И какую же из этих двух предложенных концепций следовало бы признать более высокой, более человечной (хотя это слово здесь звучит несколько парадоксально), более гуманной?

Даже человеку, который не отождествляет себя ни с какой из религиозных традиций, при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно, что формула «Бог есть любовь» — высочайшая из всех возможных человеческих представлений о Божестве.

Но раз это так — значит, мы подобрали ключ к решению исходной проблемы религиоведения. Теперь мы знаем, на каком именно основании можно сравнивать религиозные учения между собой. У нас появился тот идеал, с которым можно соразмерять реальные исторические религии. С мерилом «Бог есть любовь» мы можем подходить к разным религиозным течениям и как лотом замерять их реальную глубину. По поверхности реки трудно определить, где у неё глубины, а где отмели. Но лот поможет отметить: тут мель, тут поглубже. А вот здесь судоходный фарватер…

Два запроса будут посылаться нами в исследуемую нами глубину и на эти два запроса мы будем ждать ответ.

Первый из них — есть ли в данной религии понимание того, что Бог есть любовь. Если же эта формула отсутствует — отсутствует ли она там лишь в силу каких-то случайностей (скажем, её просто не успели произнести авторитетные в этой традиции тексты и учителя), или же она в принципе невозможна в этой традиции и логически несовместима с её исходными посылками.

Второй же вопрос — если эта формула исторически есть (или хотя бы логически допустима) в данной традиции, то как именно понимает её эта традиция.

Начнём наш опрос с религии, которую принято считать наиболее архаичной: с шаманизма. Можно ли сказать, что с точки зрения шаманизма Бог есть любовь? — Нет.

Дело в том, что в шаманизме нет вообще представления о Боге. Есть духи: духи тайги, духи тундры, духи зверей, духи предков… Шаман «работает» с этими духами, связывает их волю (или влияет на неё) своими магическими заклинаниями. Восходя или нисходя по «мировому древу», шаман получает доступ в мир духов. Если магические знания шамана полны и сильны, то он подчиняет встреченного духа своим заклинаниям, а его энергию обращает на служение той цели, ради которой шаман и совершал своё мистическое путешествие.

Как это характерно для мира магии и колдовства, не расположение сердца и не взаимная любовь важна для успешного «контактирования», но правильное воспроизведение заклинаний и ритуалов. Здесь не стоит вопрос о том, любит ли шаман духа или любит ли дух шамана.

Магические техники действуют сами по себе. Тот мир духов, с которым общаются шаманы (как старые, так и новейшие — «экстрасенсы») готов отозваться на любую кличку, на любой жест внимания — лишь бы человек вошёл с ним в контакт. К. Леви-Стросс приводит пример туземца из племени квакиютль (район Ванкувера в Канаде), который решил разузнать секреты шаманского искусства. Он согласился пройти все инициации, и шаманы поделились с ним своим мастерством. Наихудшие подозрения подтвердились — в центре шаманской практики стояла симуляция. Например, скептика научили “пользоваться пучком пушинок, которые шаман прячет в угол рта; в нужный момент он, надкусив язык, или вызвав кровотечение из дёсен, выплёвывает окровавленный комочек и торжественно преподносит его больному как болезнетворное тело, извлечённое во время высасываний и прочих совершённых шаманом манипуляций”. Однако вскоре скептика самого понудили практиковать эти ритуалы — и каково же было его изумление, когда при всем своём неверии в эти обряды, он сам стал источником целого ряда исцелений[89].

