— Вик… давай же, открой. Просто дай посмотреть на тебя… в последний раз посмотреть, и у*бывай в свою Москву!

Не могу, не могу его слушать. Закрываю глаза и уши. Мне нужно переждать. Просто посидеть здесь, будто меня нет.

— Открой! Открой, Малая! Открой, прошу, — постепенно его крик за дверью сходит на простую речь. Он перестает стучать одновременно с тем, как ложусь на пол и закрываю глаза.

Обессилено дышу. Слышу, как бьется мое сердце везде — в ушах, под кожей, в каждой моей клетке.

Я обещала себе не поддаваться. Обещала, что не позволю этому разрушить себя. Но получилось совсем наоборот — я разрушаюсь без него и всего того, что было между нами.

— Если ты не откроешь… — уже усталым, спокойным голосом. — Я поеду и перестреляю их нах*й. Всех, Вика. Просто бл*ть дай побыть мне с тобой… немного побыть, Ви-и-ик. Разве я не достоин просто посидеть с тобой рядом?

В груди пылающая спираль. Обжигает, давит на сердце.

Тянусь к дверце, замок щелкает. Толкаю дверь. Он сидит на полу у стены напротив. В руках бутылка виски, наполовину пустая. Рядом на полу лежит бутылка воды.

Его глаза впиваются в меня. Он видит меня, но не двигается.

— Иди сюда, — хрипло так, что сердце рвется на куски.

И я иду. Хотя не так. Я буквально врезаюсь в его грудь, я запрыгиваю на него. Словно маленькая девочка, словно все еще прежняя девятнадцатилетняя Вика. Его Малая. А он к себе прижимает крепко.

И меня прорывает. Больше нет сил держать все в себе. Я начинаю плакать. Горько плакать, навзрыд.

— Где? Где ты был тогда, скажи?! Где?! Когда мне холодно и страшно было! Когда он насиловал меня, когда брал то, что принадлежит тебе! Когда так нужен был?! Когда нужно было плечо твое, когда гнали меня, как собаку, из города, где ты был Верховский!!!?! Все это время, пока вы все жили, пока вы все строили свое счастье, я одна была! Я выживала и искала этот гребаный смысл жизни… — хватаюсь за ворот его рубашки, рыдаю. Слезы душат, не дают говорить.

— Тебя не было, когда вокруг враги были, когда силы оставили! И когда стало тихо вокруг, когда меня отпустило, ты появился, Илья… зачем, зачем скажи?!

— Прости — сжимает меня, голос дрожит. — Прости меня, Малая, я бл*ть жить не хочу после того, что узнал! Я долб*еб, только я виноват в этом, я… — он рыдает. Плачет, как маленький мальчик. Плачет навзрыд, во весь голос. Моя боль душит, слезы льются, а я чувствую только дрожь его тела, только то, как громко сердце его бьется, как вылетает из груди.

Он мое лицо сжимает, убирает влажные от слез волосы назад. Искаженное от боли и страха лицо, изуродованный отчаянием взгляд потухших глаз, пальцы его по лицу моему блуждают. Они такие нежные, и я ненавижу его за эту ласку, за то, что не плевать ему, за то, что и ему больно.

— Маленькая моя девочка… Я урою их всех, слышишь?! Я накажу каждую мразь, — рычит, а в глазах пламя яростное загорается.

— Не надо…это не поможет…

Илья кривится. В глаза мои смотрит. Только он есть, только я. И больше никого.

— Столько ночей ты снилась мне… бл*ть, столько дней я искал тебя, как собака поисковая. Я искал тебя везде и отца твоего искал… Но ничего, Вика, все эти годы ни-че-го…

Я хочу обнять его. Хочу, чтобы целовал меня, чтобы был со мной и во мне. Я хочу раствориться в нем. Я хочу, чтобы это было возможно.

Он молчит. Илья поднимается на ноги, вместе со мной, и в номер заходит. Слышу, как дверь закрывается, как он проносит меня вглубь. Мы падаем на кровать, и его губы накрывают мои. Вкус виски и сигарет — это настоящий ад в чистом виде. Я тону в этом аромате, я захлебываюсь своей любовью, своей жаждой им обладать. Его пальцы буквально раздирают мою блузку, и когда они касаются моего живота, все тело дрожит так, словно маленькие разряды тока проносятся по нему. Каждый нерв воспламеняется, по венам жар несется. Выгибаюсь, обхватываю ногами его торс, впиваясь пальцами в его крепкую, изрисованную мышцами спину. Еще чуть-чуть, еще капельку его. Я ведь заслужила.

