Даже выпрямившись, она была вынуждена задрать голову, чтобы взглянуть прямо в серые, хоть и выцветшие, глаза Хоара: в ней было немногим больше пяти футов роста, фигура коренастая, если не сказать полная. Карие пронзительные глаза, несколько седых прядей в растрепанных каштановых волосах. Она напомнила Хоару задорную куропатку.

Хоар сунул руку во внутренний карман мундира и вытащил несколько листов бумаги. Выбрав один, он с поклоном и извиняющимся видом протянул его женщине. Она прочла его вслух, достаточно громко, чтобы было слышно на фоне мягкого, пульсирующего ритма прибоя:

— «Позвольте представиться: Бартоломей Хоар, лейтенант королевского флота. Примите мое глубочайшее уважение. То, что я не разговариваю с вами, является не преднамеренной грубостью, а следствием невозможности говорить выше еле слышного шепота».

В отличие от многих незнакомцев, которые из-за немоты считали, что Хоар также и глух, женщина в коричневом не стала кричать или говорить с преувеличенной заботой, с которой глупцы разговаривают с детьми или инвалидами.

— Меня зовут Элеонора Грейвз, я жена доктора Саймона Грейвза из Веймута. Я уверена, что он присоединится к моей благодарности за то, что вы выступили в мою защиту против этих подлых негодяев.

Один из двух лежавших на песке — человек, которому она разбила нос — зашевелился и попытался сесть. Он наклонился вперед, насколько ему позволили путы. Алые капли падали на гальку между брючинами его штанов.

Если судить по поведению миссис Грейвз, она и Хоар танцевали котильон в Бате, а не стояли над двумя телами на сыром, холодном, как будто в сентябре,  пляже.

— Итак, сэр, что мы будем делать с этими бродягами?

Хоар вытащил навощенную табличку, вроде тех, что употребляли еще римляне, и написал: «Мой пинас — в Веймут?»  

— Превосходно, — ответила она.

Вдвоем они подтащили связанных пленников по гальке к «Непостижимой», подняли их хват-талями на борт и свалили в сторонке, позади сходного трапа. Хоар быстро обыскал их. Кроме жалких личных вещей, матросских ножей с ножнами, плотницких молотков и трех гиней, он нашел только дубинки и отрезок тонкого прочного линя. Дубинки Хоар выкинул за борт, молотки, ножи и отрезок линя реквизировал для судовых нужд, а гинеи вручил миссис Грейвз.

Не выказывая никакого беспокойства по поводу возможности намочить свою юбку, миссис Грейвз помогла Хоару столкнуть пинас в воду. Затем она приняла его руку, чтобы забраться на борт, и спустилась вниз. Хоар поставил паруса, вернул румпель на место и лег на курс вдоль берега, направляясь в Веймут. Путь до него был недалек.

 Его пассажирка молча сидела в крошечном кокпите, разглядывая его. Она, очевидно, осознала бесполезность разговора с незнакомцем, ответов которого она не могла услышать. В отличие от тех немногих женщин, которых знал Хоар, она чувствовала себя вполне комфортно и без болтовни. Но когда «Непостижимая» проходила траверз брекватера, миссис Грейвз спросила:

— Вы знакомы с этой гаванью, мистер Хоар?

Шум ветра и волн под прикрытием холмов и портовых строений стал гораздо тише, и Хоар решил, что его смогут услышать. Он вздернул подбородок и пожал плечами.

— Да, но не очень хорошо, — прошептал он. — Не откажусь от совета, данного знатоком местных условий.

—  Если вы не имеете намерения продолжать ваше путешествие сегодня — а я надеюсь, что нет, — то вы сможете остановиться на отдых в таверне «Миска килек». Вон там, левее того места, куда вы сейчас плывете, по эту сторону от церкви св. Ниниана. Видите, это вон тот шпиль.

Миссис Грейвз, возможно, была незнакома с морскими терминами — она употребила слово «плывете» как береговой житель, а не слово «держите», подобающее истинному моряку, — но ее указания были вполне ясны, и Хоар немного подправил курс.

— Вы не подержите румпель, пока я уберу паруса? — прошептал он.

Она услышала его шепот, немного поколебалась, потом взялась за румпель рядом с его рукой, сначала слегка, а затем крепче с возрастающей уверенностью.

— Да-да, вот так, — произнес Хоар. Он прошел вперед, огибая лежавших пленников, спустил стаксель и скатал его, обвязав шкотом. Затем он снял ходовой конец грота-фала с утки и перенес его на корму, рядом с румпелем.

