— Что вы все на меня смотрите? — возмутился Борис. — Неужто, дурачьё, думаете, что это я им помогал?

Я влепил ему неплохой удар в грудь, он бы упал, если бы я его не придержал за рубашку. А потом прислонил его к стене, и начал лупить уже двумя руками, стараясь причинить невыносимую боль, но при этом ничего не сломать и не отбить. Полицейские называют это допросом третьей степени, они его используют куда чаще частных сыщиков, но и нам иногда приходится. Тома смотрела на всё это безразлично, первая леди плакала, губернатор и телохранители отвернулись, а Вася застыл на месте, пытаясь время от времени что-то произнести, но так и не смог. Как я и ожидал, Борис продержался недолго. Сперва что-то замычал, потом, когда я остановился, заплакал и начал просить родителей, чтобы они его защитили от избиения.

— Признавайся! — потребовал я и в очередной раз вполсилы ударил его в живот. — Во всём! А не то…

Кто убил Арину, меня вовсе не интересовало. Даже если лично Борис. Это дело полиции или спецслужбы. Меня наняли в очередной раз найти мальчишку, а для этого не помешало бы допросить связника похитителей. Да, у них наверняка был связник. Борис должен был кому-то сообщить, что Олега привезли к матери, и он, Борис, попробует вытащить его в парк. Мальчишку же могли отправить прямо в столицу, а то и прикончить по пути, Вася именно это и хотел сделать. Связник, скорее всего, торчал в «Интуристе», и не сбежал, когда мальца выкрали на постоялом дворе и повезли в Вервольф. На всякий случай он остался на месте. Так может, он до сих пор там? Допросить бы его, глядишь, узнали бы что-нибудь новое.

— Я всё скажу, — сквозь рыдания выкрикнул Борис. — Мама, папа, простите меня!

— Ближе к делу! — потребовал я и снова его ударил, на этот раз совсем слабенько, ему теперь и этого было достаточно.

И он заговорил. Всё выложил, без остатка. О том, как он был счастлив раньше, когда родители его любили и уделяли ему внимание. Да, он так и сказал — уделяли внимание. А потом родился Олег, и всё изменилось. Теперь всё внимание, а с ним и любовь, доставались младшему брату. Старший получал лишь крохи, остатки. И тогда он задумал убить малыша. Но задумать легко, исполнить — гораздо труднее. Так исполнить, чтобы не попасться. Потому что если попадётся, родители не простят. И он решил, что нужно не убить, а сделать так, чтобы родители разлюбили младшего. Для этого он рассказал Олегу, что все взрослые — сволочи, и их родители — тоже. А ещё — научил мальчишку материться.

— Вот оно всё было, — закончил Борис, и зарыдал громче прежнего.

— Дальше! — потребовал я.

— А это всё. Честно-честно! Мама, папа, я больше не буду!

— В парк зачем попёрся? Да ещё и без телохранителей?

— Олег пристал, как банный лист, просил, чтобы я ему показал, где Арину нашли. И чтобы без посторонних, потому что так надо. Мы и вышли тихонько чёрным ходом, и в парк. А там на меня напали. Это правда! Не бей меня больше, пожалуйста! Очень тебя прошу!

Я больше не придерживал этого засранца, и он упал на землю, не прекращая рыданий. Хуже всего было то, что я ему поверил. И теперь сам удивлялся — как я мог подумать, что это пустое место могло спланировать третье похищение? Около полудня я передал Олега матери, а Вася отвёз их в этот дом. Борис, узнав, что брат вернулся, должен был быстро составить план, написать записку связнику и отослать её. Потом — уговорить Олега куда-то пойти, туда, где их ждали монархисты, это необязательно парк. Дальше — вернуться домой и рассказать какую-нибудь хрень о нападении. Затем об этом сообщили Васе, и он попёрся искать нас на пляже. И нашёл. Мы только разок успели скупаться, правда, плавали долго. Времени на всё про всё если и хватает, то едва-едва!

Скорее всего, не было никакой переписки. И не тот брат был сообщником похитителей. Я же своими ушами слышал, что Олег рвётся туда, где, как он думает, станет королём. Перед тем, как отдать его мне, женщина сказала ему, что он должен делать — выбраться в парк, там его будут ждать. Ждали, и дождались. Ладно, а как быть со вторым похищением? Допустим, уложить няню в постель старшего брата малец мог. Сказать ей, что тот по ней сохнет, и она с удовольствием отдастся сыну хозяина. А Борис перед ней не устоит, потому что балбес. Но малыш не мог отправить записку, да и написать её — тоже, вряд ли он вообще умеет писать. Откуда же монархисты знали, с какого постоялого двора его похищать?

