Он указал на первый рондавель:

— Отведите один для нее и один для Питера Хита. Они же одинаковые внутри?

Мара кивнула:

— Почти.

— Хорошо… это хорошо. Вы можете поселить нас с Леонардом вместе в одном из этих домиков. Первые десять лет жизни у нас была одна комната на двоих, так что ничего с нами не случится, если нам вновь придется жить вместе.

Подойдя к «лендроверу», Карлтон открыл дверцу со стороны водителя и указал Доди на пассажирскую. Затем, занеся одну ногу, замер, словно ему в голову вдруг пришло еще кое-что:

— Да, кстати, где здесь ближайшая посадочная полоса?

Мара молча взглянула на него, затем опустила глаза, делая вид, что поглощена изучением дверной щеколды. Ближайшая посадочная полоса находилась в миссии, как минимум в часе езды — и какой езды! — отсюда.

— Само собой разумеется, Лилиан и Питер прилетят на самолете, — сказал Карлтон. — И речи не может быть о том, чтобы они добирались сюда на машине — по таким дорогам!

Мара напряженно закусила нижнюю губу. Она видела, как шанс получить деньги исчезает так же быстро, как и появился. Внезапно ей припомнилось, как один очень богатый клиент добирался по воздуху — он посадил свой самолет прямо в саванне. Женщина указала в направлении равнины. Сквозь деревья на расстоянии виднелась золотая коса травы.

— Самолеты обычно приземляются вон там, — отозвалась Мара. — Я позабочусь, чтобы проверили полосу и подняли ветроуказатель.

Она мельком взглянула на Доди, практически уверенная в том, что он знает: все это выдумка.

Он едва заметно одобрительно кивнул и повернулся к Карлтону:

— Вы должны будете проинструктировать пилота, чтобы перед приземлением тот сделал круг над землей, давая людям знать, что пришло время отгонять животных.

— Да, конечно. Напомните мне, когда мы вернемся, — сказал Карлтон, тяжело опускаясь на сиденье «лендровера». Секундой позже ровно заурчал двигатель и машина тронулась, оставляя за собой облако красно-коричневой пыли.

2

Мара осторожно вела машину по главной улице Кикуйю, стараясь объезжать выбоины, одновременно лавируя между пешеходами, велосипедистами и разбитыми седанами. В зеркале заднего вида хорошо просматривался открытый кузов, а в нем — подпрыгивающие головы доброй дюжины африканцев, решивших прокатиться вместе с ней. Новости быстро пролетали расстояние между охотничьим приютом и деревней; пока Мара готовилась к отъезду, у парковки уже собралась небольшая толпа в предвкушении поездки. Их можно было понять: дорогу до «столицы» племени, до которой был день пути пешком, можно было преодолеть за каких-нибудь полтора часа.

Свернув в узкий переулок, Мара поехала вдоль ряда маленьких лавочек. Там торговали китенге; вывешенные на улице полотнища полоскались на ветру, соперничая за внимание покупателей. Внизу по улице виднелась пестрая сумятица торговых палаток и брезентовых навесов — городской рынок. Подъезжая к нему, Мара снизила скорость, а ее пассажиры стали торопливо собирать узлы и корзины, готовясь к высадке.

— Не отходите от меня, — строго-настрого наказала Мара двум мальчишкам, племянникам Кефы, переданным в ее распоряжение. Оба ютились, прижавшись друг к другу, на переднем сиденье, прильнув к окну и оставляя место посередине пустым. Мара пригласила одного из них пересесть поближе, но тот смущенно улыбнулся — он и мысли не мог допустить о том, чтобы сидеть рядом с белой леди.

— Да, мемсаиб, — дружно кивнули мальчики.

— Нам нужно многое купить, — пояснила Мара. Она взглянула на часы. Управившись здесь, в Кикуйю, она рассчитывала еще попасть в миссию и отправить радиограмму Джону через агента в Дар-эс-Саламе. Возможно, нужно было сразу ехать через Дар-эс-Салам, но тогда возникал риск попасть на овощной базар уже после его закрытия. А следующий базар будет только в субботу.

Мара вручила корзины и сумки мальчикам и повела их на рынок. В ноздри сразу ударил кисловатый запах незрелых фруктов, усиленный поднятой пылью и коровьим навозом. По уже через несколько шагов Мара забыла о запахах. Ее окружали разноцветные пирамиды овощей и фруктов, воздвигнутые на раскладных прилавках, а то и попросту выстроенные на расстеленной на земле мешковине. Главными торговцами в Кикуйю были женщины; отмахиваясь от мух, они важно восседали возле своего товара, судача друг с другом и перешучиваясь с покупателями.