— Я беру румпель, мэм, — сказал он. — Я буду сбрасывать грот кучей, так что отодвиньтесь поближе к планширю.

Хоар медленно повернул румпель вправо, и «Непостижимая» стала приводиться к ветру. Когда скорость упала настолько, что ее хватало лишь на то, чтобы медленно подойти по инерции к пологому берегу, он отдал фал, и грот мешком свалился на пленников, вместе с гиком. Один из них вполголоса выругался. Киль маленькой яхты проскрежетал по гальке, и она замерла, слегка накренившись на правый борт. Затем Хоар свернул наскоро парус и раскрепил его малыми талями.

Заперев дверь в каюту, он спрыгнул на берег и подал руку миссис Грейвз. Она приняла ее — скорее из вежливости, чем по необходимости, подумал Хоар — и, проворно спрыгнув вниз, встала в своей намокшей юбке рядом с ним, глядя на яхту.

— Передадим наших пленников портовой охране? — полувопросительно произнесла она.

— Лучше главному констеблю, — предложил Хоар. — Какой бы он ни был, маловероятно, что он пьет с ними в одной компании.

Хотя он и не был лично знаком с веймутскими блюстителями порядка, но знал прекрасно, что на южном берегу Британии представители закона и нарушители оного зачастую были так близки между собой, как бедра девственницы.

Миссис Грейвз рассмеялась необычным гортанным смехом:

— Разумеется. Тогда к сэру Томасу Фробишеру. Сейчас… сколько, часа три?

Хоар кивнул.

— Значит, он в городском клубе — как и доктор Грейвз, скорее всего. Пошли.

Она взяла Хоара под руку и повела его к зданию, выходившему фасадом на новую эспланаду ниже церкви св. Ниниана. Это было большой дом, который, подумал Хоар, принадлежал, вероятно, одному из богатейших купцов города.

— Здание городского клуба когда-то принадлежало одному видному торговцу, — произнесла миссис Грейвз, как будто прочитав его мысли. — Но у него настали трудные времена, и группа уважаемых горожан купила его в складчину и сделала своим местом встреч. Чтобы быть подальше от жен, знаете ли.

Хоар засмеялся. Издаваемый им негромкий хриплый шум звучал, по язвительному замечанию жены одного знакомого офицера, как рев разгневанной бабочки.     

Бледный, худой стюард городского клуба, должно быть, заметил, что миссис Грейвз подходит, и сам открыл настежь массивную дверь.

— О, миссис Грейвз! — воскликнул он. — Вы, должно быть, где-то перебирались вброд, да к тому же и погода такая сырая! Пройдите к камину в гостевой комнате, и располагайтесь там, пока я не позову доктора Грейвза.

Он поспешил вперед, пошурудил кочергой уголь на решетке и направился к выходу. Миссис Грейвз окликнула его и спросила, здесь ли сэр Томас. Ответ был утвердительным.

— Попросите его зайти сюда, Смит, если он сможет. И еще: пошлите человека в дом доктора Грейвза. Пусть он передаст моей горничной наказ принести мое желто-зеленое саржевое платье и пелерину сюда, в клуб.

Разгоревшийся огонь камина был весьма кстати. Миссис Грейвз взглянула на Хоара:

— Если бы не ваше присутствие здесь, сэр, я бы подняла юбки, чтобы лучше согреться.

— Стоит вам только пожелать, мэм, и я беспрекословно оставлю вас одну.

— Нет, я не сделаю это, — ответила она. — Это было бы черной неблагодарностью за все ваши услуги.

— Могу я спросить, мэм, что привело вас на пляжи Портленд-Билла? — прошептал Хоар.

 — Камни, мистер Хоар.

— Камни, мэм? Чтобы метать их?

— Иногда, только по необходимости. С раннего детства я питала привязанность к красоте форм и цветов обточенных прибоем камешков. Я помещаю их в плоские тазы, чтобы сохранить их игру красок. Местные мальчишки, которые тоже собирают камни — зачастую под самым моим носом, — помнят старинное саксонское поверье, что Портленд-Билл был когда-то Островом Мертвых Друидов, и избегают его. А я прогуливаюсь там регулярно. Доктор Грейвз порой ворчит на меня за то, что я заняла целую комнату под мою коллекцию. Но я напоминаю ему, что комната небольшая, а дом огромен, и ему не стоит скупиться в этом.