— Губернатор, кто выбирал, на каких постоялых дворах останавливаться? — спросил я.

— При чём тут это? — удивился он. — Я выбирал, конечно же!

— Вспомни второй ночлег. Почему остановились там, а не где-то в другом месте?

Губернатор морщил лоб, честно пытаясь вспомнить, но у него не получалось.

— Олега укачало, — неожиданно ответил Жорж. — Стас, это его работа? Но он-то откуда знал, что нужно остановиться именно там? Как они ему об этом сказали? Читать-то Олег не умеет.

Хороший вопрос. И есть ещё один такой же — кто и когда надул в уши малолетнему идиоту, что он — король оборотней? Ведь когда я вытаскивал его из Вервольфа, он уже полным ходом болтал эту чушь. Неужели тот наёмник, ныне покойный, что его похитил?

— Жорж, когда малец начал нести хрень о своих правах на престол?

— Я точно не знаю, — неуверенно произнёс оборотень. — С полгода где-то, а может, и раньше, я ведь в основном шефа охраняю, а не его.

— В Столице? Не в имперской, понятно, а провинциальной.

— Да. Это точно.

Выходит, не наёмник. Тогда кто и как? Кто может поболтать с пятилетним ребёнком так, чтобы этого не заметили ни няня, ни телохранитель? Может, собака? Оборотень в волчьей форме вполне мог выглядеть собакой, но… не в Приграничье. Тут мы запросто отличаем, где зверь, а где оборотень. Тогда кто? Доктор? Гувернёр? Кто-то из слуг?

— Чего застыл? — зло спросила Тома. — Это незачем. Его везут. Знаю, куда.

— Молодец! — похвалил я. — А теперь скажи, кто мог спокойно передавать ему инструкции, и чтоб никто ничего не заметил?

— Очень просто! Другие дети!

Я посмотрел на Жоржа, но неожиданно ответил Борис.

— Олег подружился с Вадимом, это ребёнок-оборотень! Там, в Столице! А потом он был здесь! Олег меня задолбал рассказами о нём. Вадим то, Вадим сё…

— Точно, — кивнул Жорж. — Я иногда охранял Олега. Его и няньку. Он играл с другими детьми, среди них были и оборотни. И там, и тут. Но были это одни и те же, или разные, я не знаю. Я следил за взрослыми.

— Четыре года — взрослый! — сказала Тома. — Не щенок!

— Это у вас там так. Здесь по-другому.

— Дурак! Волчонок оттуда. Дело сделал. Ты смотрел не туда!

— Что ж, Ваши Превосходительства, Борис оказался не таким гадом, как мы о нём думали. На этом позвольте откланяться.

— Вот что бывает, когда человеческие дети играют с личинками нелюдей, — подбил итог Вася.

Когда мы вернулись к карете, гвардейца-кучера на месте не оказалось. Тома принюхалась и показала нам направление. Писающий мальчик подтверждал, что его подразделение получило своё прозвище не просто так.

Вася приказал гвардейцу отвезти меня и Тому, а потом вернуться за ним, до такой степени ему было противно находиться в одной карете с оборотнем. Как он собирался терпеть рядом Жоржа, понятия не имею. Наверно, просто забыл о нём. В карете волчица положила голову мне на колени, я гладил её и почёсывал за ушами, а она пару раз ткнулась мордой в то самое место. От калитки до двери дома она зачем-то прошла на задних лапах, давалось ей это непросто, пришлось её поддерживать за переднюю. А едва мы переступили порог, тут же приняла человечью форму, я только почувствовал, как шерстинки втянулись в кожу, и вот я уже держу под локоток обнажённую красавицу.

— Не смотри на меня так, Стас, — хищно улыбаясь, промурлыкала она. — Я понимаю, у меня течка, я излучаю желание, и это на тебя действует. Но есть вещи поважнее случки.

За всё время нашего знакомства это был всего второй раз, когда Тома посчитала что-то важнее секса. Впервые это случилось по ту сторону границы Вервольфа, но тогда она была на службе, и ей надо было срочно сдать смену. А сейчас… Наверно, если бы она действительно хотела заняться чем-нибудь другим, она бы что-нибудь надела.