По пути назад, на корабль, они задержались на полчаса, чтобы осмотреть еще один величественный храм Луксора, где злосчастный Рамзес II, этот дуче древних династий, прославляется в каждом уголке, в каждой гранитной нише, ad nauseum357. Потом их на час отпустили – побродить на свободе. Ассад снабдил их адресом «единственного честного продавца антиквариата» в Луксоре, некоего мистера Абдуллама, и Джейн с Дэном отправились в город – разыскивать его лавку. Они натыкались на антикварные лавки чуть ли не за каждым углом, да и на улицах их осаждали торговцы. Какой-то человек на велосипеде следовал за ними, суя им какой-то предмет, завернутый в газету, точно так, как это делали жулики-спекулянты в сороковых годах; предмет оказался мумифицированной ступней ужасающего вида, странно перекрученной и покрытой пергаментной кожей черного, желтого и коричневатого цветов, как на картинах Бэкона358.

– Спасибо, не сегодня.

Продавец настаивал с каким-то волчьим нетерпением:

– Она правилный, правилный.

– Не сомневаюсь.

– Леди!

Отвратительный предмет сунули под нос Джейн; она подняла руки и затрясла головой. Продавец еще некоторое время преследовал их, потом отвлекся – перехватить французскую пару, шедшую позади. Через минуту послышался гневный галльский возглас.

– Что он сказал?

– Oh toi, tu m'emmerdes. Отстань, ты мне надоел.

– Мне кажется, эти лягушатники гораздо лучше управляются с аборигенами, чем мы.

– Потому что француз – это не просто национальность, это мироощущение, состояние ума. Я слышала, что сказала одна из них в Карнаке. Удивленным тоном она произнесла, обращаясь к приятельнице: «И у a des abeilles. У них пчелы есть». Потом добавила: «Я и мух видела». Понимаешь, даже насекомые не могут реально существовать до тех пор, пока их присутствие не обозначено единственным в мире реальным языком.

– Жаль, я его не знаю.

– Не думаю, что ты много теряешь. Мне они кажутся просто сборищем перезрелых деголлевских нуворишей.

– Да?

– На самом деле лучше бы, чтоб мы с тобой знали немецкий. Кажется, их экскурсовод – профессиональный египтолог.

– Я знаю. Старикан кажется человеком весьма ученым.

Они наконец нашли нужную им лавку и, войдя, обнаружили, что их опередили: немецкая группа раньше их закончила осмотр двух святилищ, и теперь в дальнем конце узкого помещения, уставленного по стенам стеклянными витринами, сидел – вот уж легок на помине! – «ученый старикан», оживленно беседующий с горбоносым и еще более старым хозяином. Перед стариками стояли две крохотные кофейные чашечки. Заметив Джейн и Дэна, хозяин сразу же поднялся им навстречу и обратился к ним на ломаном английском. Их интересует антиквариат? Они хотят что-нибудь купить? Дэн сказал, что они хотят немного посмотреть, и добавил, что этот магазин рекомендовал им Ассад. Продавец почтительно склонил голову, хотя Дэн заподозрил, что это имя (или то, как он его произнес) ничего старику не говорило. Их интересуют скарабеи359, бусы, статуэтки? Он был, пожалуй, чуть слишком навязчив.

– Если можно, мы только посмотрим. И пожалуйста… – Тут Дэн указал рукой в глубь лавки.

Но сидевший там человек поднял руку, как бы в знак вежливого протеста:

– Я здесь как друг, не как покупатель.

Они заулыбались – вот так сюрприз! – «старикан» говорил по-английски почти без акцента. Он был худощав, пепельно-седые волосы реденькой прядью спускались на лоб, подбородок украшала совершенно белая, аккуратно подстриженная вандейковская (а может быть, ульбрихтовская?) бородка. Лицо было живым и чуть властным, но высокомерия в нем не было, лишь едва заметная настороженность. Рядом, у стула, стояла трость. Дэн видел, что в Карнаке ученый использовал ее как указку. Мистер Абдуллам принялся доставать подносы со скарабеями и бусами, и Дэн с Джейн задержались у прилавка, несколько смущенные оказанным им вниманием и бдительным взглядом старого хозяина. Джейн взяла несколько ниток понравившихся ей бус – крохотные, цвета морской волны диски перемежались сердоликами – и спросила, откуда они.

– Из захоронений.

– Да, конечно, но из каких именно?

