– Никогда не могла понять, почему они так яростно вас отвергали, – сказала Роз. – Мне каждый день приходится слышать о куда более коварных ударах ножом в спину. – Она на миг замолчала. Потом: – А забытым крестным дочкам дозволяется задавать очень личные вопросы?

Я внутренне вздрогнул.

– Разумеется.

– А в той пьесе была хоть какая-то доля правды?

– Просто тогда мне так казалось. Трое против одного.

– На самом-то деле я имела в виду то, что между моим отцом и Нэлл…

Нас быстро несло в опасные воды.

– Ни грана правды. Злость одна. Боюсь, дело именно в этом.

Она помолчала несколько секунд.

– Так странно. Столько лет. Вы были под абсолютным запретом. Табу. Я прямо-таки ожидала увидеть рога и раздвоенное копыто.

– Когда-то они у меня были.

Роз усмехнулась, но я понял – она чувствует, что ответили ей не вполне честно, и поспешил продолжить, пока она не копнула глубже:

– Ты рада, что мать снова собирается замуж? Последовал быстрый, острый взгляд:

– Вам и вправду удалось поговорить.

– Большую часть ночи. Она свернула к вокзалу.

– Он… совершенно очаровательный. Очень живой. Я целиком и полностью «за». Даже отец был бы «за», как ни странно это звучит. Последний раз, когда я была у него – в воскресенье, – он только об этом и говорил.

– О ее новом замужестве?

– Не специально об этом. О том, что ей нужно начать жизнь сначала. – И добавила: – Готова пожалеть, что ничего ему не сказала. – Роз снова повернулась ко мне: – А вы всегда понимали своих родителей?

– Я знал только одного.

– Ох, забыла.

– И только-только, очень смутно, начинаю его понимать.

– Подозреваю, что, если бы мы их понимали, было бы гораздо скучнее жить.

– А я подозреваю, что это относится к жизни вообще.

Роз улыбнулась, соглашаясь: счастливая молодая женщина, делающая карьеру.

Три часа спустя Дэн уже передавал от нее привет Каро – вместе с другими новостями. Поначалу Каро весьма бурно выражала ему свое сочувствие, словно была сама отчасти виновата в том, что произошло. Но хотя она подробно расспросила его о том, как он находит Джейн, вопросов о самоубийстве Энтони было гораздо меньше, чем Дэн ожидал. Еще Каро пожелала узнать, как мама. Беседа в саду была изложена со всеми подробностями, не было забыто и приглашение в Комптон. Разговор шел всю дорогу по Мэйда-Вейл: они ехали в северную часть Лондона – смотреть новую квартиру Каро. Сколько разговоров, которые он теперь вел, оказались как бы обречены на перемену позиций и переключение скоростей – и в прямом, и в метафорическом смысле. Переполненный собственными новостями, Дэн не сразу заметил, что дочь о чем-то умалчивает. Но упоминание о Комптоне привело к разговору о том, чего до сих пор она избегала.

– Пап, ты меня не дергай, ладно? Я и так понимаю, что должна ей все сказать.

– Чем дольше ты тянешь…

– Ну, просто…

– Что «просто»?

– Да я никак не решусь сделать это по телефону. Она ведь никогда слова не даст вставить. Почти и не слышит, что я ей говорю. У нее вечно одни только комптонские «несчастья» на уме. И на языке тоже.

– Матери испытывают зависть к дочерям. Ревнуют. Чувствуют себя покинутыми. Это обычное дело.

Каро некоторое время молчала.

– А они всегда были такие? Мама и тетя Джейн?

– Какие – такие?

– Такие разные.

– Ну, тут ты должна винить и меня – хотя бы отчасти. За то, что между нами произошло.

– Тетя Джейн держится той же линии.

– Ну мы ведь оба знаем, что пришлось вытерпеть Нэлл.

Зато вы не знаете, что должна теперь вытерпеть я. Ей на самом деле нравился Ричард. Такой отвратительно благополучный. Надежный. Она бы меня выпихнула за него замуж в один момент. – Каро затормозила с ненужной резкостью, пропуская машину, выезжавшую с боковой дорожки. – Я знаю, что дальше последует. Она во всем станет винить себя. Что вообще выпустила меня из-под собственного зоркого ока. Ох, бедный Эндрю. Ему больше всего достанется.

