Делла передала просьбу Мейсона по телефону, и через несколько секунд Эллен Эйдер вошла в контору адвоката.

– Прошу меня простить, мистер Мейсон, – начала она. – Но я просто вынуждена была повидать вас. Я изменила намерения.

– Вы выбрали для этого самый неподходящий момент, – признался Мейсон. – Прошу садиться.

– Почему вы так считаете? – спросила она.

– Насколько я понимаю, вы знаете о том, что Хармен Хаслетт погиб в море. И сейчас Стефен Гарланд и Джармен Дейтон прибыли сюда только с одной целью: разыскать вас. Они знают, что вы побывали в моей конторе, и полагают, что вы можете появиться у меня еще раз. Специально для того, чтобы сбить их со следа, я нанял женщину-детектива, дал ей соответствующие инструкции и пустил их по ее следу. Сейчас мы как раз вернулись из квартиры, где произошла довольно драматическая сцена. Адвокат по имени Дункан Ловетт привез с собой из Кловервилла свидетельницу, некую Максин Эдфилд, которая опознала в той женщине вас, сообщила, что вы с ней были подругами и вы рассказывали ей о своей любовной связи с Хаслеттом, что вы забеспокоились, когда Хаслетт начал охладевать к вам, и решили привязать его к себе, сказав, будто беременны. После этого Хаслетт, следуя указаниям Гарланда, внезапно уехал в Европу. Она также сообщила, что Гарланд послал вам тысячу долларов (стодолларовыми купюрами) и вы уехали из Кловервилла, чтобы начать новую жизнь. Она сказала, что вы не были беременны и этот трюк проделали ради того, чтобы заставить Хаслетта жениться на вас…

– Зачем же она так нагло солгала?

– Не волнуйтесь, – посоветовал Мейсон. – Я рассказываю вам это только для того, чтобы вы все знали. Потом мы с вами все обсудим… Итак, Максин Эдфилд опознала вас в женщине-детективе. Та была похожа на вас, к тому же получила от меня инструкции, как ходить, чтобы ее походка была похожа на вашу. Результат был довольно неожиданный. Максин заявила, что сказала правду. Утверждала, что женщина-детектив – это вы, Элл Калверт, которая когда-то была ее подругой и которая поверяла ей все свои тайны. А потом, когда выяснилось, что она ошиблась, все другие ее показания тоже потеряли значение… И вот вы сами приходите сюда. Если Гарланд и Дейтон все еще продолжают следить за моей конторой, они вас наверняка опознают.

– Ну и пусть! – заявила она. – Я больше не намерена скрываться. Я намерена бороться.

– Бороться? – спросил Мейсон. – За что бороться?

– За два миллиона для моего сына.

– Это что-то совсем новенькое, – заметил Мейсон.

– Женщина имеет право изменить свои намерения.

– А что именно заставило вас изменить намерения?

Эллен Эйдер открыла сумочку и вынула оттуда газетную вырезку.

– Статья в «Кловервилльской газете». – И она протянула ему издание.

Мейсон взглянул на заголовок: «Недвижимое имущество Хаслетта оценивается в два миллиона долларов».

– Разве вы этого не знали раньше? – поднял он на нее глаза.

– Нет… Я знала только, что Хармен Хаслетт был главой фирмы и главным держателем акций, но я никак не думала, что дело может за двадцать лет так вырасти. Судя по всему, сейчас это довольно крупная фирма.

– Вы понимаете, что это будет значить для вас? – спросил Мейсон. – Если вы будете претендовать на наследство, вас обвинят в обмане и лжесвидетельстве, имя вашего сына будет склоняться в суде и… Он знает, что настоящая его мать – вы?

– Сейчас уже знает, – ответила она. – Я говорила с ним. Объяснила ему все как есть, и это оказалось много легче, чем я думала, потому что женщина, которую он считал своей матерью, неоднократно бросала ему в лицо реплики, которые вызывали у него подозрения.

Мейсон задумчиво посмотрел на нее.

– Возможно, вы очень и очень ловкая женщина, – наконец произнес он, – которая работает вкупе с молодым человеком – ведь миллионы Хаслетта стоят трудов.

– Значит, вы считаете меня авантюристкой?

