— Лучше — это значит ещё бесстыднее? Начиная с Афродиты Книдской, греки всё чаще изображают свою богиню в том виде, в котором приличной женщине пристало показываться только мужу, — турдетанская жрица, хоть и говоря по-гречески с трудом, продемонстрировала недюжинное для Испании знание предмета.

— Культ Астарты гораздо древнее культа Афродиты, и уже много столетий она предстаёт в наших храмах нагой, а мир от этого так и не рухнул, — заметила Телкиза.

— Мир не рухнул и от того, что ваши женщины служат Астарте телом — ты и это предлагаешь нам перенять у вас?

— Да ладно тебе, Вирия! Ты и сама знаешь не хуже меня, как нелегко отменить старинный обычай, если он соблюдался веками. И сейчас мы говорим не об этом обычае, которого тебе никто и не навязывает, а об изваяниях богини любви. Разве не должна она выглядеть желаннейшей из женщин?

— Может быть и должна, может быть ей и пристало пребывать нагишом внутри храма, раз уж к этому идёт дело у греков и римлян, но не снаружи же! Раздевать богиню на улице посреди города — где ты видела женщин, разгуливающих по городу голышом?

— Я кое-где видел, но не по эту сторону Моря Мрака, — вставил и я свои двадцать копеек, имея в виду кубинских гойкомитичек в финикийском Эдеме и в нашей Тарквинее.

— За Морем Мрака — может быть, но наш народ этого не поймёт.

— Здесь, конечно, это никчему, святейшая, — согласился я, — Статуи старого типа на улице будут уместнее новых.

— Если цель этого скульптурного бесстыдства — показать красоту богини, то не очень-то хорошо это получается ни у финикийцев, ни у греков, — Вирия, конечно, видела и статую Астарты, и привезённые нами из Коринфа маленькие копии самых знаменитых из греческих Афродит, — Астарта — не обижайся, Телкиза, но при её очень хорошей фигуре проработана она похуже наших статуй…

— Старинный канон, Вирия — сейчас её изваяли бы получше, — возразила та.

— А у Афродит при хорошей проработке никуда не годные фигуры и совсем уж жиденькие волосы — лучше бы они их не показывали вообще, чем показывать такие…

— Канон, — отмазала своих и Аглея, — Могут и лучше, если захотят.

— И гораздо лучше, — подтвердил я, — А теперь это могут уже и у нас.

— Твой скиф, досточтимый — вообще бесстыжий! Лучше бы он совсем голой эту девчонку показал, чем вот так НАПОКАЗ раздевающейся…

— Но многим нравится, святейшая, — отмазал я своего похабника.

— И мне нравится, — одобрил Ретоген, — Хороша! Был бы я помоложе…

— Хороша, я разве спорю? Но ТАК богиню никто и никогда ещё не изображал!

— Ну, если тебе не подходит — закажи другую, — хмыкнула финикиянка, — А эту — ну, мой храм Астарты, конечно, не так богат, но может быть, как-нибудь в рассрочку?

— Обойдёшься, Телкиза! — жрицу Иуны задавила жаба, — Я разве сказала, что не подходит? Необычно, бесстыдно, но раз уж мир катится к этому — не будем отставать от него и мы. Особенно, если в рассрочку, — когда речь заходит о самом святом, духовенство самых разных конфессий и культов становится поразительно единодушным, гы-гы!

