Собственно, дело ради которого он прибыл в Казань, уже сделано. Положение в роте он выяснил предельно точно, и теперь осталось взвесить всем причастным.

Превращение купчины в генерала навело на гостиничный люд, такого ужаса, что остолбеневший мэтр с трудом нашёл в себе силы вызвать пролётку.

Пока конный экипаж неторопливо трясся по дорогам Николай всё обдумывал решение вопроса, но ни один из вариантов ему не нравился. Прежний командир мало что подворовывал, так ещё имел дурную привычку лупить подчинённых, и назначать им денежные штрафы, и погуливал по жёнам офицеров. И по здравому размышлению всю роту следовало распускать и набирать людей заново, так как другие офицеры роты, тоже не блистали ни военной выучкой ни даже знаниями уставов.

Однако, взять новых командиров было просто негде, а оставлять губернию без охранной сотни, на неизвестный срок, было неверным решением.

Предупреждённые о визите нового заместителя командующего, военнослужащие выстроили некое подобие строя, перед которым стояли в ряд офицеры. Командир подразделения, подошёл печатая шаг, глубоко, вминая в пыль подошвы сапог, начищенных до блеска, и доложил в том духе что мол, построены для смотра и всякое такое.

— Распускайте людей господин капитан. — Николай откозырял в ответ на приветствие. — Разговор у нас с вами будет недолгим, но важным.

Устроились на втором этаже здания казарм, каковое было единственным приличным строением на территории. Остальное — ветхие сараи и загончики были такого затрапезного вида, что вызывали лишь жалость и желание воспользоваться огнемётом.

Но кабинет командира был обставлен с определённым вкусом, и удобством, что и оценил Николай, садясь в глубокое кресло.

— Сразу хочу сказать, что проверку нашей ревизионной группы, сейчас, вы не пройдёте. Питание у солдат и сержантов бедное, повседневное обмундирование старое и рваное, оружие заслуживает лишь переплавки, а финансы совершенно расстроены. Прежнему командиру охранных отрядов до сего не было никакого дела, но государь поставил перед нами задачу, иметь более действенный военный инструмент чем то, что мы видим сейчас.

И этому я вижу лишь одно препятствие. — Николай говорил негромко, монотонно, но капитан отчего-то сильно потел, и сидел с широко раскрытыми глазами. — Это препятствие — вы. — Николай бросил взгляд на Игнатовича, и продолжил того дожимать.

— Вы поставили воровство и мздоимство в систему вместо службы государю, и на этом поприще преуспели. Вы даже залезли в карман госпитальной кассе, что ещё будет дорого стоить начальнику медицинской части. Но и это всё не так плохо, как ваша манера распускать руки лупцуя солдат и сержантов за выдуманные и реальные прегрешения.

Собрали вы себе такой список, что и пожизненная каторга будет подарком для вас и вашей супруги. С потерей дворянства, разумеется, и вообще всякого сословия.

— Пощадите. — Капитан, громко стукнув коленями рухнул ниц. — Дети малые…

— А о солдатских детях вы думали, когда воровали из дарственных денег? — Негромко спросил генерал. — Званые вечера всё устраивали. С кем тягались? С командиром гарнизона? Так он целых три дивизии обворовывает. Масштаб другой. Кстати, по его душу уже едут люди из коллегии финансов, так что будет ему бал. С конфискацией и променадом по Сибири. — Николай помедлил. — Пётр Сергеевич, вы же когда-то были блестящим и подающим большие надежды офицером. Когда всё сломалось?

Капитан молча стоял на коленях низко опустив голову.

— Я даю вам действительно последний шанс. — Николай вздохнул. — Не потому что я такой добрый. У меня просто нет людей вам на замену. Но если вдруг, снова обнаружится воровство, я добьюсь для вас примерного наказания. Это значит, что ваша жизнь и жизнь вашей жены и детей, будет совершенно уничтожена. Это такое дно империи, что за ним только подземная тюрьма и могила. Готовы вы к тому, что вас возненавидят собственные дети?

