Прикрываю глаза. Душно. И дурно. В груди снова спазмом сковывает каждый нерв. Хочется плакать. Да что там плакать? Рыдать в голос, крушить все, что под руку подвернется, от понимания того, что моя жизнь сломана… все разрушено, искромсано в шаге до счастья…

— Осадчая, — в дверях появляется доктор. — Зайди.

Я поднимаюсь с кровати и неспешно иду к ней. Мне дурно, в жару да еще и с температурой.

У врача хотя бы сплит. И пока она усиленно изучает мои бумаги, я наслаждаюсь прохладой.

— Что с температурой? — спрашивает, бегло поднимая на меня глаза.

— Тридцать восемь, — в горле пересохло все. Сглатываю вязкий ком.

Она снова прячет взгляд. В груди нарастает волнение, сердце отдает на уровне горла. Я уже знаю, что будет… Уже знала. Вернувшись домой после ночи изнасилования, у меня началось кровотечение. Только тогда посчитала и поняла, что задержка уже в десять дней… Испугалась сильно. Хотела провериться, анализы сдать. А там узи и вот, все подтвердилось. Я беременна. Срок — пять недель. И у меня угроза.

— Сейчас идем на узи, а там будем решать. У тебя кровь плохая, воспалительный процесс. Что-то не так.

Я киваю. Никаких эмоций. Внутри болезненная, предвещающая беду тишина. Я просто выхожу из ее кабинета и спускаюсь вниз, в кабинет УЗИ. Они делают исследование. Молча. Что-то шепчут друг другу. А я прикрываю глаза, чувствуя, как скупая слеза катится по виску.

— Плод замер. К сожалению, наши старания оказались напрасными. Вик, нам нужно срочно тебя чистить. Пошел процесс разложения, поэтому ты температуришь…

Я не слышу ничего. Меня трясет. Трясет, пока меня ведут в операционную. Трясет, пока меня просят раздеться, и я делаю это. И когда я уже забираюсь в кресло, на какую-то долю секунды я думаю о том, чтобы позвонить ему. Позвонить и рассказать все. Только он в лесу. Без связи.

— Вик, муж пиццу принес. Будешь? — Аня никак не хотела уходить. Температуры больше не было, но сильно болел живот. А еще душа. Ее рвало на части.

— Я не голодная, — прохрипела, просматривая телефон. Несколько часов кряду я пыталась написать и отправить ему сообщение. Рассказать все, а там будь что будет. Посмотрит ли он на меня теперь, так же как и раньше? После того что со мной произошло…

— Вик, — в дверях стоит Юлька. Вторая соседка.

— Там к тебе пришли. Выйди за дверь в коридоре девушка тебя ждет.

Я не хочу никуда идти. Но послушно встаю с кровати и иду.

На лавочке у процедурной сидит Марго. Первый порыв — уйти. Но что-то подсказывает мне, что я должна ее послушать.

Она поднимает на меня глаза. Видимо, все эмоции написаны на моем лице, потому что девушка тут же поднимается.

— Я по-быстрому. Долго не задержу.

Подумав немного, усаживаюсь рядом. Только потому, что тяжело стоять. Мутит.

Несколько секунд мы сидим молча. Я не смотрю на нее.

— Вик, я знаю, ты меня ненавидишь… но я люблю его..

Горький смех рвется с груди. Прикрываю глаза, понимая, что эту суку сюда прислала мать Верховского. Поворачиваюсь к ней.

— Я тоже.

Она кивает. Достает из сумочки какие-то бумаги.

— Я слышала про тебя… слышала, что ты потеряла ребенка.

Вспыхиваю от гнева. Какое право она имеет говорить об этом? Мерзко от понимания того, что Верховская все вынюхала.

— Неужели у Ирины Витальевны и здесь свои выходы?

— Нет. Она тут ни при чем. Твоя палатная врач — моя сестра. Прости, но когда я узнала, что ты здесь лежишь, не могла не спросить.

Кивнула. К глазам подступили слезы, но я затолкала их подальше. Не собираюсь плакать при ней.

— Что ты хотела?

Марго поднимает на меня глаза.

