ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Седж несколько минут не двигаясь простоял в библиотеке. В голове у него не было ни; единой мысли. Насколько до этого его мозг находился в состоянии возбуждения, настолько теперь его голова, казалось, была совершенно пуста. Он не мог ни двигаться, ни думать, ни говорить.

Наконец он услышал голос в коридоре; и вынужден был выйти из оцепенения. Наклонившись, виконт поднял костыли, оперся на них и заковылял к двери. Там его встретили сэр Терренс и Альберт.

– А, Седжвик, – сказал сэр Терренс. – Как я понял, вы покидаете нас сегодня утром.

– Да.

– Я сказал, Седж, что мы поедем в моем экипаже, – вмешался Альберт. – Вещи уложены, к отъезду все готово. Сэр Терренс согласился прислать твою двуколку со своим грумом позже.

– Если вы не возражаете, то через день или два, – сказал сэр Терренс. – Боюсь, сегодня у нас тут очень много работы и я не могу дать вам человека. Но едва представится возможность, я сразу же отправлю ваш экипаж и лошадей в Лондон.

– Прекрасно.

– Я сказал сэру Терренсу, как высоко мы ценим его гостеприимство, – заговорил Альберт, бросив на Седжа многозначительный взгляд. – Как мы благодарны, что он пришел тебе на помощь, привез в Торнхилл и выхаживал все это время.

– Да, очень благодарны.

– Только вчера мы с Седжем говорили о великодушии и доброте вашей семьи, Терренс.

Альберт не сводил с Седжа озабоченного взгляда, надеясь, что тот тоже что-нибудь скажет. Но Седж был не в состоянии произнести ни одного связного слова. Возможно, позже.

– Он говорил мне, что не желал бы себе более покойного и приятного места для выздоровления, – продолжил Альберт. – Я верно говорю, Седж?

– Да.

– Вы уверены, что выдержите дорогу, милорд? – спросил сэр Терренс, озабоченно глядя на Седжа. – Вы что-то бледны сегодня. Вы хорошо себя чувствуете?

– Прекрасно.

– Я… Я думаю, что он немного устал, сэр Терренс, – быстро вмешался Альберт. – Он, без сомнения, хочет поскорее оказаться дома.

– Ну что ж… – Сэр Терренс с любопытством посмотрел на виконта и пожал плечами. – Если вы уверены. – Он протянул Седжу руку. – Надеюсь, вы как-нибудь посетите Торнхилл при более благоприятных обстоятельствах. Мы всегда будем вам рады.

Седж мгновение смотрел на протянутую ему руку – руку ее брата, – прежде чем пожать ее. Он поднял глаза и встретился с сэром Терренсом взглядом. Молодой мужчина во многом напоминал свою сестру. Раньше Седж этого не замечал. Очертания губ, высокие скулы, прямой нос. Хотя глаза другие. Они у него были голубые, совсем не похожие на ее глаза. Сэр Терренс слегка нахмурился, пожимая Седжу руку, и тот понял, что должен что-то сказать.

– Спасибо вам, – удалось ему выдавить хриплым шепотом. – Спасибо вам за это. И пожалуйста, поблагодарите миссис Латтимер. И вашу…

Когда стало ясно, что Седж умолк совсем, сэр Терренс сказал:

– Я передам вашу благодарность и Ба, и Мэг. Однако я уверен, что они захотят сами попрощаться с вами. Я найду их, пока вы с мистером Хэрриотом займетесь последними повернулся и пошел приготовлениями. – Он в дальнюю часть дома.

Альберт резко схватил Седжа за плечо:

– Какого черта с тобой происходит? Я знаю, что тебе не хочется уезжать, но по крайней мере сделай над собой усилие и веди себя как подобает. Бог мой, приятель, ты совершенно неучтиво держал себя с Эшбертоном.

Седж резко сбросил руку кузену и направился в сторону Большого холла.

– Давай-ка убираться отсюда, – бросил он.

Альберт недовольно покачал головой:

– Надо подняться наверх и проверить, все ли в порядке, не забыли ли мы чего.

– Пусть это сделает Парджетер.

– Но…

– У меня нет желания еще раз карабкаться по этим ступенькам.

– Но…

– Я подожду тебя внизу.

– Хорошо, – сказал Альберт.

Бросив на Седжа последний озадаченный взгляд, он повернулся и направился к лестнице, оставив вИконта одного.

Седж опустился на старинную скамью-ларь, стоявшую у входа. Он наклонился вперед, положив руку на колени и вперив взгляд в старые плиты, которыми был выложен пол в холле. Он сидел, опустив голову и больше не пытался, как накануне, запомнить все детали этого помещения. Сидя здесь, в полном одиночестве, всеми, по счастью, оставленный, он внезапно в полной мере ощутил сокрушительную силу отказа Мэг.

Что он сделал не так? Он думал, что она любит его, точно любит. Он Богом мог поклясться, что она таяла в его объятиях. Разумеется, в ее страстном отклике сквозила сладкая невинность. И хотя она была совершенно неопытна, повинуясь ему, шаг за шагом она поднималась по лестнице желания, , открываясь ему и ясно выражая свои чувства. Как он мог настолько в ней ошибиться?

Конечно, можно было бы объяснить все это недоразумением, подумать, что он принял обычные дружеские чувства за что-то большее. Но то, как она ответила на его поцелуи, отметало такое предположение. Он правильно понял ее реакцию.

Седж рассеянно провел рукой по волосам, его ладонь задержалась на лбу. Он потрогал свой новый «эффектный» шрам и ощутил, как заломило от зарождающейся головной боли висок. Седж чувствовал себя несчастным и разочарованным. Сильная головная боль только усиливала его муку.

Хотя виконт не был полностью уверен в чувствах к нему Мэг, настроен он был оптимистически. И несмотря на одолевшие его смущение и косноязычие, когда он делал предложение, он совсем не ожидал, что она отвергнет его. Он оказался совершенно не готов к выражению ужаса и неверия в ее глазах, когда спросил, хочет ли она взять его. Неверия! Как будто сама мысль о том, что Седж захочет предложить ей выйти за него, была невообразимой.

Но потом она начала задавать вопросы о его богатстве и о том, что он может ей подарить. И он, без сомнения, в полной мере удовлетворил ее любопытство, потому что, в конце концов, он был богатым человеком. Но, как видно, этого оказалось недостаточно. И он выставил себя круглым дураком. Потому что впервые в жизни ему показалось, что он нашел женщину, с которой захочет разделить остаток жизни, а она швырнула его предложение ему в лицо, как комок грязи. Возможно, Берти был прав. Он слишком долго проболел и навыдумывал невесть что от одиночества и скуки. Он скучал по друзьям и ревновал к их семейной жизни и привязался к первой попавшейся женщине в надежде, что ему удастся зажить такой же жизнью.