На душе у нее стало немного легче. Но тревожил девочку на самом деле не только ураган. «Прорвемся». А что потом?

Рядом с Роггером, привязанная к его запястью, лежала сума. Дарт хорошо знала, что внутри.

Череп бродячего бога.

Она изо всех сил старалась о нем не думать, считать его просто проклятым талисманом, ее не касающимся. Все остальные, как она заметила, тоже избегали упоминать при ней о том, кому этот череп принадлежал.

О бродяге по имени Кеорн.

Дарт столько лет гадала, кем были ее родители, столько сказок навыдумывала… и вот она — правда. Ее отец не безликий чужак. В одно мгновение она обрела целый род.

Он был сыном Чризма.

Того, кто выковал Ривенскрир и расколол родину богов, положив конец их первой войне.

Теперь здесь, в Мириллии, начинается вторая. Оживает старинная вражда, хоронившаяся в наэфире.

И в центре всех интересов — она, Дарт.

Внучка Чризма.

Уже одно это могло лишить равновесия кого угодно. Заставить бежать без оглядки. И все же главная причина ее глубинного смятения заключалась в ином. Она давно привыкла к мысли, что родителями ее были бродячие боги. Смирилась постепенно и с той правдой, которую узнала о своем происхождении недавно. Дарт успела облегчить бремя страхов, поведав о них Лаурелле и Делии. Лаурелла сперва удивилась, а потом сказала:

— Мне все равно, кто ты, — и обняла ее, чтобы доказать свою привязанность.

А Делия и впрямь помогла ей снова почувствовать опору под ногами.

— Какое имеет значение, — сказала она, — кто твой отец и твой дед? Я вот, к примеру, дочь Аргента сира Филдса. И что? Запомни: нами управляет не кровь. А только собственное сердце.

И Дарт успокоилась.

Но это не могло развеять другого чувства, куда более сильного, чем страх.

Девочка бросила взгляд на суму Роггера. Отец так долго был мечтой, мифом… и вот он здесь. Вернее, все, что от него осталось. Больше она никогда и ничего о нем не узнает. И какое бы проклятие ни лежало на черепе, ей страстно хотелось до него дотронуться… хоть так ощутить близость между дочерью и отцом.

А за желанием этим таилось бесконечное горе.

Отец умер. Если то, что говорили о нем, — правда, он принес себя в жертву, чтобы помочь своим порабощенным, страдающим собратьям. Таким происхождением можно гордиться. Мысль об этом и согревала сердце, и наполняла его скорбью.

Каким был ее отец?

Имя ответа не давало.

Она снова посмотрела в окно и ничего там не увидела. «Прорвемся». А что потом? Они отправятся по следам отца.

И куда придут?

Флиппер вдруг весь содрогнулся, от носа до кормы.

— Вошли в ураган, — сказал Роггер.

Тилар схватился за поручень. Рука мгновенно отозвалась болью.

Он стоял у подножия лестницы, что вела к сиденью кормчего. Нос корабля, увенчанный стеклянным оком, выдавался вперед, подобно бушприту подводного судна, и там, в самой оконечности его, находилось место рулевого.

Правда, сейчас он не мог управлять флиппером как прежде. Поскольку ничего не видел сквозь око, ослепленное желчью, и вынужден был подчиняться указаниям своего сотоварища, который следил за механизмами с левой стороны кабины. Низенький, кривоногий, тот не сводил глаз со слюдяных сосудов и трубок, где кипели алхимические составы, и постоянно докладывал о состоянии корабля и его курсе.

За механизмами с правой стороны наблюдал, подергивая себя за раздвоенную бороду, сам капитан Хорас. Палуба гуляла под ногами, но держался он прямо, как на твердой земле. Исполнял обязанности третьего члена экипажа, для которого места на борту не хватило. Однако о капитанской роли не забывал.

— Лево руля! — крикнул он кормчему. — Лови ветер кормовыми!

Это и впрямь был его корабль. Казалось, каждый толчок, каждое содрогание судна капитан понимает, даже не глядя на механизмы. Тилар не собирался ему мешать. Да он и стоял здесь лишь на тот случай, если понадобится кровь. По его жилам текла сырая Милость, к тому же водяной стихии, не воздушной. Но сила есть сила, и если вдруг…

Корабль резко накренился. Палуба ушла из-под ног, Тилар повис на поручне. Сердце сжалось от ужаса.

