— Высший класс! — одобрил Готанда. И не то чтобы комплимента ради — похоже, действительно оценил.
— Давай, еще что-нибудь приготовлю? — предложил я.
— А тебе не лень?
— Да нет… Чего там, раз — и готово. Я, конечно, не лучший повар на свете — но уж закуску-то к пиву всегда приготовить смогу.
— А можно посмотреть?
— Конечно, — разрешил я.
Я смешал зеленый лук и телятину, жаренную с солеными сливами, добавил сушеного тунца, смеси из морской капусты с креветками в уксусе, приправил хреном васаби с тертой редькой вперемешку, все это нашинковал, залил подсолнечным маслом и потушил с картошкой, добавив чеснока и мелко резанного салями. Соорудил салат из подсоленных огурцов. Со вчерашнего ужина оставались тушеные водоросли и соленые бобы. Их я тоже отправил в салат, и для пущей пряности не пожалел имбиря.
— Здорово… — вздохнул Готанда. — Да у тебя талант!
— Ерунда. Проще простого. Я же ничего тут сам не готовил. Руку набил — и стряпаешь такое за пять минут. Вся премудрость — сколько чего смешивать.
— Гениально! У меня никогда не получится, — не унимался Готанда.
— Ну, а у меня никогда не получится изображать дантиста. У каждого свой способ жизни. Different strokes for different folks…
—И то правда, — согласился он. — Слушай, а ничего, если я сегодня уже не пойду на улицу, а заночую прямо у тебя? Ты как, не против?
— Да ради бога, — сказал я.
И мы стали пить темное пиво, закусывая моей стряпней. Закончилось пиво — перешли на “Катти Сарк”. И поставили “Слай энд зэ Фэмили Стоун”. Потом — “Дорз”, “Роллинг Стоунз” и “Пинк Флойд”. Потом — “Surf's Up” из “Бич Бойз”. Это была ночь шестидесятых. Мы слушали “Лавин Спунфул” и “Три Дог Найт”. Загляни к нам на огонек инопланетяне — наверняка подумали бы: “Так вот где искривляется Время!”
Но инопланетяне не заглянули. Зато после десяти за окном зашелестел мелкий дождик — очень легкий, мирный, от которого наконец-то осознаешь, что вообще живешь на свете, под звуки бегущей с крыши воды. Дождь, безобидный и тихий, как покойник.
Ближе к ночи я выключил музыку. Все-таки стены у меня — не то что у Готанды. На рок-н-ролл после одиннадцати соседи жаловаться начнут. Музыка смолкла — и под шелест дождя мы заговорили о мертвых.
— Расследование убийства Мэй, похоже, с тех пор никуда не продвинулось, — сообщил я.
— Знаю, — кивнул он. Видно, тоже проверял газеты с журналами в поисках любых упоминаний о ее гибели.
Я откупорил вторую “Катти Сарк”, налил обоим и поднял стакан за Мэй.
— Полиция вышла на организацию, которая поставляет девчонок по вызову, — сказал я. — Наверное, что-то пронюхали. Не исключено, что до тебя попробуют дотянуться с той стороны.
— Возможно. — Готанда чуть нахмурился. — Но, думаю, все обойдется. Я ведь тоже между делом порасспрашивал людей у себя в конторе. Дескать, а что, эта Организация и правда сохраняет полную конфиденциальность? И представь себе — похоже, они с политиками связаны. Сразу несколько крупных чиновников получают куски от их пирога. То есть, если даже полиция их накроет, — до клиентов ей добраться не дадут. Руки коротки. Да и у моей конторы в политике тоже влияние есть. Многие звезды дружат с дядями в высоких кабинетах. Даже на якудзу выход имеется, если понадобится. Так что от таких нападок защита всегда найдется. Я ведь для своей фирмы — золотая рыбка. Разразись вокруг меня скандал — упадет в цене мой экранный имидж, и пострадает, в первую очередь, сама контора. Они же на мне столько денег делают — закачаешься! Конечно, если б ты выдал мое имя полиции — меня бы взяли за жабры всерьез. Ведь ты — единственное звено, которое связывает меня с убийством напрямую. Тогда никакая защита сработать бы не успела. Но теперь беспокоиться не о чем — проблема лишь в том, какая политическая система сильнее.
— Ну и дерьмо этот мир, — сказал я.
— Ты прав… — согласился он. — Дерьмовее не придумаешь.
— Два голоса за “дерьмо”.
— Что? — не понял Готанда.
— Два голоса за “дерьмо”. Предложение принято.
Он кивнул. И затем улыбнулся:
— Вот-вот! Два голоса за “дерьмо”. До какой-то девчонки задушенной никому и дела нет. Все спасают лишь собственные задницы. Включая меня самого…
Я сходил на кухню и вернулся с ведерком льда, галетами и сыром.
— У меня к тебе просьба, — сказал я. — Не мог бы ты позвонить в эту самую Организацию и задать им пару вопросов?
Он подергал себя за мочку уха.
— А что ты хочешь узнать? Если насчет убийства — бесполезно. Никто ничего не скажет.
