— Сейчас не время принимать какие-либо решения, — предостерег доктор Хемден.

Мара осознавала, что все ждут, что она ответит.

Было очевидно: все они думали, будто понимают ее, тогда как на самом деле самое важное — то, вокруг чего все вращалось, — было известно лишь ей одной.

Покачиваясь в кресле, Мара погладила свой живот. Она знала, что некоторые женщины не осознают, что беременны, даже по прошествии нескольких месяцев, но у нее не было ни малейших сомнений в том, насколько изменилось ее собственное тело. Она уже ощущала это сердцем, плотью и кровью. Она представила себе, как ребенок растет, превращая ее в кого-то другого. В мать…

Запах свежего кофе заставил Мару открыть глаза. Менелик пододвигал к ней столик для закусок, собираясь поставить на него чашку. Какое-то мгновение Мара бессмысленно смотрела на него.

— Извини, но я не могу сейчас пить кофе, — наконец сказала она.

— Да, конечно, — немедленно отозвался Менелик, тут же собираясь уйти. — Он не даст вам уснуть. А вам лучше поспать.

Мара покачала головой.

— Дело не в этом. Мне больше не нравится вкус кофе… и его запах тоже.

На лице Менелика промелькнуло растерянное выражение.

— Потому что я беременна. — Подняв глаза, Мара встретилась взглядом со стариком. — У меня будет ребенок от Джона.

Не сводя с нее глаз, Менелик медленно кивнул. Широкая улыбка осветила его лицо.

— Это воистину хорошая новость! Когда мужчина умирает, не оставив после себя потомства, его жизнь заканчивается. Но если семя его посажено, он остается жить. И жена его не одинока.

Уловив смысл сказанного, Мара улыбнулась.

Жена его не одинока.

Они помолчали, понимая друг друга без слов. Из обеденного зала донесся звон расставляемой посуды. Послышался голос Кефы, мягко укорявшего за что-то одного из мальчишек. Немного погодя Кефа заглянул в гостиную. Увидев Мару и Менелика, смотревших в тишине друг на друга, он попятился.

— Прошу прощения.

— Нет, заходи. — Мара махнула рукой на остальные стулья. — Присядь, пожалуйста. Оба присядьте.

Она заметила, как двое мужчин обменялись напряженными взглядами, неловко усаживаясь на стулья.

— Я хочу сказать вам, что не собираюсь уезжать из Рейнор-Лодж, — начала Мара. — Все будет идти своим чередом, как и обычно.

Кефа прикрыл глаза и с облегчением вздохнул.

— С одним условием: вы будете продолжать работать на своих местах, — продолжала Мара. — Мне будет нужна ваша помощь. — Она повернулась к Кефе. — Я беременна. У меня будет ребенок от Джона.

Его глаза расширились, словно ему пришлось приложить немало усилий, чтобы вникнуть в смысл сказанного.

— Но разве вы не хотите, чтобы ваш первенец появился в доме вашей матери?

Мара покачала головой:

— Я хочу, чтобы мой ребенок родился здесь, в Танзании, в доме Джона.

Менелик в задумчивости склонил голову набок.

— Тогда, — промолвил он после недолгой паузы, — придется, говоря словами бваны Карлтона, перейти к плану Б.

— Плану Б? — повторила Мара.

— Все просто. Вам нужно вызвать вашу мать сюда.

Мара непроизвольно рассмеялась.

— Это невозможно.

Менелик выглядел озадаченным:

— Вы говорили мне как-то, что у вас много родственников — много братьев. Даже мужчина может выполнять работу по дому, если это нужно.

Мара кивнула. Это было правдой. В отсутствие женщин в доме Гамильтонов все переходили с надлежащим образом приготовленной еды на барбекю и блюда из яиц и бекона, но никто не оставался голодным. И хотя дом превращался в сарай с кипой грязного белья, заполнившего прачечную, непоправимой беды не случалось. Расходы на поездку тоже не причиняли головной боли — в последние годы дела приюта шли довольно неплохо.

— Это неблизкий путь, — заметила Мара.

Кефа развел руками.

— Иностранцы приезжают сюда позабавиться и развлечься. Я уверен, что будущая бабушка не откажется совершить такое путешествие.