Этот вопрос, казалось, привел хозяина в замешательство; он повернулся к своему гостю и спросил что-то по-арабски; тот заговорил снова:

– Бусы эти – из разных мест, мадам. А нанизывает их сам хозяин. Они действительно древние, но археологической ценности не имеют.

– Понимаю. Спасибо вам, – сказала Джейн.

Мистер Абдуллам достал ключ и отпер неглубокий ящичек под прилавком. Ящичек был наполнен рассыпными бусами, происхождение которых было лучше известно, но и цена оказалась много выше; оракул в заднем углу лавки теперь молчал, и они не знали, то ли цены много ниже, чем реальная стоимость бус, то ли неизмеримо выше. Они вернулись к уже нанизанным бусам, их цены, по-видимому, варьировались от трех до пяти фунтов. Джейн выбрала две нитки для своих дочерей и помогла Дэну подобрать бусы для Каро. Но он заметил, что грани двух сердоликов в нитке кажутся совсем недавно обточенными, и, повинуясь какому-то неясному чувству, подсказывавшему, что, имея дело с арабскими торговцами, необходимо хотя бы притвориться, что торгуешься, высказал свои сомнения. Немедленно из заднего угла послышался голос знатока. «Старикан» протянул руку:

– Можно я посмотрю?

Дэн подошел к нему с ожерельем, а старик достал из кармана маленькую линзу и бегло осмотрел сомнительные сердолики.

– Думаю, все нормально. – Он указал на грани. – Эти вот, потертые, так выглядят, потому что они не прямо из земли. Их носили деревенские женщины.

– Вот оно что.

Джейн подошла к Дэну и сказала:

– Я думаю, они от этого только лучше. Оттого, что их так долго носили.

Обращалась она скорее к Дэну, чем к старому ученому, но тот ответил:

– От всей души согласен с вами, мадам. Без сомнения, они более человечны. – И старик возвратил ей бусы.

– Боюсь, мы совершенно ничего в этом не смыслим.

– А! Тогда разрешите мне кое-что вам показать. – Он обернулся к маленькому медному столику рядом с ним, на котором все еще стояли кофейные чашечки, и взял с него крупного, в дюйм, скарабея из необычного камня, по цвету похожего на сырое мясо с прожилками жира. – Его тоже носила какая-то женщина – как украшение, видите, какой он потертый. – Он вручил скарабея Джейн, она повертела камень в пальцах и передала Дэну, чтобы он тоже посмотрел. – И, видите, в нем просверлено отверстие, чтобы продеть нитку… столько поколений это украшение носили, видите, отверстие источилось и приняло форму воронки.

– О да, вижу, вижу. Совершенно необыкновенно.

– Это – скарабей редчайшего класса. Одиннадцатая династия360. Мне известны не более десятка подобных. – Ученый посмотрел в другой конец комнаты, где стоял хозяин. – Я только что сказал мистеру Абдулламу, что, на мой взгляд, скарабей подлинный. – Он слегка развел руками. – Через мои руки прошли тысячи скарабеев, мадам. Меня не так уж легко провести.

– И что же?

– Мистер Абдуллам только что объяснил мне, что этот скарабей был сделан старым мастером из соседней деревни. В прошлом году. Он сам наблюдал, как тот его вытачивал.

– Господи Боже мой!

Мудрый старик смотрел на них с улыбкой.

– Главное правило – чем скромнее вещь выглядит, тем больше шансов, что она подлинная. – Он взял скарабея и любовно водрузил его на место, подле кофейных чашек.

– Спасибо, что показали нам, – пробормотала Джейн.

Он развел руками: мол, это и мне доставило удовольствие.

– Caveat emptor?361 Да? Но нашему другу вполне можно доверять. Цену он запрашивает справедливую.

вернуться

357

Ad nauseum – до тошноты (лат.).

вернуться

358

Фрэнсис Бэкон (род. 1909) – английский художник, изображающий человеческие фигуры в ненатурально искривленных позах, с размытыми или стертыми лицами; его картины поражают неистовством цвета и необычайным драматизмом.

вернуться

359

Скарабей – украшение, выточенное в виде жука, из кости или камня, часто с надписями на гладкой стороне (названо по имени жука, считающегося у египтян священным).

вернуться

360

Одиннадцатая династия фараонов правила в Древнем Египте во II тысячелетии до п. э.

вернуться

361

Caveat emptor? – Будь бдителен, покупатель? (лат.)