Как вдруг наияснейшая сделала вот такой вот жест рукой, по-простому говоря, поманила пальцем…

И к панам депутатам вышел я, а следом за мной доктор Думка.

Нас, как вы уже догадались, стрельцы тоже посетили. Мы с доктором подчинились их требованию, точнее, приглашению нашей наияснейшей господарыни. А вот пан Грютти и его друзья от подобной чести отказались, заявив, что они сегодня уже довольно насмотрелись на здешнее гостеприимство. Кроме того, добавили они, они выполняют последнюю волю Великого князя Юрия, который наказывал им ни на один миг не оставлять череп Цмока без присмотра, а если после продавать его, так только за восемьдесят тысяч чистых талеров. Иначе говоря, они требовали по десять тысяч на каждого, а до этого обещались стоять, и стрелять, и рубить до последнего, а как они это делают, об этом, хвалились, спросите у Цмока. Стрельцы оставили их в покое. А мы с Думкой явились в Палац, там нам было сказано то, что должно было быть сказано…

И вот мы уже вызваны к панам депутатам. Первым говорил я. Я им как малым детям объяснил, что к внезапному исчезновению Великого князя Юрия Цмок не имеет ровным счетом никакого отношения. Великого князя, доказывал я, погубила корона. Так что слава Богу, продолжал я, что она наконец разбилась, так как она была сделана из янтаря, иначе из морского ладана, и потому постоянно тянула нас на дно. А вот теперь, с жаром продолжал я, она наконец разбилась, даже, это будет точнее, Великий князь ценой своей жизни разбил ее и тем самым уничтожил это ее ужасное проклятие, которое в течение многих веков тяготело над нашим многострадальным Краем. То есть моя мысль была простая и ясная, паны депутаты не посмели ее оспаривать. Тем более что человек так уж устроен, что он не любит оспаривать то, что его утешает. На этом, кстати, я и строил тактику своей речи. Так, например, во второй ее части я ознакомил панов депутатов с результатами своих исследований черепа Цмока. Никакой это, я сказал им, не Цмок, а самый что ни на есть типичный динозаврус директ, вот вам замеры его черепа, а вот проба костного мозга, вот зубная формула, вот прикус, а вот… Ну, и так далее. А под конец я сообщил, что мои селитьбенские гости, люди, мир повидавшие, просят за череп динозавруса восемьдесят тысяч. И это, кстати, вовсе не дорого, тут же добавил я, подняв вверх указательный палец, потому что в Чужинье за подобную диковину можно получить и много больше!

Зачем я сказал им это последнее, я сам теперь не знаю. Знаю только, что это было уже лишнее, мы же ведь не в корчме!

Но ладно. А после меня говорил доктор Думка. Он тоже держался молодцом, ссылался на расположение планет, яркость звезд и еще на какие-то совсем уже мудреные факторы, результатом взаимодействия которых якобы явилось то, что если паны депутаты сейчас проявят мудрость и дальновидность, а также…

Нет, не буду я всего этого повторять! Не могу! Но зато на панов депутатов его речь подействовала сильно, если не сказать, что мощно. Выходили мы от них в полной, гнетущей тишине.

Потом мы сидели в кордегардии, нас стерегли, как опаснейших государственных преступников. Заседание продолжалось, но мы не знали, к чему оно клонится. Точнее, это я не знал, а мой коллега и тогда, в кордегардии, и после всегда утверждал, что он будто бы еще с весны точно знал, чем все это закончится, что, мол, тот его весенний гороскоп на княжну Алену был не лживой, как некоторые думают, выдумкой, а научно высчитанной правдой. Га, насмешил! Астрология разве наука?! Вот что я думаю даже сейчас, а тогда я и подавно так думал, и потому я очень волновался, я же прекрасно помнил страшную Нюрину угрозу и про бренность наших с Думкой жизней, и про дальнейшую судьбу нашей университетской библиотеки, которую она может в случае чего пустить на растопку своих многочисленных печей.

Короче говоря, о многом я тогда передумал, сидя в холодной кордегардии.

Но вот наконец туда явилась обер-камер-фрау Гапка (уже добрый знак!) и пригласила нас до Самой.

— На абаранки, что ли? — несмело поинтересовался я.