— Да нет, с убийством — никакой связи. Хочу кое-что узнать об одной шлюшке из Гонолулу. Просто я слышал, что через некую организацию можно заказать себе девочку даже за границей.
— От кого слышал?
— Да так… От одного человека без имени. Подозреваю, что организация, о которой рассказывал он, и твой ночной клуб — одна контора. Потому что без высокого положения, денег и сверхдоверия туда тоже никому не попасть. Таким, как я, например, лучше вообще не соваться.
Готанда улыбнулся.
— Да, я от наших тоже слышал, что можно купить девочку за границей. Сам, правда, никогда не пробовал. Наверное, та же организация… И что ты хочешь спросить про шлюшку из Гонолулу?
— Работает ли у них в Гонолулу южноазиатская девочка по имени Джун.
Готанда немного подумал, но больше ничего не спросил. Только достал из кармана блокнот и записал имя.
— Джун… Фамилия?
— Перестань. Обычная девчонка по вызову, — сказал я. — Просто Джун — и всё. Как “июнь” по-английски.
— Ну, ясно. Завтра позвоню, — пообещал он.
— Очень меня обяжешь, — сказал я.
— Брось. По сравнению с тем, что для меня сделал ты, — такой пустяк, что и говорить не стоит, — сказал он задумчиво и, оттянув пальцами кожу на висках, сузил глаза. — Кстати, как твои Гавайи? Один ездил?
— Кто же на Гавайи один ездит? С девочкой, понятное дело. С просто пугающе красивой девочкой. Которой всего тринадцать.
— Ты что, спал с тринадцатилетней?
— Иди к черту! Ребенку и лифчик-то не на что пока надевать…
— Тогда чем же ты на Гавайях с ней занимался?
— Обучал светским манерам. Рассказывал, что такое секс. Ругал Боя Джорджа. Ходил на “Инопланетянина”. В общем, скучать не пришлось…
С полминуты Готанда изучал меня взглядом. И только потом засмеялся, разомкнув губы на какую-то пару миллиметров.
— А ты странный, — сказал он. — Все, что ты делаешь, — какое-то странное, ей-богу. Почему так?
— И действительно — почему? — переспросил я. — Я ведь не специально так делаю. Сама ситуация направляет меня в какое-то странное русло. Как и тогда, с Мэй. Вроде никто ни в чем не виноват. А вон как все повернулось…
— Хм-м! — протянул он. — Ну, хоть понравилось, на Гавайях-то?
— Еще бы!
— Загорел ты отлично.
— А то…
Готанда отхлебнул виски и захрустел галетами.
— А я тут, пока тебя не было, с женой встречался несколько раз, — сказал он. — Так здорово. Наверное, странно звучит, но… спать с бывшей женой — отдельное удовольствие.
— Понимаю, — кивнул я.
— А ты бы не хотел со своей бывшей повидаться?
— Бесполезно. Она скоро замуж выходит. Я разве не говорил?
Он покачал головой.
— Нет. Ну, что ж… Жаль, конечно.
— Да нет! Лучше уж так. Мне — не жаль, — сказал я. И сам с собой согласился: а ведь правда, так будет лучше всего. — Ну, и что у вас двоих будет дальше?
Он опять покачал головой.
— Безнадега… Полная безнадега. Другого слова не подберу. С какой стороны ни смотри — просто нет будущего. Так, как сейчас, — вроде все отлично. Украдкой встречаемся, едем в какой-нибудь мотель, где даже на лица никто никогда не смотрит… Мы так здорово успокаиваемся, когда вместе. И в постели она — просто чудо, я тебе, кажется, уже говорил. Ничего объяснять не приходится, чувствуем друг друга без слов. Настоящее понимание. Гораздо глубже, чем когда женаты были. Ну, то есть — я люблю ее, если уж говорить прямо. Но до бесконечности все это, конечно, продолжаться не может. Тайные свидания в мотелях изматывают. Репортеры, того и гляди, разнюхают — не сегодня, так завтра. Камерой щелк — и готово: скандал на весь свет. Случись такое — нам все кости перемоют. А может, и костей не оставят. Мы с ней на очень шаткий мостик ступили — вот в чем вся ерунда. Идти по нему тяжело, устаешь страшно. Чем так мучиться, вылезли бы из подполья на свет — да и жили бы вдвоем, как нормальные люди. Просто мечта! Еду готовить вместе, гулять где-нибудь каждый вечер. Даже ребенка родить… Только с ней это даже обсуждать бесполезно. Мне с ее семейством не помириться никогда. Слишком они мне в жизни нагадили, и слишком прямо я высказал им все, что о них думаю. Обратно дороги нет. Если б я мог решать это с ней один на один, отдельно от семейства — как бы все было просто! Но как раз на это она не способна. Эта чертова шайка использует ее холодно и расчетливо, как инструмент. Она и сама это понимает. А порвать с ними — не в состоянии. Они с предками — все равно что сиамские близнецы. Слишком сильная зависимость. Не разойтись никак. И выхода нет.
