— А если это не один бог?

Ответа у Катрин не нашлось.

Сделать она могла только одно — принять меры предосторожности и надеяться, что в своих самых мрачных предположениях Геррод ошибается. Но знала наверняка: выходить в этот ураган никому не стоит.

— Холоднее, чем соски у шлюхи, — проворчал Роггер.

— Надо думать, опыт по этой части у тебя имеется, — заметил Тилар, проходя под опускной решеткой ворот Ташижана.

Роггер хмыкнул.

— Да уж. Только та девка из Неверинга хотя бы во всех остальных местах была тепленькой. За этими же воротами ничем не согреешься.

Он кутался в кроличьи меха, лицо прикрывал шерстяным шарфом. Вира Эйлан шагала рядом в тяжелом меховом плаще с капюшоном. Тилару не удалось убедить ее остаться, поскольку на их этаже, наслушавшись толков о демоне, встал на страже сержант Киллан.

Втроем они перешли замерзший ров и очутились на дощатом помосте меж Ташижаном и прилегавшим к нему городком, где располагался рынок. То было скопище лавчонок, пивных, постоялых дворов — место шумное, оживленное, грязное, где вечно слышались крики и брань и шатались распевающие песни пьяницы.

Но не сейчас.

Снег падал в глубокой тишине. Даже ветер смолк, хотя издали, из-за городка, и доносился рокот, напоминавший прибой, что накатывается снова и снова на морской берег. Вид вокруг лишен был красок и глубины и походил на небрежный набросок углем на белом пергаменте.

Снега намело по щиколотку.

— Держитесь ближе, — посоветовал своим спутникам Тилар.

Поднял фонарь повыше, открыл заслонку. Маленький огонек внутри затрепетал, как испуганная птичка в клетке. Света его хватало едва лишь на длину вытянутой руки.

Они миновали рынок, углубились в узкие городские улочки. Здесь кое-какие признаки жизни имелись — свет просачивался сквозь щели в ставнях, тренькали струны одинокой лиры за крепко запертой дверью, из каменных труб поднимался дым. Но чем дальше от высоких стен Ташижана, тем меньше их становилось. Тьма, погашенные очаги, стылая тишина.

— Ничего впереди не видать, — негромко, словно опасаясь, что услышит кто-то посторонний, сказал Тилар. Затем остановился и потопал, чтобы сбить снег с сапог.

Роггер под мехами содрогнулся.

— Никогда еще не было такого мороза в конце зимы. Может, крысы всего лишь погреться побежали?

Эйлан подняла голову, принюхалась. Увидела, что Тилар смотрит на нее, смерила его холодным взглядом. Прекрасное лицо, обрамленное рысьим мехом… очаровательная ловушка для его семени — когда он готов будет исполнить клятву. Но ни высокие скулы, ни изящный нос, ни соблазнительные губы не могли замаскировать лед в ее глазах, который вечно напоминал ему о том, что она — вира, порождение алхимии, результат одной из бесчисленных попыток сделать божественной человеческую плоть.

Правда, сейчас в ее взоре, обычно непроницаемом, Тилар уловил иное выражение.

Страх.

— В чем дело? — спросил он.

— Лучше бы нам вернуться, — ответила Эйлан. И оглянулась на оставшуюся позади улочку. — Снег… пахнет как-то странно.

Тилар тоже принюхался. Ничего необычного не почуял. Но тело помимо воли вдруг напряглось, словно желая поскорее согреть втянутый в легкие морозный воздух, который ощутил некто внутри его и беспокойно зашевелился.

Земля качнулась под ногами, и Тилар невольно взялся за грудь, где таился после смерти Мирин ее наэфрин, подземное божество, — за черным отпечатком руки, в клетке ребер. После сражения при Мирровой чаще Тилар не вызывал создание тьмы ни разу, желая вовсе забыть о его существовании. Но стоило тому шелохнуться, как иллюзии пришел конец. С места сдвинулось все, что не было костями и кожей Тилара, и он чуть не застонал от мысли о том, как мало у него собственной плоти, как пуст он на самом деле изнутри.

Три долгих мгновения прошло, прежде чем земля вновь обрела свою устойчивость.

Роггер глянул на него прищурясь, словно что-то почувствовал. И пожал плечами.

— Можно и вернуться. Теплый очаг и глоток вина куда милее этого чертова снега и ветра.