– Тогда это не твои проблемы. И мне представляется, что на него где сядешь, там и слезешь.

– И как он ее терпит, просто понять не могу.

– Каро!

– Ну, просто я чувствую себя перед ней виноватой.

– Надо этим переболеть.

– И уши у меня весь день горят.

– Не смеши меня.

– Дочечка с проблемами. Трудный ребенок.

– Мы все пришли к выводу, что трудные дети гораздо интереснее, чем не трудные.

Он произнес это легким тоном, чтобы заставить ее улыбнуться. Но то, что нарастало в ней и только ждало своего часа, теперь прорвалось наружу. Она не улыбнулась, некоторое время вела машину в полном молчании. Дэн взглянул на нее:

– В чем дело?

– Ни в чем. – Но минутой позже она заговорила снова: – Я сегодня сказала Бернарду, что ты в курсе.

– А он?

– Просил передать тебе, что сожалеет о… ну ты сам понимаешь.

– Ему было трудно. Это я могу понять.

– Вообще-то… Он хотел бы как-нибудь встретиться с тобой за ленчем. – Это настолько поразило Дэна, что он допустил роковое промедление. – У него ведь тоже есть что сказать.

– Это я знаю.

Она помедлила, потом с ходу врезалась и проломила барьер:

– Ты так здорово умеешь заставить человека создать о себе ложное впечатление.

– Это ты по своему горькому опыту?

– Заставляешь говорить больше, чем человек собирался сказать.

– И лгать о себе?

– В том-то все и дело. Он вовсе не лгал.

– Я ни о чем конкретно не спрашивал.

– Я никогда не знаю, что ты на самом деле чувствуешь.

– Мне казалось, что в данном случае я высказался предельно ясно.

– Когда я сказала тете Джейн, она спросила только: «Ты счастлива?»

– Ты непоследовательна, моя дорогая. – Это было сказано достаточно резко. Дэн помолчал. – А ты хочешь, чтобы я с ним встретился?

– Это несущественно. Просто была высказана такая идея.

Несколько мгновений – и он заметил, что, пристально вглядываясь в дорогу, она что-то слишком часто моргает. Он дал ей проехать еще ярдов сто и посмотрел внимательнее:

– Давай-ка постоим. Вон, впереди место есть.

Она послушно припарковала машину, выключила зажигание и сидела опустив голову, как нашаливший ребенок. Дэн сжал ее руку – и почувствовал ответное пожатие.

– Это все глупости, Каро.

– Сама знаю.

– Если мама и я стремимся слишком уж тебя опекать, это в значительной степени оттого, что у нас не вышло с любовью друг к другу.

– Просто я так устала от…

– От чего?

– Если я отвечаю на любовь одного из вас, всегда кажется, что я предаю другого.

– Это из-за нашей собственной глупости. Ты тут совершенно ни при чем. – Он снова сжал ее руку. – Ты из-за этого не сказала мне, что говорила с тетей Джейн о Барни? – Она кивнула. – Тогда давай сразу кое-что расставим по местам. Я не ревную тебя к Джейн, не завидую, что у тебя с ней такие отношения. И с Эндрю. Испытываю к ним обоим чувство благодарности за то, что они так тебе помогают. И даже мы с твоей матерью теперь становимся немножко умнее. Она сегодня прямо из кожи вон лезла, стараясь быть со мной полюбезнее.

– Ох Господи.

– Да все нормально. Все охи и вздохи я за тебя уже сделал.

Ей удалось выжать из себя некое подобие улыбки, и она протянула руку к коробке с бумажными носовыми платками под приборным щитком.

– Если эта история с Бернардом делает тебя счастливой, я не стану спорить.

– Он рассердился, что я тебе сказала.

– Такого права у него нет.

– Он же не на меня рассердился. И на самом деле не рассердился… А только… Я думаю – смутился.

– Из-за того, что ты мне честно все рассказала?

– Я точных слов никак не подберу. Не в том дело, что он не понимает. Так неудачно, что вы тогда в самолете встретились.

– Хорошо хоть он не сказал тебе, что девушка посовременнее и «на уровне» наверняка держала бы язык за зубами.

Она покачала головой:

– Я ведь сделала то, что он – как он считает – должен был сделать сам. Из-за этого. Вот почему он теперь хочет сам с тобой поговорить.