— Я…

— Да вы, конечно. Кто же кроме вас. — Николай встал. — Через неделю придёт первый груз в адрес вашей роты. Обмундирование, оружие, и снаряжение. К этому моменту вам нужно будет поднять хотя бы коробку склада, где всё это будет храниться. Узнаю, что пропала хоть крошка — можете всем офицерским составом, спарывать погоны, и изучать тюремную феню. Предполагается, на базе вашей роты, в течении года, развернуть батальон усиленного состава в полтысячи человек. Должность полковничья, с которой и на пенсию уйти не зазорно. Также будут продвижения и всех офицеров, если конечно они подтянут боевую подготовку. На всё у вас три месяца. В сентябре сюда к вам приедет комиссия, которая будет решать вопрос о будущей численности подразделения, и только от вас, зависит решение комиссии. Я же со своей стороны порекомендую комиссии проверить вас со всей внимательностью. Так что выбор у вас невелик. Грудь в крестах или голова в кустах.

— Отслужу. — Хрипло произнёс капитан, не вставая с колен.

— Полно, Пётр Сергеевич. Время слов уже прошло. Теперь нужны дела.

Как ни хотелось Николаю сесть в свой самолёт, чтобы к вечеру уже быть в Москве, но пришлось ехать к генерал-губернатору, с совершенно пустым визитом, дабы не прослыть невежей.

Резиденция губернского начальника находилась в Кремле — старинной крепости, которую брал в своё время Феофан Грозный.

Увидев генерала, часовые сразу взяли «на караул», а в тихом здании, вдруг забегал разнообразный народ, показывая рвение перед лицом заезжего начальника.

Пётр Михайлович Боярский, руководивший губернией с 11 года, мужчина среднего роста, широкоплечий, с аккуратными усиками задорно смотревшими вверх, и гладкой причёской, даже вышел из кабинета чтобы приветствовать дорогого гостя, и сразу же, не слушая возражений, повёз обедать в ресторацию Парус, что находилась прямо на верхнем этаже железнодорожного вокзала, откуда были видны и пристани и открывался роскошный вид на Волгу.

Теперь, когда железная дорога шла сквозняком через город, она пролегала вдоль Волги и уходила через мост, дальше в сторону Урала.

— Вот ведь, князь. Сделали мост через пути, а народ всё норовит понизу. И штрафуем, и в холодную запираем, а всё одно. Уже десятый человек под колёсами свою смерть нашёл с начала года.

— Всё одно будут лезть, хоть забором все пути обнесите. — Николай пожал плечами.

— А вы, признайтесь, не по нашу ли душу прибыли? — Генерал-губернатор рассмеялся. Взяток он практически не брал, и столичных ревизоров не боялся.

— Вот верите ли, но нет. — Николай легко улыбнулся в ответ. — По государеву повелению, хозяйство у меня ныне совсем другое, и заниматься гражданскими нет никакой возможности.

— А мы, я имею в виду весь губернаторский корпус, были весьма впечатлены, с какой скоростью была уничтожена преступная империя Никодима Петровича Усольского. Собирал ведь, не один десяток лет, прикармливал генералов, судейских да прокурорских, а вон как всё решилось. О вас, князь рассказывают страшные вещи. И что сами лезете в пекло, и что лично руководите расследованиями… И всё это в столь юном возрасте. Многие из нас, если не все, я имею в виду служилое дворянство, искренне завидуют вашему батюшке.

— Это ещё что. — Николай рассмеялся. — Знали бы вы, чему учат маленькую Анечку Белоусову.

— Это как раз хорошо. — Пётр Михайлович улыбнулся. — Всё нам на пользу что врагу во вред. А я уверен, что Анна Белоусова будет такой же верной защитницей империи, как и вы.

Так под неспешные разговоры, они расправились с салатами и приступили к вкуснейшей волжской «тройной» ухе.

Толстой-Милославский Сергей Сергеевич предводитель дворянства, и князь Голицын Лев Львович, надворный советник[5] служивший вице губернатором, появились одновременно, и пока они шли к столу, на нём будто по волшебству появились ещё два прибора, а рядом пара кресел.

— Пётр Михайлович, что же вы так, приватно, и даже не познакомите нас с вашим гостем. — Укоризненно покачал головой с роскошной гривой Толстой-Милославский — подвижный полноватый мужчина средних лет, в вицмундире с погонами гофмейстера[6]. Крупное мясистое лицо украшал большой нос и полные губы ценителя жизненных удовольствий.