Тилар покачал головой. Он хотел увидеть истинное лицо урагана, чьи стенания уже доносились до них с окраины городка. Пройти оставалось немного. Всего-то несколько кривых улочек с ветхими домишками, многие из которых были давно заброшены.

Они снова двинулись вперед. Сугробы здесь громоздились выше, налетал порывами ветер, швыряя в лицо сухой, колючий снег. Миновали пустую конюшню. Ветер уже разметал ее соломенную крышу и пытался теперь выломать двери, нещадно тряся их и колотя.

И вот остались позади последние дома.

— Сладчайшие боги! — ахнул Роггер. — Кто украл мир?

Вопрос был не лишен смысла.

Перед ними непроходимой стеной встала метель. Несущаяся через холмы, с востока на запад, со штормовой скоростью. До того места, правда, где они остановились, долетали лишь редкие, как бы случайные, порывы, предупреждая, что дальше идти не стоит.

— Похоя^е на то, что вокруг нас вьется смерч, — заметил Роггер.

«И сердце его — Ташижан», — подумал Тилар. Сделал с опаской шаг вперед, присматриваясь.

— Ураган нас окружил? Но зачем?

— Набирает силу. Прислушайся — и почувствуешь его голод, — ответила Эйлан.

Стоны ветра постепенно перерастали в вой.

— То-то крысы убежали, — пробормотал Роггер. — Пожалуй, и нам пора.

Тилар медленно кивнул. Следовало предупредить об опасности Катрин.

— Поздно, — пробормотала Эйлан.

Он повернул было обратно, но, услышав это, снова взглянул на стену урагана. В снежной белизне ее появились темные прожилки, словно в крутящееся воронкой молоко пролили чернила.

— Что-то приближается, — сказала Эйлан.

Тилар и сам вдруг ощутил это. Внезапную тяжесть в воздухе.

В следующее мгновение из вихревого столба вырвалось леденящее дуновение, подобное резкому выдоху, и окатило их волной изморози. Тилар отшатнулся. Ресницы разом заиндевели, щеки онемели от холода. На глазах выступили слезы и замерзли. Он даже моргнуть не мог, глядя в лицо урагану.

А лицо у того и впрямь имелось.

Маслянисто-черные штрихи, клубясь в снежном омуте, сложились в черты чудовищного лика, огромного, как стены Ташижана, но расплывчатого, нечеткого. И Тилар понял, что это не масло и не чернила, а Глум — дымообразная субстанция наэфира, просочившаяся в Мириллию.

— Бежим… — вымолвил он непослушными губами.

Но с места сдвинуться оказалось не просто — сапоги примерзли к земле, налились ледяной тяжестью плащи, ноги онемели. Тилар вцепился в Роггера, поволок его за собой. Один шаг, другой… Эйлан, согнувшись, словно сопротивляясь неведомой силе, заковыляла следом.

Тут голос урагана изменился. Или вой ветра ослабел и позволил его услышать. Сперва хрустальный звон донесся до них, веселый, переливчатый. А после — песня… такая же ускользающая, неясная, как лик урагана.

Тилар напряг слух, пошел медленнее. Потянул за рукав Роггера, чтобы тот тоже прислушался.

— Иди… не стой! — воспротивился вор, вырываясь.

Тилар медленно повернул назад.

Но Эйлан была начеку. Она ударила его в лицо кулаком так, что запрокинулась голова.

— Песня-манок, — просочился ее голос сквозь гул в ушах.

Их окатило второй морозной волной, еще ужаснее первой.

Холод был такой, что Тилар почувствовал себя голым. Сапоги будто срослись с землей. Казалось, даже внутренности заледенели. Роггер с криком схватился за грудь. Тилар бросился на помощь… но плащ, коснувшись каменной стены, примерз к ней и не пускал. Сил вырваться не было, так онемели руки и ноги.

Эйлан, держась за горло, упала на колени. Воздух превратился в лед, сковывающий легкие.

В глазах у Тилара потемнело. Он оглянулся на ураган.

Лик в снежной буре стал четче… и казался знакомым. Но кто это, понять ему не удалось. Вниманием снова завладела песня, исходившая не из уст лика, а звучавшая отовсюду, словно ее пела метель. В ней не было слов, лишь сладость, что вливалась в закоченевшие уши подобно теплому вину.