— Я беременна. От Ильи, — она протягивает мне бумагу. А я начинаю смеяться..

— Ты совсем с дуба рухнула? Думаешь, я полная дура и поверю в очередной твой бред?

Ее ничуть не задевают мои слова.

— Не поверишь. И я знала. Вот.

Она протягивает мне телефон. На нем видео. Марго включает его.

— Помнишь, несколько недель назад, Илья с Птахой праздновали день рождения Ваньки в клубе?

Я киваю.

— Я была там. И он был.

Опускаю глаза в телефон. На нем Илья. Я вижу его лицо, он сидит полубоком. Рядом с ним Птаха и остальные парни из универа. Они пьют, о чем-то говорят, смеются. И тут со сцены спускается танцовщица. На ней только короткий топ и шорты. Даже так я вижу, что это Марго.

Она садится на колени Верху, обнимает его. Рука Ильи на ее талии, он поворачивается. Вижу, как она обнимает его шею и, наклонившись, целует его в губы. На этом видео обрывается.

— Это он. И я. Ты же видела. Илья был пьян, мы переспали. И я беременна.

Я все еще не верю в это.

Мои руки дрожат, когда я открываю листок бумаги и смотрю на маленькую точку, обведенную в белый квадрат. Чувствую, как миллиметр по миллиметру внутри меня что-то умирает. Что-то очень дорогое и важное. То, ради чего я все это время держалась.

— Пошла к черту! — выпаливаю это и срываюсь в палату. Лицо горит, как и легкие.

— Вика! — она пытается меня остановить, идет за мной.

— Не трогай меня! — кричу на нее, захлебываясь слезами. — Не трогайте все вы! Ни он, ни ты! Отстаньте от меня!

Она застывает на месте.

— Вика, скажи ему что уходишь. Он ведь не отпустит, а его мать сделает все, что обещала. Твоего ребенка уже не вернуть, а наш… наш будет иметь полноценную семью, Вик. Пожалуйста, только ты можешь прекратить этот ад. И прекратишь ты его, если отнимешь у него надежду.

Я обнимаю себя за плечи, чтобы хоть на толику меньше трясло. Делаю шаг к ней, улыбаюсь. Хотя внутри — агония в чистом виде.

— А тебе нравится так? Понимать, что мужчина не любит тебя, нравится?

Она смеется.

— Да и я не люблю его, Вик. Я всегда была сложным ребенком. Избалованная мажорка, эгоистка. Я много проблем доставила своим предкам. В итоге, отец решил лишить меня всего. Я осталась без бабла, а работать я не собираюсь…

Я не могла поверить своим ушам.

— При чем тут Илья?

— Отец сказал, если я успокоюсь и выйду замуж, и он увидит, что я стала нормальной, то начнет мне помогать…

— Ну так выбери себе любого. Почему Верх?

— Тут не Верх, Вика. Тут Ирина Витальевна. Она имеет вес на отца, и она тоже хочет остаться на плаву. Мы разведем старика на бабки с ее помощью. Она ведь тоже осталась без средств, когда ее муженек ушел к другой…

Мне становится тошно. Даже стоять рядом с ней слишком противно.

— Соглашайся, Вик. Ирина Витальевна может угробить твою жизнь. Она страшный человек, и то, что с тобой случилось… это совсем не страшно…

Настоящее время

Он стоит спиной ко мне. Сгорбленный немного, ссутуленный. Только что я сбросила на него огромную каменную плиту, и я вижу, как каждая мышца его дрожит от перенапряжения.

Пальцы зудят от желания прикоснуться, обнять. Разделить эту боль на двоих. Ведь она наша общая, она его и моя. Только я на месте стою, потому что мы давно уже друг другу чужие.

Илья сжимает кулаки. Он опускается на асфальт, на колени, опирается руками о твердую поверхность и свешивает голову. Ему больно, и это разрывает. Я знаю, какого ему сейчас, потому что то же самое проживала все эти семь лет. день ото дня.

— Почему ты не сказала мне?! Когда я пришел к тебе в больницу, ты соврала, — его голос тихий, хриплый. Кажется, будто все силы враз покинули Верха. Теперь передо мной тень от него прежнего.