Мара опустила глаза. Она сфокусировала внимание, будто навела резкость в фотоаппарате, и представила Лорну, гуляющую по территории приюта и собирающую цветы; сидящую за столом и попивающую чай с Менеликом; и даже предпринимающую пеший поход до Львиной скалы. Приключение, которому можно было только позавидовать, по крайней мере, позавидовала бы Мара, если бы у нее была дочь и внук.

— Я спрошу ее. Возможно, она и приедет.

— Она приедет, — уверенно сказал Менелик. То, каким тоном он это произнес, сделало прибытие матери Мары таким же неизбежным, как наступление утра следом за ночью.

Мара улыбнулась. Перевела взгляд с Менелика на Кефу и обратно. Ей подумалось, как ей повезло, что они есть у нее и заботятся о ней, как и все те люди, которые были частью ее жизни здесь, в приюте. Она подумала о Бине, которая очень обрадуется, услышав новость Мары. О Хелен, всегда готовой помочь полезным советом, о девочках, которые полюбят малыша.

Она потеряла Джона. И Питер никогда не будет принадлежать ей. Но она не осталась одна.

Оранжевые цветы на длинных, как африканские дротики, стеблях алоэ вера в венчике колючих побегов сплошь покрывали каменистый склон. Мара оглядывала их с вершины холма, где между двух пушистых казуарин[18] приютилась деревянная скамья. Сзади от южных ветров укромный уголок прикрывали огромные валуны. Место носило название «Воронье гнездо китобоя».

Нагнувшись вперед, из своего укрытия Мара могла видеть уютный деревянный коттедж у подножия холма. Ее изначально прельщала элегантная простота его линий и симметрия затейливо переплетенных окон, бегущих в разные стороны от входной двери. Отсюда было заметно дыхание каменного дымохода и различались даже пятна ржавчины на жестяной крыше с подветренной, «морской» стороны. И желоб под крышей, с того края, где кухня. Мара горестно улыбнулась. Когда она переезжала сюда восемь месяцев тому назад, она и представить себе не могла, сколько труда еще придется вложить в ремонт. Ее братья порывались приехать, чтобы оценить недвижимость прежде, чем ее покупать, но Мара отказалась от их помощи — про себя она уже решила: она сюда переедет.

Решение, собственно, было принято, когда ее взгляд случайно упал на выцветшее объявление «Продается», приколоченное к веранде. Мара подняла глаза и увидела сад, взбиравшийся по склону в гору. Сад представлял собой джунгли сизаля, одичавшей остролистой груши, бугенвиллеи и алоэ вера, высаженных и сумевших прижиться на каменистой почве много лет назад. Взбираясь по круче в первый же день, Мара сразу почувствовала себя как дома — это место напоминало ей Африку.

Сменив позицию на своем наблюдательном пункте, Мара перевела взгляд со своего участка на деревню и побережье. Вид, открывавшийся перед ней, был смутно знаком. Вдали, где простиралась зелень трав и кустарника, раньше был разбит летний лагерь «Герлгайдз», будивший в душе Мары безоблачные воспоминания юности. Сейчас прибрежная зона была отведена под заповедник, старые сосны сменила местная растительность, но скалы и дюны остались такими же, какими она их запомнила с детства. В деревушке Бикено открылось несколько новых магазинчиков, у бывшей окраины вырос новый жилой район, но место осталось по-деревенски опрятным и спокойным. Мара скользнула взглядом по крышам зданий, слетевшихся к берегу, словно стая птиц. Затем посмотрела на белые пляжи, полумесяцем огибавшие залив. На глади залива покачивались рыболовецкие катера, сверкая яркими до рези в глазах корпусами. Еще дальше к линии горизонта лежал остров Даймонд в опушке поросших оранжевым лишайником скал среди бирюзового моря. От этой красоты захватывало дух. От того, что и сама она владела маленьким клочком земли на склоне холма, Мару охватывало чувство причастности ко всей этой красоте.

Солнце тонуло в западной стороне неба; женщина ощутила легкий озноб и обхватила себя руками за плечи. На ней была по-летнему легкая рубаха и джинсы. День и впрямь был тёплым и солнечным, но к вечеру с моря потянуло зимней прохладой.