Мейсон задумчиво сказал:

– Я просто не знаю, что и думать. Уж больно драматическим и странным получается это дело. В данный момент я не могу ничего утверждать. Я только высказываю свои сомнения. Не забудьте, что я больше не являюсь вашим адвокатом. Вы сами отказались от моих услуг. А сейчас пришли ко мне с довольно сложным планом операции. Вот я и высказал вам свои сомнения.

– Я не могу корить вас за это, мистер Мейсон, – ответила она. – Знаю, что вела себя глупо. Я бы должна была посоветоваться с вами.

– Ну что же, – вздохнул Мейсон. – В таком случае расскажите мне, как все было на самом деле. И имейте в виду, что я спрашиваю вас об этом не как ваш поверенный, а как человек, который должен решать, сможет ли он стать им или нет. Итак, что в вашем рассказе было правдой?

– Все… все, что я вам рассказывала, правда! – воскликнула она. – Просто кое-что я утаила.

– У вас был сын?

– Я приехала сюда почти двадцать лет назад, – начала она. – Я была беременной и находилась в отчаянном положении, хотя у меня оставались кое-какие деньги, но их становилось все меньше… Работать в той должности, в какой я работала на предприятии у Хаслетта, я не могла, так как у меня не было рекомендаций. Поэтому мне оставалось идти либо в прислуги, либо в няньки. Я поместила объявление в газете. Некая миссис Байрд откликнулась на мое объявление и попросила меня зайти к ней переговорить. У них не было большого достатка, но у мистера Байрда, пользовавшегося хорошей репутацией, было постоянное место работы. Детей у них не было. Я начала работать у них, и спустя какое-то время миссис Байрд заметила, что я в положении. Мне пришлось рассказать ей о своих невзгодах, и я предупредила их, что буду работать до тех пор, пока это возможно. А потом отправлюсь в дом незамужних матерей и там разрешусь от бремени. Она отнеслась ко мне с сочувствием и дружелюбно. Спросила, думала ли я об аборте. Я ответила, что думала, но отказалась от этой мысли. В тот день мы ни о чем больше не говорили, но несколько дней спустя она снова вернулась к этой теме, сказала, что обсуждала этот вопрос со своим супругом и что они пришли к выводу, что хотели бы усыновить моего ребенка, однако некоторые юридические положения препятствуют этому. Но вот миссис Байрд нашла выход. Она скажет друзьям и знакомым, что забеременела. Мистер Байрд останется в Лос-Анджелесе и будет продолжать работать, а мы с ней отправимся в сан-францисскую больницу, я запишусь там под именем Белинды Байрд и рожу. Малыша зарегистрируют как ребенка Белинды Байрд и Аугуста Байрда. Вот, собственно, и все, что нам предстояло сделать. Через некоторое время после рождения ребенка мы вернемся домой, и я останусь работать у них, а они будут воспитывать моего ребенка как своего собственного. Единственное, о чем они просили меня, это никогда и никому не рассказывать правды.

Мейсон задумчиво посмотрел на женщину:

– Почему вы изменили свое решение и что вы хотите от меня?

– Изменила я свое решение, когда узнала, что наследство Хаслетта оценивается в два миллиона и что у него нет других родственников, кроме моего сына.

– Для себя лично вы ни на что не претендуете? – спросил Мейсон.

– У меня нет на это никаких законных оснований.

– Когда я раньше говорил с вами, вы утверждали, что хотите, чтобы ваш сын избрал свой собственный путь, и – как вы сами выразились – вы никогда ничего не скажете ему о его отце. Сейчас же ваши намерения изменились.

– Я очень много думала над всем этим. Несколько дней назад я еще мечтала, чтобы его отец выплачивал ему алименты – приблизительно двести-триста долларов в месяц, – а теперь, когда его отец умер, я узнала, что мой сын может получить большое состояние.

– Эти факты и ваши слова настраивают меня на скептический лад, – заметил Мейсон.

– Я могу доказать, что все, что я говорю, – истинная правда, – сказала она.

Мейсон подался вперед:

– Очень интересно, каким образом? Если речь пойдет о его приемных родителях…

– Нет, их уже нет в живых… Погибли в автомобильной катастрофе.

– В таком случае как же?