

Доктор Карнот. Мы думали об этом даже в те несколько минут, которые были в нашем распоряжении. Но мы боялись, что весь этот мир может исчезнуть до того, как мы остановим безумца. Поверьте мне: здесь кроются умопомрачительные парадоксы; никакие математические споры не могут разрешить их, только эксперимент. Мы не могли рисковать, вот и все.

Пирениан. Вы, конечно, правы. Господа, может быть, нам следует порадоваться тому, что вместо нас там оказались доктор Карнот и доктор Кент.

Доктор Карнот. Вы до сих пор еще не представляете подлинной опасности. Все, что я изложил, применимо лишь к случайному путешествию в далекое прошлое, совершаемому из внезапного побуждения, когда у человека нет конкретных намерений. А у Майкла Наусса был свой особый план — дикий, безумный и, тем не менее, в своем роде изумительный. Такой, который безрассудно, не задумываясь о последствиях, поддержала бы мировая общественность, или, по крайней мере, значительная ее часть. Я имею в виду эту страну и государства Европы, но не Азию, в большей ее части. Кроме того, он установил нониус с абсолютной точностью, что делало его план еще более реальным.

Судья Кларк. Что же он намеревался сделать?

Доктор Карнот. Согласно записке, этот человек захватил с собой магазинную винтовку и пять тысяч патронов. Он собирался, не более и не менее, а именно освободить Иисуса Христа из рук римских легионеров. Короче говоря, предотвратить распятие. И кто скажет, что он не добился бы своего, имея при себе современное оружие? А что тогда? Последствия могли быть ошеломляющими. Если отбросить христианскую догму, утверждающую, что Иисус должен был умереть за наши грехи, какое воздействие это оказало бы на будущее, на весь ход истории, как светской, так и религиозной? Может быть, Иисус сам не дал бы этому безумцу спасти себя, но разве можно быть уверенным в этом? Если вы спросите первого встречного сейчас, в 2015 году: надо ли нам спасти Иисуса Христа от распятия, то что он ответит? На чьей стороне он окажется? На нашей или на стороне Майкла Наусса? Вот почему мы с доктором Кентом разрушили машину, и вот почему мы сейчас стоим перед этим судом. Мы полагаем, что слушание не должно быть предано гласности. Решение за вами. Мы уже приняли свое в тот вечер.

Двое мужчин среднего возраста медленно шли по вечерней улице.

— Домой? В такую рань? — удивился Смит. — Еще нет и десяти.

— Так надо, — ответил Брейлинг.

— Впервые за много лет вырвался из дому и уже не терпится обратно?

— Видишь ли…

— Все-таки как тебе удалось удрать? Десять лет я пытался вытащить тебя. Думал, посидим за бутылочкой вина, поговорим… И вот, не успели встретиться, а ты бежать!

— Не хочу искушать судьбу.

— Ты что, подсыпал жене в кофе снотворное? — не унимался Смит.

— Ну что ты! Это было бы неэтично. Подожди. Скоро все узнаешь.

Они свернули за угол.

— Не хотелось бы ворошить старое, но я, Брейлинг, честное слово, удивляюсь твоему терпению. Ты, конечно, скажешь, что я неправ, но с женой тебе явно не повезло. Что, разве не так?

— Не так.

— Но всем прекрасно известно, как она женила тебя перед самым отлетом в Рио-де-Жанейро…

— Рио… Рио… Сколько с ним было связано надежд!

— …и как она разорвала на себе одежду, растрепала волосы и грозилась позвонить в полицию, если ты на ней не женишься.

— Она всегда была немного нервной, понимаешь, Смит.

— Но это, по меньшей мере, нечестно. Ты же не любил ее. Ты хотя бы сказал ей об этом?

— Припоминаю, что я решительно стоял на своем.

— И тем не менее женился.

— Ничего не поделаешь, нужно было думать о работе. Потом мать… отец… Они не вынесли бы скандала.

— Подумать только — десять лет! — вырвалось у Смита.

— Да… — серые глаза Брейлинга задумчиво глядели вдаль. — Но многое теперь изменится. Кажется, я дождался своего часа. Вот, смотри. — Он вытащил длинный голубой конверт.

— Что?! Билет в Рио?

— Да, наконец-то я лечу. Во вторник на ракете улетаю в Бразилию.

— Поздравляю. Слушай, а как она отнесется к этому? Вдруг поднимет хай?

— Даже не догадается, что я летал туда. Через месяц я вернусь, и никто, кроме тебя, не узнает, что я побывал в Рио.

Смит тяжело вздохнул.

— Как бы я хотел полететь с тобой.