На сей раз Маре пришлось пропустить обычный ритуал приветствия с каждой торговкой с обязательными вопросами о семье и видами на урожай и дотошным изучением ассортимента. Сегодня она едва ли не бежала вдоль рядов, тыча пальцем в удобоваримые на европейский вкус продукты. Вскоре корзина и сумки были набиты сверкающими на солнце бордовыми боками баклажанами, узловатыми клубнями кассавы[7] и местной тыквы и маленькими пыльными клубнями картофеля, привезенного с высокогорья. Кроме того, Мара купила бочонок местных помидоров самых невообразимых форм и целые корзины лаймов и лимонов. Чтобы убедиться в свежести ананасов, она обрывала по нескольку жестких листьев, придирчиво разглядывала клинышки, вырезанные из арбузов, и пробовала мякоть гуавы на язык. Ее уговорили купить пау пау и пэшнфрут, а вот от манго она отказалась: какими бы свежими ни были плоды, она-то привыкла к терпкой и волокнистой разновидности манго с резким вкусом, который надолго остается во рту, но именно это, пожалуй, и не понравится американцам.

У каждой палатки Мара не торгуясь платила владельцу нужного товара самыми мелкими купюрами из тех, что выдал ей Карлтон. При всем при этом каждая торговка вынуждена была оббегать полбазара, чтобы наскрести монеток на сдачу. Мальчики споро таскали к «лендроверу» доверху груженные корзины, сгибаясь под их тяжестью.

— Бвана готовится к очень большому сафари, — так оценила происходящее торговка тыквами. Она как раз отсчитывала их поштучно, одновременно вгрызаясь в стебель сахарного тростника и отдирая жесткие волокна зубами.

— Вроде того, — не стала разубеждать ее Мара. — Приезжает много гостей.

Объяснять ей, что такое кино, было бы напрасной тратой времени — это невозможно понять, пока не увидишь своими глазами. Так решила про себя Мара и, распрощавшись, уже двинулась в путь, когда обнаружила, что одною из мальчиков нет с ней рядом. Она обвела взглядом толпу и увидела, что он все так же стоит, облокотившись на прилавок с тыквами, и о чем-то оживленно беседует с торговкой на местном наречии, при этом тыча пальцем куда-то в направлении административного квартала. На мгновение Мара растерялась, но тут же вспомнила, что где-то там есть подходящий зал, в котором время от времени крутят индийское кино. Побывать на сеансе индийского кино ей как-то не доводилось, но, судя по ярким афишам, всякий раз это был нешуточный замес страстей с невероятными приключениями и множеством песен и танцев. Торговка тыквами вначале недоверчиво качала головой, затем, видимо, прониклась услышанным и окликнула товарку из ряда напротив. Как ни быстро Мара обходила рынок, история, сопровождающая ее покупки, облетела ряды с такой же скоростью, если не быстрее. То там, то тут Мара улавливала слово «филми». «Филми американи мкубва», что означало то ли «большой американский фильм», то ли «фильм большого американца», она так и не поняла. В любом случае, зная Кикуйю, она догадывалась, что все от мала до велика вскоре будут знать о каждом из особых гостей Рейнор-Лодж больше, чем она сама. Мара озабоченно нахмурилась, вспомнив, что обещала Карлтону хранить все в секрете, но ее опасения быстро развеялись, — какая беда в том, что о фильме знают африканцы? Карлтон, несомненно, подразумевал журналистов и фотографов. А здесь таковых не имелось.

«Нью Танзания эмпориум» было угловым зданием на центральной улице Кикуйю. Узкий фасад был выкрашен в неуловимые пастельные тона, вроде начинки к мороженому или глазури на торте, и разукрашен вязью на хинди. Магазин был недавно переименован. Предыдущее название, «Колониальные товары», полностью закрасить так и не удалось, и оно по-прежнему угадывалось сквозь побелку. Из открытых дверей на Мару дохнуло густым запахом пряностей и горячей пищи. Она сразу вспомнила, что после завтрака на скорую руку у нее во рту и маковой росинки не было.

вернуться

7

Кассава — африканское название маниоки. (Примеч. ред.)