— Ты уверена, что не помнишь его фамилию?

— Не думаю, что когда-нибудь ее слышала. Если ты встречался с человеком только один раз, ты обычно не знаешь его фамилии. Но мне показалось, что он простоват. Я часто думала, пережил ли он войну. Ты говоришь, нет?

— Я этого не говорил.

— Ты сказал, он пропал без вести. Он показался мне очень милым. Джордж нас не слушает, так что я могу раскрыть тебе страшную тайну: я сильно завидовала его девушке.

— А кто была та девушка?

Женщинам за тридцать не стоит надувать губки. Джордж должен был бы намекнуть Милдред, что золотые деньки, когда она умела очаровательно дуться, остались позади. Но она все же попыталась изобразить гримаску, капризную и обаятельную в дни ее двадцатилетия, и заявила:

— Но ты же ее помнишь. Ты сам сказал — на ней было золотистое платье. Кажется, ее звали Лестер?

— Я не помню. Кто она и почему ты ей завидовала?

— Ну, она была дочерью подруги тети Софи — по крайней мере, мне казалось, что тети Софи… В любом случае, она была дочкой чьей-то подруги, и поэтому они все суетились вокруг нее. Только теперь я уже не думаю, что именно Лестер, потому что, я думаю, это фамилия тех людей, у которых она гостила, хотя я не уверена… Мне кажется, ее имя начиналось на «Л», потому что если это не так, то почему же я решила, что ее звали Лестер? Возможно, ее звали Лайалл, или Линкуотер, или Саттерби…

Фрэнк поднял брови:

— Саттерби не начинается на «Л».

— Не начинается, ведь правда. — Она просветлела. — Ну ты же знаешь, как бывает с этими именами — ты думаешь, оно на «Л», а оно совсем на другую букву. Может, я сказала Саттерби, потому что спутала Линкуотер с Латимер. Вечеринку ведь устраивали Латимеры.

— Да, ты говорила. Но я не понимаю, почему это могло заставить тебя подумать о Саттерби.

— Может… Ну, с именами никогда не поймешь! В конце концов, может, это была и не «Л». Как раз сейчас мне в голову пришла фамилия Марриотт… Нет, так звали компаньонку кузины Барбары, которая на чайной вечеринке впала в помешательство и разбила четыре лучшие рокингемские чашки, из того чудесного яблочно-зеленого сервиза. Ужасно, да? Так, ее звали не Марриотт. А может быть, Карлтон? О нет! Я тебе скажу, как ее звали, меня только что осенило! С тобой так бывает? Со мной — часто. Ее имя — Эллиот! Вот откуда взялось у меня это «Л»! — Милдред перевела дыхание и добавила с сомнением: — Но все-таки мне кажется, ее могли звать и Лестер.

— Неужели? — Фрэнк не смог сдержать сардонический смех.

Милдред снова надула губки.

— В любом случае, Джордж ею так восхищался, что я чуть не расторгла помолвку, правда, Джордж?

Джордж Дарси, закончив подробное и придирчивое обсуждение меню с официантом, повернулся к жене и гостю.

— Что «правда»?

— Ты ведь хотел расторгнуть нашу помолвку из-за того, что по уши влюбился в эту девицу, Лестер, на вечеринке у Латимеров, прямо перед нашей свадьбой?

Джордж ответил довольно угрюмо:

— Не представляю.

— Значит, это я ее почти расторгла. И должна сказать, девица была жутко хорошенькая. — Не дождавшись внятного ответа от мужа, Милдред вновь обратилась к Фрэнку. — Теперь-то он может говорить что угодно, но тогда он просто ужасно в нее влюбился. Но, конечно, она была обручена с Биллом, и ни на кого даже не смотрела. Они танцевали вместе почти весь вечер. Не помню, были ли они уже обручены, или это произошло в тот вечер, но знаю точно, что они поженились очень скоро после этого, потому что тетя Софи — это была тетя Софи — мне об этом сказала. Правда, это могла быть кузина Барбара или мисс Макинтош, они обе крутились поблизости.