В ряде случаев исход контакта определяется просто борьбой воль, столкновением сил шамана и духов. Когда нивхи просят шамана помочь больному, а тот по какой-то причине отказывается, то просители силой берут его бубён и колотушку, идут в дом больного и начинают шаманить сами. Духи, услышав знакомый призыв, собираются, и шаману ничего не остаётся, как соглашаться камлать, дабы избежать неприятных объяснений с вызванными зря духами[90]. Причиной болезни всегда являются сами духи. Вопрос только в том — кто именно из них и из какой они сферы (дело в том, что по представлениям шаманов вредить могут в равной мере и духи из мира надземного, и духи подземелья)[91]. При начале камлания шаман созывает своих духов-помощников, чтобы затем уже вместе справиться с тем духом, что вызвал болезнь пациента. Сначала «шаман выходил на улицу, чтобы впустить в себя своего главного духа-помощника. Возвращался он совершенно другим человеком: рычал, косился на людей, брыкался, пока помощники надевали на него плащ с ремнями и шапку. По объяснению собравшихся, происходило это потому, что камлавший в тот вечер шаман был ещё начинающим; с годами же шаманы „овладевают“ своими духами и бьются меньше». С этими рычащими, сердитыми и капризными духами и живёт шаман, то подчиняясь их воле, то подчиняя их себе. Но о Боге здесь не вспоминают. О Боге как о Едином Источнике всего бытия шаманизм не знает. Поэтому формула «Бог есть Любовь» для шаманизма оказывается беспредметной.

И в классическом язычестве, в греко-римской религии мы не найдём убеждения «Бог есть Любовь». Понятие о Едином Боге здесь как будто присутствует. Но греки не случайно слово «бог» (QeoV) считали происходящим от глагола Qeein — бежать[92]. Единый Бог безымянен и недоступен. К Нему не стоит обращаться с молитвами.

Даже философы лишь теряются в своих попытках нащупать Первоначало. Вода или Огонь, Воздух или Беспредельное (Апейрон), Форма форм или Идея идей… Но все же то бытие, что может быть названо Источником всего, Единым и Подлинно-Сущим, оказывается вне олимпийской религии.

Зевс, глава олимпийского пантеона, не есть Бог в высшем смысле этого слова. Это бог, а не Бог. В «Федре» (246а) Платон даёт такую богословскую зарисовку: Небо («бесцветная, без очертаний неосязаемая сущность, подлинно сущая, зримая лишь уму — то, что за пределами неба») вращается, вокруг него во главе с Зевсом идут боги, питающиеся центральным светом. «Мысль бога питается умом и чистым знанием, созерцая подлинное бытие». Как видим, Зевс — не Бог в монотеистическом смысле. Он сам живёт причастием. О Творце же и говорить бессмысленно — «творца и родителя этой Вселенной трудно отыскать, а если мы его и найдём, о нем нельзя будет всем рассказывать» (Тимей 28с)[93].

Зевс, не являющийся ни творцом мира, ни творцом людей[94], оказался владыкой Олимпа и мира. И, значит, нет оснований считать Зевса Богом как Источной причиной бытия, равно как и нет оснований видеть в нем Источник той любви, что привела к появлению людей.

Если же даже в верховном божестве нельзя увидеть ту Любовь, «что движет солнце и светила»[95] то тем менее у нас оснований прилагать формулу «Бог есть любовь» к божествам меньшего ранга.

Зло может придти оттуда, откуда человек ожидал помощи. И потому, по выводу А. Ф. Лосева, религиозное чувство римлян остаётся «очень осторожным, малодоверчивым. Римлянин не столько верит, сколько не доверяет»[96] своим богам. Греки в этом отношении мало отличались от римлян: «Понятие любви к богу отсутствует в древнегреческом лексиконе»[97].

Принципиальную вне-моральность богов можно отметить и в вавилонском пантеоне: «Ясно, что термин „теодицея“ в строгом смысле слова применительно к вавилонской религиозной мысли едва ли уместен: прежде всего по той простой причине, что вавилонские боги не всеблаги и не всемогущи (хотя бы в силу их множественности)»[98]. То, что эти боги создали людей, совсем не было даром. Не по любви к людям они создали нас. Мардук творит космос (из трупа своей бабушки Тиамат) не потому, что он желает, чтобы другие существа испытали радость соучастия в бытии. Он решает частную и своекорыстную задачу: дать богам такие заботы, чтобы они не подумали свергнуть с трона его самого. И когда совет богов решает создать людей — то он решает при этом опять же свои сугубо «внутренние» проблемы. Вавилонские боги творят людей, чтобы те работали вместо них, чтобы они буквально были их рабами. Боги, доселе работавшие на рытьё каналов, просят: «Да создаст праматерь род человеков, бремя богов на него возложим,… труд богов поручим человеку,… корзины богов носить человеку!»[99]. Человек создан для того, чтобы вместо богов вести труды по благоустройству космоса.