И наконец, возможной вставкой в Евангелие является фрагмент Евангелия от Иоанна (Ин. 7, 53-8,11). Это эпизод с женщиной, обвинённой в прелюбодеянии. Помните — когда Христос говорит: Кто из вас без греха, первый брось на неё камень (Ин. 8, 7).

Этот фрагмент текста не встречается ни в рукописях, ни в цитатах у Отцов до сер. V в. Характерно, что в тех позднейших средневековых евангельских рукописях, где этот сюжет появляется, он долго не обретает своего постоянного места: то помещается в самый конец Евангелия от Иоанна, то относится к Евангелию от Луки (после 21 главы)[468].

Особенно знаменательно молчание тех церковных писателей, которые составляли полные комментарии ко всему тексту Евангелия от Иоанна — стих за стихом.

В третьем веке своё незнакомство с этим рассказом демонстрирует Ориген (его «Толкование на Евангелие от Иоанна» положило начало церковным комментариям этого Евангелия).

Прп. Ефрем Сирин, который в середине IV в. оставил нам комментарии на все четыре Евангелия, не упоминает об этом фрагменте.

Св. Иоанн Златоуст в конце IV столетия прокомментировал каждое слово Евангелия от Иоанна, но об этом фрагменте он не сказал ничего.

В начале пятого столетия этот текст остаётся неизвестен и св. Кириллу Александрийскому (его “Толкование на Евангелие от Иоанна” также 8 главу начинает лишь с 12-го стиха[469]).

Блаж. Феофилакт Болгарский, составлявший в XI-м веке толкование на книги Нового Завета, также не коснулся этого евангельского сюжета. Русские издатели его творений вынуждены были сказать: «В издании творения блаж. Феофилакта 7-я глава оканчивается 51 стихом; затем 8-я глава начинается 52-м стихом седьмой главы и 12 стихом восьмой главы. Таким образом, не помещено сказание о женщине, взятой в прелюбодеянии. В славянском переводе поэтому сделано примечание: „Сему евангелию толкование не пишется“[470]. Кстати, в славянском «Остромировом Евангелии» (XI век) этот сюжет также отсутствует

В пятом веке бл. Августин написал специальную проповедь «О жене прелюбодейной», в которой предлагает «выкинуть как сор» эти стихи, якобы вставленные в Евангелие для того, чтобы блудниками легче было оправдать свои грехи.

Как видим, ещё в V веке есть проповедники, отрицающие подлинность этого текста.

Тем не менее Церковь с любовью приемлет этот рассказ «о жене прелюбодейной» и включает его в состав Св. Писания. Почему? Спросите свою совесть: искажает ли этот эпизод учение Христа или, напротив, лучше позволяет понять суть Христова служения и Христова учения? Неужели не понятно, что он не «испортил» Евангелие, а помог раскрытию евангельского образа Христа?

И почерпнула этот рассказ Церковь из того круга устных преданий, которые стояли на границе канона и апокрифов. Первый церковный историк — Евсевий Кесарийский — в начале четвёртого столетия встречал в трудах Папия Иерапольского (сер. II века) это рассказ: «Он же пользуется Первым посланием Иоанна, а также Петра и рассказывает о женщине, которую обвиняли перед Господом во многих грехах. Рассказ этот есть в „Евангелии евреев“» (Церковная история. 3,29,17).

Разговоры же о том, что Церковь что-то цензурировала и вычёркивала из Писания, отпадают при обращении к истории новозаветного текста.

Только в одном случае можно предположить попытку содержательной правки текста. Согласно Мк. 1,40-44 «Приходит к Нему прокажённый и, умоляя Его и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простёр руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись. И, посмотрев на него строго, тотчас отослал его и сказал ему: смотри, никому ничего не говори, но пойди, покажись священнику и принеси за очищение твоё, что повелел Моисей, во свидетельство им».

Проблема в том, что, в отличие от рукописей IV века (Синайского и Ватиканского кодексов), кодекс Безы (V в.), старолатинские рукописи ff2 (V в.) и r1 (VII в.) вместо «умилосердившись» предлагает — «разгневавшись». Возможно, эта правка была призвана согласовать чувство Христа в минуту исцеления с тем гневом, который Он проявил позже («embrimhsamenos — „прогневался“; в русском переводе неточно — „посмотрев строго“)[471]. «Гнев Христа объясняется тем, что прокажённый своим приближением ко Христу, которого окружали люди, нарушил закон Моисея, запрещавший прокажённым входить в стан Израильский»[472].

И все же церковная традиция удержала более раннее чтение — «умилосердившись».

Есть очень простой путь к тому, чтобы убедиться, что Церковь ничего из Евангелия не вычёркивала. Кто более всех христиан был склонен к цензуре? — Католики. И вот если бы католики решились подчистить Евангелие, то какое место из Евангелия они бы выбросили первым? Вероятно, то место, где Христос говорит апостолу Петру, некстати предложившему не пойти на Крест, обойти распятие, не идти в Иерусалим: Отойди от меня, сатана! (Мф.16,23). Ведь для католиков их вера в папскую власть и её непогрешимость базируется именно на том, что папы наследуют непогрешимость ап. Петра. А тут Сам Христос не просто говорит Петру, что ты, мол ошибся, но говорит предельно резко: это сатана говорит через тебя сейчас…

Поскольку даже этот текст не вырезан, но читается во всех даже латинских рукописях, то нет основания считать, будто Церковь выбросила хоть что-то. В наших Евангелиях много мест, колющих совесть христиан. Кто из нас соблюдает заповедь Христа: Не берите с собою… двух одежд (Мф. 10, 9-10)? Сколько диспутов возникает вокруг кажущегося расхождения церковного этикета с призывом Спасителя: Иотцом себе не называйте никого на земле (Мф. 23, 9). Как труден для богословского истолкования крик Христа на Голгофе: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27, 46)! От этих «неудобных» мест (а заодно и от тех слов Христа, в которых Он обличает фарисейство) можно было бы избавиться с помощью ножниц… Но Церковь не сделала этого. Евангелие осталось вне цензуры.

Чтобы вполне оценить это обстоятельство — надо сравнить судьбу Евангелий с судьбой Корана. Древнейшие дошедшие до нас рукописи Корана (хранящийся в Ташкенте «Самаркандский кодекс» и кодекс стамбульского музея Топкапи) не могут быть отнесены ко времени ранее конца восьмого века и отстоят от даты кончины Мухаммеда приблизительно на 150 лет. Как видим, временная дистанция сопоставима с аналогичной дистанцией в истории новозаветных текстов. Но мусульманская история знает одно немаловажное событие, произодшее в этом самом зазоре между временем жизни Мухаммеда и временем создания коранических рукописей, дошедших до нас. Сам создатель ислама не записывал получаемых им откровений и не собирал их. Собирание разрозненных записей и мемуаров началось уже после его кончины, и лет через 20 после неё одна из этих коллекций — составленная юношей Заидом — была халифом Усманом провозглашена единственно верной. Все остальные записи (в том числе и хранившиеся у вдов пророка) были объявлены ложными и сожжены[473].

Ничего подобного христианская история не знает. Тексты, о которых заведомо было известно, что они исходят от ближайшего окружения Христа, правке, цензуре, а тем более сожжению не подвергались.

Итак, быть христианином означает смотреть на Христа глазами Апостолов, а взгляд Апостолов на Христа выражен в книгах Нового Завета. Поэтому христианин — тот, кто смотрит на Христа глазами Евангелистов и Апостолов, а не глазами апокрифов, не глазами Талмуда, не глазами Корана, не глазами Льва Толстого.