Со своей всем известной способностью выбирать самую незначительную деталь из любого разговора, Джордж поинтересовался:

— Кто такая мисс Макинтош?

Милдред разразилась бесконечным рассказом о мисс Макинтош, которая была очень стара и держала пуделей, которых нужно было часами каждый день расчесывать, но история эта не содержала ни слова о Билле и девице Лестер — если, конечно, ее звали Лестер, а не Лайалл, Линкуотер, Саттерби, Марриотт или Рокингем… Нет, рокингем — это китайский фарфор, разбитый сумасшедшей мисс Марриотт, которая была компаньонкой кузины Барбары.

Фрэнка и раздражала и смешила ее манера рассказывать. Правда, еще каких-либо сведений, проливающих свет на судьбу Уильяма Смита, ему добиться не удалось.

Позже, уже прощаясь, он спросил вполне серьезно:

— Слушай, Милдред, ты совершенно уверена, что тот парень, Билл, женился? Не важно, как звали девушку и все такое… Просто сосредоточься и вспомни, действительно ли он женился?

Она посмотрела на него с сомнением.

— Ну, по-моему, женился…

— Почему ты так думаешь?

— Ну, я помню, тетя Софи написала, что собирается подарить им китайский фарфор. Ты знаешь, у нее его было очень много.

— Ты точно это помнишь?

— Да, потому что мне стало интересно, какой из сервизов она им отдаст. Там был один, который я присмотрела и надеялась, что она оставит его для меня.

— Если она написала тебе и сообщила, что приготовила для них свадебный подарок, она должна была упомянуть их имена.

— О, так и было.

— Так что же?

Милдред сморщила лоб — от этой гримасы и без того длинные морщины стали еще уродливее.

— Знаешь, я думала о фарфоре. Тот сервиз, который мне хотелось получить, был просто прелесть — такие маленькие букетики цветов и голубые края, а верхушка чайника сделана в форме клубнички. Меня на самом деле не волновали имена. Но уж наверно тетя их упомянула.

— Попытайся вспомнить, что она написала.

— Она написала: «Я подарю им один из своих чайных сервизов».

Если Фрэнк и заскрипел зубами, то сделал это очень тихо.

— Да хватит о сервизах, она же не с этого начала.

— О нет, она написала, что они поженились, и мне интересно будет об этом узнать, потому что я влюбилась в Билла. Я ей сказала, знаешь ли…

— Она так и написала — «Билл»?

— Ну да, я тебе об этом и твержу.

— Тогда она должна была назвать и имя девушки. Как ее звали?

— Милый, я забыла.

— Ты уверена, что речь шла именно о том Билле и о той девушке?

— О да!

На этот раз ответ был абсолютно искренним.

— Ты уверена, что они поженились?

— О да, уверена, потому что тетя Софи ездила на свадьбу — она же не могла этого сделать, если бы они не поженились! А я помню, что она туда ездила, потому что в страшно жаркий день она надела свою соболью накидку, а я получила письмо, где она об этом рассказывала, и, помнится, подумала, как ужасно это звучит. К тому же представь тетю Софи в соболях — просто кошмар!

— Ты все-таки не помнишь их имен?

— Билл…

— Спасибо, это я уже понял. Мне нужны фамилии Билла и девушки. Если ты их сама не помнишь, как насчет твоей тети Софи?

— Милый, она умерла пять лет назад. И она все-таки оставила мне чайный сервиз, только не знаю, тот ли, что я хотела.

— Подумай, кто еще может знать?

Морщины на лбу опять стали глубже. Она покачала головой.

— Честно, милый, не знаю. Ты знаешь, очень многие умерли — кузина Барбара, Латимеры, Джим и Боб Баррет ты… Я помню, они там были, потому что Джим сказал, что я похожа на розовый бутон, а Джордж пришел в ярость. Это важно?

— Возможно, — ответил Фрэнк Эбботт.