Фарзой, конечно — стервец ещё тот. Просил же как человека свой эротический зуд маленько поумерить и сваять свою зазнобу ну хоть немножко поблагопристойнее — ага, примерно в таком духе, как и Вирии бы хотелось. Куда там! Нет, он, конечно, честно занялся и тем, чем сказано, но — млять, беда с этими творческими натурами — не пошло у него, хоть и разрешил я ему работать с зазнобой евонной, а не с бабёнкой пофигуристее, которую сам хотел ему навязать. Но раз уж парень увлёкся, то тут в приказном порядке навязывать — только портить всё дело. Попросил его только добавить форм, где следовало — немного, тут буквально сантиметры рулят. Слепить-то он модель честно слепил, и будь это не он, а обычный подражатель-ремесленник, так я был бы даже и доволен его трудом, но ОН-то ведь — знаю же прекрасно, на что он способен, когда "в ударе". А мы с Серёгой как раз в Мавританию собирались прошвырнуться, где тот припомнил выход нефти на поверхность. Маленький и говённенький, откровенно говоря, до хорошей-то нефти там бурить надо, а чем бурить прикажете? Да и не сама нефть нам нужна была, а как раз вот этот приповерхностный битум — и на битумную бумагу для изоляции электропроводки, и на битумный лак, и на много чего ещё. В общем, не до опеки фарзоевского творчества мне как-то оказалось, и дал я ему карт-бланш творить "как видит". Ну так он, стервец эдакий, и "увидел"! Нашли мы тот битум в Мавритании, порешали там вопросы с его добычей и поставками, возвращаемся домой с сознанием честно и хорошо выполненного долга, ведь без дураков большое и нужное дело сделали, а тут — ага, скиф тоже лучится от счастья и тоже с сознанием выполненного долга. Он как раз уже чеканил и полировал свою отлитую "стриптизёршу", а "правильная" модель так и стояла незавершённой. Доделать-то он мне её пообещал, но с такими тусклыми глазами, что я махнул рукой — посредственную работу и без него есть кому делать. Да и понравилась мне эта, если честно — решил даже, что если храму Иуны её в рамках религиозной реформы впарить не прокатит, так себе оставлю — и дома прекрасно смотреться будет. Фарзой ведь и волосы статуе зачернил, сделав её эдакой заправской жгучей брюнеткой, и тряпку ейную патиной выделил — и сам ведь, главное, до всего этого додумался, хрен кто так делает в античном мире. Собственно, как я понимаю, как раз эта повышенная натуральность Вирию и шокировала, как и тех греков в Коринфе, помнится, но здесь не Коринф и вообще не Греция ни разу, и каноны классические так не довлеют, а ценить красоту умеют и у нас, так что — прокатило. Даже и жаль как-то храму её уступать, уже ведь и дома мысленно пристроил, ну да ладно — заставлю этого стервеца "в качестве наказания" уменьшенную копию сваять…

— В Коринфе, конечно, не одобрили бы — слишком далека от канона, а главное — слишком хороша для большинства коринфянок, — высказала своё мнение Клеопатра Не Та, которая, приехав в Оссонобу, пока я с семейством в Лакобриге был, успела уже и увидеть эту фарзоевскую Иуну, и заценить её, — Оригинальны и очень красивы работы Леонтиска, но и на них иногда смотрят косо, а ещё оригинальнее были, как мне говорили, работы его раба-ученика, и мне очень жаль, что я их не застала. Говорят, что старик сильно ревновал к его мастерству и избавился и от этих работ, и от него самого. Представляете, он продал талантливейшего ученика какому-то заезжему варвару!

Аглея, переглядываясь со мной, держалась, сколько могла, но в конце концов сложилась пополам от хохота, а вслед за ней заржали и мы.

— Я разве сказала что-то смешное? — не въехала милетянка, — Это же трагедия!

— Ну, во-первых, Леонтиск продал парня не из-за ревности к его мастерству, а оттого, что иначе ему грозили неприятности, а парню — ОЧЕНЬ большие неприятности, — ответил я ей, — Во-вторых, парню не пришлось жалеть о переменах в своей судьбе — ему живётся очень даже неплохо. А в-третьих, у тебя хорошие шансы увидеть его работы.

— Ты уверен? Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, а знаю точно. Видишь ли, Клеопатра, мир тесен — этот купивший парня "какой-то заезжий варвар" сидит сейчас перед тобой, — мы заржали всей компанией при виде её изумлённых глаз.

— Прости, досточтимый, я не хотела оскорбить тебя, — пролепетала гетера.

— Пустяки, мне правда в глаза не колет. А статуя, которую мы сейчас обсуждали — как раз его последняя работа…

— Судя по ней, Эллада потеряла великого мастера, которым могла бы гордиться.

— В теории, Клеопатра, — заметила Юлька, — А на деле что ожидало бы варвара в любом из эллинских полисов? Ну, получил бы он свободу, допустим, но так и остался бы бесправным метеком — не всякий эллин получает гражданство в ЧУЖОМ полисе.

— И это ещё в САМОМ лучшем случае — если бы случилось такое чудо, что его не затравили бы за его неканоническую оригинальность, — добавил я, — На деле же как раз от этого мы с Леонтиском его и спасли. Тоже своего рода чудо для парня, но для Эллады он потерян в любом случае. Да и сам Леонтиск разве не являет собой похожий пример, хоть и в более мягкой форме?