Капитан Хорас легко сбежал по наклонной палубе, хлопнул по плечу кривоногого коротышку.

— Подлей-ка сюда… и сюда. — Он показал на две слюдяные трубки, которые шипели и дымились.

— Удержат? — спросил коротышка, поворачивая бронзовые рукоятки.

— Должны, — ответил капитан.

Кормчий тем временем выправил крен. Палуба выровнялась. Хорас, двинувшись обратно на свой пост, остановился возле Тилара. Тот как раз утвердился на ногах. Глаза их встретились.

— Как алхимия, — спросил Тилар, — держится?

— Мы теряем воздух, — ответил капитан. Увидел в глазах регента тревогу и добавил: — Обычный, не алхимический. Боги урагана нас видят. Я так и чувствую, как их темная Милость вьется вокруг, пытаясь найти лазейку, чтобы высосать силу алхимии. Но механизмы работают устойчиво.

Флиппер вдруг ухнул вниз. В глубине его кто-то вскрикнул. Затем палуба вернулась на место, и Тилар, не удержавшись, грохнулся на колени.

Капитан Хорас приземлился на ноги без труда. Махнул в сторону ока.

— Боги поняли нашу хитрость. И нам противостоит не только темная Милость. Еще и ветер — от него желчь не спасает. Они пытаются сдуть нас с небес на землю.

— И что нам делать? — спросил Тилар.

— Лететь, ваша светлость. Для того мой корабль и создан! — недобро ухмыльнулся Хорас. — Мы будем лететь, пока нас не остановит земля.

Тилар поднялся на ноги.

— Капитан! — воззвал со своей высоты кормчий. И показал вниз.

Перегнувшись через поручень, Хорас и Тилар увидели, что на нижней части ока, вымазанного черным, появились прозрачные прожилки.

— Теряем желчь, — сказал Тилар.

— Снег… ее сбивает метелью… — Хорас, оттолкнувшись от поручня, поспешил на свой пост.

Корабль снова накренился — на один борт, потом на другой. У Тилара заложило уши.

— Теряем Милость! — прокричал Хорас. — Они прорываются! Открыть все краны! Полный напор!

На глазах у Тилара с нижней поверхности ока исчез огромный пласт желчи. Черноту сменила белая круговерть урагана. Тилар всмотрелся в нее, ожидая увидеть темный глаз, заглядывающий внутрь. Но различил далеко внизу, почти у самой земли, светящиеся, подобно глубинным рыбам Мирашской впадины, шары, которые плыли и кружились на ветру.

Пока он пытался разглядеть, откуда они берутся, уши закладывало все сильнее. Ураган затягивал их в свои недра. Круглые огни внизу приближались.

Хорас снова пробежал мимо, Тилар оглянулся на него.

— Чем больше Милости мы жжем, — сказал тот торопливо, — тем больше они ее воруют!

Тилара вдруг осенило, и он поспешил за капитаном, крикнув ему вслед:

— Тогда прекратите жечь!

— Хотите, чтобы мы поскорее разбились? — ответил Хорас.

Тилар подошел ближе к капитану и коротышке, и в его голосе зазвучала сталь:

— Вы сказали, что корабль ваш создан, чтобы летать! Так пусть летит! Перекройте Милость. Пользуйтесь, пока возможно, только ветром. Пусть думают, что нам конец — Милости не осталось!

Глаза капитана озарились пониманием.

— Безумие…

— Пролетите сколько сможете.

Хорас кивнул. И принялся вдвоем с коротышкой спешно закручивать рукоятки и перекрывать клапаны. Кипение в слюдяных трубках стало ослабевать.

— Капитан! — закричал кормчий, обнаружив внезапное исчезновение Милости.

— Нос вверх! — скомандовал тот. — Правь на юг против ветра!

Кипение прекратилось, только дымок еще поднимался над трубками. Капитан приказал коротышке:

— Держи механику наготове. Заряженной и горячей. Жди знака.

И вернулся вместе с Тиларом обратно к поручню. Нос корабля пошел вниз. Кормчий отчаянно старался поднять его, направить против ветра. На миг это удалось, и судно начало взлетать, а не падать. Но борьба была безнадежной.

Они нырнули снова.

Тилар перегнулся через поручень. Земля приближалась, шары, которые кружил ураган, росли. Их голубое свечение становилось ярче, наливалось силой.