— На них, ни них! — охотно подтвердила Гапка.

У меня как будто камень с сердца свалился. Стрельцы кинулись нас развязывать. Ну, слава Тебе, Господи, радостно подумал я, значит, эти дурни все же выбрали Алену, как того пан Думка и нагадывал.

Так оно, оказалось, и было. Когда мы уже сидели у наияснейшей за абаранками, она нам вкратце рассказала, как там, на Сойме, было дело. Она требовала с них подтвердить введение наследственной формы правления в совокупности с правопреемственностью власти, а пан Деркач, ее основной оппонент, налегал на одну только наследственность. Оно и понятно, он хоть и дальняя, но все-таки родня покойному князю Юрию. И вот так она долго с тем Деркачом препиралась, но потом — тут она не стала все подробно объяснять, сказала, задурили они ей голову, — потом правда все-таки осталась за ней (это опять же ее выражение), и в итоге большинство депутатов высказалось за Алену, Борисову дочь, а Юрию почти что как невесту.

Итак, нашей Великой княгиней и господарыней они избрали Алену. Ее, правда, на Сойме не было, ей, забегая вперед, скажу, эта власть была совершенно не нужна. Ей вообще здесь у нас ничего не было нужно, ничто ее уже не радовало, а только печалило. Она по целым дням сидела у себя в покойчике, смотрелась в зеркало, читала переводные чужинские книжки или писала письма, опять же в Чужинье, где простым драгунским полковником служит ее старший брат Петр. Письма эти никуда не отправлялись, потому что к тому времени не только почтовые, но и всякие другие перевозки у нас уже не производились. На дорогах было очень неспокойно, всякого лихого валацужья развелось тогда столько, что не только мы, паны, но даже хлопы не решались без крайней нужды пускаться в дорогу. Они сидели по своим деревням, вели свое примитивное натуральное хозяйство и, как говорится, радовались жизни. Пусть скромной, зато вольной. Дикари!

Но все это было много позже, осенью. А тогда, еще летом, сразу по окончании заседания Сойма, радостная наияснейшая княгиня призвала нас с паном Думкой к себе на абаранки, накормила, напоила вдоволь и, главное, сказала:

— Добрые вы хлопцы, мои дороженькие! Сбылась ваша ворожба, выбрали Алену господарыней, так что не буду я вам головы откручивать, носите их и дальше на здоровье. А вот то, что я вам тогда про ваши ученые книги наобещала, так ой какая я дура, ой, дура! Откуда же я знала, что такие времена придут, что из хаты носу лучше не высовывать? Но вы не полохайтесь. Вот мой верный Сидор Зуб скоро наведет порядок, и тогда я дам вам грошей, сколько унесете, дам и коней, дам и подвод, даже не восемь, а хоть десять, и тогда езжайте вы в это Чужинье и покупайте там какие приглянутся книги, мне не жалко! А пока что допивайте, доедайте, и Бог вам в помощь, дороженькие.

На этом мы с ней тогда и расстались.

А когда мы с коллегой, выходя из Палаца, уже стояли на крыльце, я не выдержал и все-таки сказал, что я не верил, не верю и никогда не буду верить в то, будто посредством гороскопов и вправду можно заглядывать в будущее.

— Вы, коллега, тогда просто угадали! — с жаром закончил я свою речь. — Просто ткнули пальцем в небо и попали.

В ответ на это доктор Думка лишь снисходительно усмехнулся и сказал:

— А хотите, я еще раз ткну и попаду?

— Сделайте такое удовольствие.

— Так слушайте. Вот вы сейчас такой радостный, такой сияющий, прямо как натертая мензурка. Вы думаете: га, какая удача, эта дурная князь-баба не только не забрала наши книги на растопку, так она еще нам и на новые книги скоро денег отвалит! А ведь все будет далеко не так. Новых книг вы от нее никогда не получите, это раз. А вот два: очень скоро, правда, уже не она, а зато сам пан Цмок, на всю нашу библиотеку свою лапу наложит!

— Цмок? — не поверил я своим ушам. — Он же давно убит!

— Жив он, мой дороженький, и еще как жив! — возразил мне мой коллега и при этом очень нехорошо улыбнулся. — Скоро вы о нем услышите.

— Как? Каким образом?!