— Мне кажется, вы оба очень мужественные люди, — сказал я.

Его лицо приобрело несколько торжественное выражение.

— Но ведь жизнь — борьба, не так ли? Стоит один раз поддаться, и все кончено… — Он повернул ялик носом к берегу. — Так, здесь мы сойдем на берег.

Мы убрали парус и втащили ялик на песок. Девушки еще были в некотором отдалении от нас, и Артур предложил пока взобраться на вершину песчаного холма, чтобы я мог получить представление, где нахожусь. С трудом отталкиваясь ногами от осыпающегося песка, мы взобрались наверх. По другую сторону холма лежало открытое море — спокойное и голубое. Слева пролегал глубокий пролив ярдов пятьдесят в ширину, соединявший залив с морем. На его противоположном берегу простирались дюны.

— Это остров Рэмз-Хед, — пояснил Артур. — Очень красивое место. Очертания песчаных холмов самые причудливые. В хорошую погоду мы с Фэй часто бываем там.

— Я смотрю, в проливе сильное течение, — заметил я, глядя вниз на стремительную воду.

— Да, хотя Фэй ничего не стоит переплыть его. Мне же приходится добираться туда на веслах.

Пройдя несколько метров в сторону, мы наткнулись на стенд с предупреждением: «Оставаться на Дальних песках после начала прилива опасно».

— Поэтично звучит, — сказал я. — Что такое Дальние пески?

Артур указал вправо, в противоположном от острова направлении. Я увидел, что в том месте берег изгибался, образуя залив в форме полукруга, а еще дальше, примерно милях в двух, был виден небольшой городишко.

— Когда вода уходит, — объяснил Артур, — весь этот залив становится похожим на дельту реки — песок и сложная система проток. В отлив туда многие ходят собирать морские раковины, моллюсков или просто побродить. Но если не следить за временем и пропустить начало прилива, можно оказаться отрезанным от земли. Таких предупреждений вдоль берега несколько… А это, между прочим, ближайший к нам город — Фэйрхавен…

В этот момент Кэрол и Фэй добрались наконец до места и потребовали, чтобы мы немедленно спускались. Мы поспешно присоединились к ним и перетащили наши вещи из ялика в укромный, залитый солнцем уголок в дюнах. Здесь было уже по-настоящему жарко, и Фэй предложила искупаться немедленно. Мы переоделись и спустились к воде, которая была тан холодна, что перехватывало дух. Впрочем, в этих краях она такая даже в разгар лета. Оказалось, что Артур почти не умеет плавать. Он держался у берега, вздымая тучи брызг.

— Мне это никогда не давалось, — сказал он мне с застенчивой улыбкой, — а теперь я уже стар, чтобы учиться.

Для нас же троих купание было приятно-освежающим, тем более что на солнце мы быстро обсохли и нам снова стало тепло и уютно. Артур, сделав несколько снимков, уселся в сторонке, положив рядом очки и глядя перед собой с озабоченностью старика. Он действительно был со странностями. Впрочем, когда мы уселись за еду, он к нам присоединился. Потом Кэрол сказала:

— Пойдем пройдемся, Джеймс. Я хочу увидеть настоящее море.

И мы пошли к Дальним пескам, за которыми виднелась полоска синевы.

Я был страшно рад снова остаться с ней наедине. Поначалу мы даже ни о чем не говорили, просто шли рядом, обнявшись. Немного погодя Кэрол спросила:

— Ну, что ты думаешь о Фэй?

— Что бы я тебе ни сказал, — ответил я, — тебе все покажется грубой лестью.

Она рассмеялась:

— Хорошо, а об Артуре?

На этот раз я ответил не сразу:

— Что ж, он человек интересный, мне он понравился, но…

— Но — что?

— Ты бы влюбилась в него, если бы тебе довелось встретиться с ним первой?

— Милый мой, ну откуда же мне знать… Я теперь даже вообразить себе этого не могу.

— Мне кажется, он пробудил в Фэй материнский инстинкт, — сказал я. — Встретила она его в больнице, он оказался диабетиком, первая женитьба кончилась трагически и так далее…

Кэрол согласилась со мной:

— Вполне вероятно, что ты прав. Он вообще немного жалкий, ты не находишь?

— Он еще более угрюм, чем можно было судить по твоим рассказам.

— Да, я тоже заметила, — сказала Кэрол. — Он таким раньше не был. Пока мы с Фэй шли сюда, она говорила об этом. Она слегка встревожена его состоянием.

— Ничего удивительного. Она хотя бы догадывается, в чем дело?