— Мелкая моя… я так скучал, — он срывает с меня блузку, а спустя секунду на пол летит и лифчик. Он так жадно смотрит на мою грудь, касается ее ладонью и сжимает. Пожалуйста, пусть остановится сам, пусть не делает…

— Иди сюда — хриплый, дрожащий голос, и губы накрывают мой сосок. Пальцы его жалят кожу, запах его заполняет каждую пору, каждую клеточку легких. Я дышу им, я живу им, и если умереть, то только так. В его руках горячих.

Верх нависает надо мной. Его губы покрывают жадными поцелуями мою кожу, запрокидываю голову — вокруг темнота, а у меня перед глазами круги яркие вспыхивают.

Его пальцы касаются моих бедер, он разводит их, а меня шарашит током, когда его палец проводит по ткани трусиков.

— Нет, отпусти. — рычу, пытаясь выбраться из под него. Он шокирован, позволяет мне выпутаться из его рук. Но, спустя секунду, уже приходит в себя.

— Вика, иди сюда, — рычание злое. В районе мотни выпирающий бугор, а в глазах — пламя и дурман. Закрываю глаза, пытаясь в себя прийти. Сбросить это наваждение.

— Уходи, Илья. Убирайся! — кричу на него и злюсь на себя. Хватаю блузку с пола и начинаю лихорадочно ее надевать. Его руки на моих плечах. Он срывает с меня одежду, прижимая к стене.

— Хватит, Вика! Хватит этого дерьма!

— Уходи, — снова слезы в глазах. — Уходи, пожалуйста, к своей жене! Уходи!

Он в ярости. Каждая клетка его тела излучает дикий гнев. Верх наклоняется ко мне.

— Я с тобой хочу быть, слышишь? И если ты думаешь, что я уйду от тебя, ты ошибаешься, Вика. Даже если проклянешь и никогда не посмотришь, я за тобой таскаться буду собакой… — кривится. Снова больно ему, снова глаза воспаленные, дикие.

— пожалуйста, Малая… отпусти это. Я здесь. Сейчас здесь. И я хочу все исправить. Я хочу быть с тобой, маленькая моя. Мне не нужно ничего, если тебя не будет рядом… — целует меня. Лицо мое — глаза, лоб, виски, губы.

Его слова заставляют загибаться в агонии. Я задыхаюсь. Мне нужно отойти от него. Хотя бы на шаг.

— Отпусти, пожалуйста, отпусти, мне плохо… — рыдаю. Отталкиваю его.

Отхожу к окну, пытаюсь дышать.

— Вика, все можно исправить!

— Нельзя! — кричу во все горло. Ненавижу его. Пусть уйдет! — Ничего не исправить, слышишь?

— Да почему?! — взрывается бешеным криком. Схватив со стола лампу, с ревом запускает ее в стену.

— ПОЧЕМУ?!!! — срывается ко мне и в шаге останавливается. Ноздри раздуты, кулаки сжаты — чистое безумие в глазах.

— Потому что у меня ВИЧ!

— Что? — шепотом, глаза огромные. Я так и знала ведь.

— ВИЧ у меня, слышишь! Я больна! Неизлечимо больна!

Кривится.

— Ты врешь!

— Не вру, слышишь?! Не вру! — легкие горят. С горла рвется крик утробный. Я стискиваю волосы, а позади тишина.

— Когда… когда это произошло…

Разворачиваюсь к нему. Меня бесит в нем все! И его реакция тоже бесит!

— Когда он изнасиловал меня! Никита! Он заразил меня… Я в Москву переехала, через полгода решила тебя найти… все надеялась, что есть шанс… Я искала тебя тоже, Илья! А потом мне плохо стало, в больницу пошла. И результат пришел, что я ВИЧ положительна.

Молчит. А я смеюсь горько. И куда вся злость делась?

— Что, испугался? — кричу на него. Продолжает молчать. Тварь! Ненавижу! Ненавижу его!

— Не переживай, я не заразила тебя. Я принимаю лекарства. Плюс ко всему через поцелуи это не передается… — рычу с презрением. Поднимаю его рубашку с пола и швыряю в него.

— А теперь убирайся к своей Маше и живи своей жизнью! Я говорила, что не надо в этом копаться! Я говорила тебе!

Он перехватывает мою руку, сжимает ее.

— Я никуда. Не. Уйду.

— Уходи!

— Ты тупая?! — кричит так, что в ушах звон. — Я сказал — не уйду! И мне пох*й, что у тебя! Дай… дай мне просто все понять! Мне просто нужно пять минут, Вика! Пять гребаных минут!

— А нечего понимать! Я сказала — убирайся! Вон пошел! Пошел вон! — я кричу, горло саднит от криков, от боли. Я бью его без разбору. Я молочу его по спине. Слышу, как за дверью уже кто-то есть, пытается достучаться. А он встает посреди комнаты, словно скала, не сдвигается. Поворачивается ко мне спиной, позволяя колотить его без разбору.