— Не имеет ни малейшего представления. Артур клянется, что все в порядке, но его явно что-то тяготит.

— Он с такой охотой рассуждает о своем диабете, что причина вряд ли в болезни… От Фэй же он просто в восторге…

— Верно, бросается в глаза, как они привязаны друг к другу.

Наш разговор на этом оборвался. Нас целиком поглотило окружающее. К этому времени мы уже более чем на милю удалились от морского берега и дошли до места, какого я прежде никогда не видел. Мы то и дело пересекали протоки, в которых сейчас не было воды. Они были глубоко врезаны в песок мощными отливными потоками. По сторонам от проток песок был вздыблен причудливыми навалами, где попадались скрытые пустоты, и мы несколько раз по колено проваливались в них. То было действительно буйство природы, и передвижение отнимало столько сил, что мы скоро оставили идею добраться до моря. Вместо этого мы вернулись обратно кружным путем, продвигаясь некоторое время вдоль большой, наполненной водой протоки, отмеченной с противоположного берега небольшими черными буями. Я сообразил, что это, должно быть, пролив, ведущий к гавани Фэйрхавена. Мы оба страшно обрадовались, снова ступив на ровную и твердую землю. Если это Дальние пески, подумал я, то пусть они будут как можно дальше!

Когда мы снова оказались среди дюн, Кэрол внезапно вернулась к прежней теме:

— Я так надеюсь, что у Фэй и Артура все будет хорошо!

— Я уверен, что так и будет, — сказал я, чувствуя, что должен что-то сказать.

— Как можно быть уверенным? Брак — это лотерея. Это заявление меня немного насторожило.

— Ты и к нашему будущему браку относишься так же? Она улыбнулась и покачала головой:

— Нет, милый, если бы могла, я бы вышла за тебя прямо сейчас.

На самом же деле мы поженились через шесть недель. По выбору Кэрол мы обвенчались в деревенской церкви Пепельного Берега. Она настояла, чтобы торжество было как можно более скромным, отчасти, как я догадался, потому, что она боялась наплыва родни Ренисонов. Все прошло чудесно, а самое главное — никто не волновался. К Кэрол приехали ее старые знакомые по эстраде. Артур сыграл роль посаженого отца. Мои родители приехали, прихватив с собой самых близких родственников, а Том Уинслоу был моим свидетелем. О нашей свадьбе Кэрол письмом сообщила матери и получила лаконичный ответ с пожеланиями счастья. Как мне рассказали, то же было, когда замуж выходила Фэй. Я готов был посетовать на такое равнодушие, но Артур успокоил меня, заверив, что девушки к этому привыкли и праздника это не омрачит. Действительно, Кэрол просто светилась счастьем. Когда обряд свершился, был великолепный свадебный ужин в гостиничном ресторане, а ночью мы вернулись в Лондон, чтобы на следующий день отправиться во Флоренцию в свадебное путешествие.

Вернувшись в Лондон, мы стали подыскивать просторную и уютную квартиру. Учитывая, что в средствах мы стеснены не были, задача казалась простой, однако Кэрол непременно хотела, чтобы балкон выходил в парк, а подыскать такое жилище оказалось не так-то легко. В конце концов мы нашли как раз то, что хотели: очень удобную квартиру вблизи от моей предыдущей — и сняли ее на длительный срок. Занятый на работе, я вынужден был полностью доверить обустройство квартиры Кэрол, и она справилась блестяще. Во-первых, она имела возможность впервые в жизни покупать все, что ей нравилось, не задумываясь о цене, и ей это доставляло откровенное удовольствие. Во-вторых, в ней жил тот же талант делать жилище красивым и уютным, который в полной мере проявила Фэй, обставляя дом Артура. Я нанял приходящую домработницу, и Кэрол, избавленная от повседневных хлопот, могла целиком сосредоточиться на обстановке. Наши вкусы оказались во многом схожими, и плоды ее трудов оказались, с моей точки зрения, безупречными. Когда последняя картина нашла свое место на стене, мы пригласили к ужину моих родителей. Кэрол исполнила роль хозяйки с такой грацией и непринужденностью, что даже моя матушка заметно к ней потеплела. Что бы ни говорила Кэрол прежде о том, что мой мир ей чужд, она приспособилась к стилю жизни привилегированного класса с поразительной легкостью. Более того, она не скрывала, что рада перемене в своей судьбе. Она с удовольствием привыкала к дорогим нарядам и драгоценностям, которые не были сценической бутафорией. И я радовался вместе с ней. Если она и тосковала по своей прежней работе, то виду не подавала.