Его поцелуй был столь почтительным и столь нежным, что тронул ее до глубины души. Слезы подступили к глазам Вайолетт, она даже ощутила их солоноватый привкус, в то время как кровь стучала у нее в висках. И вдруг с ней что-то случилось, она почувствовала себя настолько преображенной, что ей уже неважно было, кто она и откуда. Словно она обрела часть себя, ту часть, которая была давно утеряна и теперь не желала с ней расставаться. Главным было лишь это мгновение и то, что оно принадлежало ей.

Вайолетт подняла голову, и взгляд ее задержался на его мягких нежных губах. Медленно, будто преодолевая невидимую преграду, он отходил в сторону, пока не коснулся спиной железной опоры павильона. Тогда Аллин отвернулся и ухватился за опору рукой, сжав ее так, что побелели костяшки его пальцев.

— Простите меня, — с трудом выговорил он. — Но, клянусь, я никоим образом не хотел вас обидеть.

— Прошу вас, не надо. — Вайолетт говорила так тихо, что он с трудом мог разобрать слова. — Я… в этом есть и моя вина.

Он покачал головой.

— Должно быть, вы считаете меня повесой, который воспользовался обстоятельствами. Это не так. Вернее, так, но я действовал непреднамеренно.

— Я… я понимаю. — Она посмотрела на его широкую спину, потом бросила взгляд на свои стиснутые руки.

— Правда? — Он повернулся к ней, но не приблизился. Вайолетт слабо улыбнулась.

— Я думаю, что если бы вы делали это намеренно, то вели бы себя иначе.

— Мне хотелось бы так думать. — В голосе его слышалось радостное облегчение.

Она отвернулась и, глядя на парк, сказала:

— Я замужем.

Он ответил не сразу.

— Я это понял. Я видел кольцо.

Вайолетт взглянула на свою руку, на золотое кольцо с рубином и бриллиантами, фамильное обручальное кольцо семьи Гилберта. Она сжала руку в кулак и накрыла кольцо другой ладонью, чтобы убрать его с глаз. Ей вдруг пришло в голову, не слишком ли много она себе вообразила, сообщая этому человеку о своем семейном положении, будто это могло представлять для него какой-то интерес.

Он заговорил снова:

— Где вы остановились в Лондоне?

— В гостинице, — сказала она, не упоминая названия. — Мы пробудем здесь еще несколько дней, а потом отправимся в другую часть Англии, после чего собираемся во Францию.

— Наверняка в Париж.

Она кивнула. В возникшей паузе слышен был лишь шорох утихавшего дождя. Вайолетт взглянула на Аллина из-под ресниц, но он весь ушел в свои мысли, нахмурив брови. Кашлянув, она неловко произнесла:

— Мой муж будет ждать меня в гостинице. Мне надо вернуться как можно скорее.

— Как только дождь прекратится, я найду для вас экипаж.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Нет, — ответил он. — Это всего лишь необходимость, хотя мне бы хотелось, чтобы этой необходимости не было.

В его голосе слышалась какая-то странная решимость, но он так и стоял, не двигаясь с места. Она тоже не двигалась. Они смотрели друг на друга, и лица их были бледными от напряжения.

Дождь уже почти перестал. Тучи рассеялись, свет озарил не правдоподобно зеленую траву на лужайке — казалось, будто она соткана из отблеска крошечных частиц изумрудов. Где-то протяжно запела птица, но призыв ее остался без ответа.

Некоторое время спустя он посадил ее в экипаж, и Вайолетт назвала кебмену свой адрес. Аллин отошел в сторону, отвесил исполненный уважения поклон, хотя во взгляде его явно читалось, с какой неохотой он это делает. Вайолетт в ответ склонила голову и помахала ему рукой. Когда кеб тронулся, она обернулась и увидела, как он стоит неподвижно и смотрит ей вслед.

Оказавшись в гостинице, она обнаружила, что Гилберт все еще не вернулся, чему была несказанно рада. Это дало ей возможность снять с помощью гостиничной горничной мокрое платье и отослать его в чистку — вдруг да удастся его спасти. Еще она успела послать за чаем, который помог ей унять дрожь и немного собраться с мыслями.

Когда муж вернулся, она сидела в синем шерстяном халате перед огнем, разведенным в небольшом камине. Отставив свою чашку, Вайолетт стала наливать ему чай. Гилберт подошел, поцеловал ее в лоб, а потом, повернувшись спиной к огню, потянулся к предложенным угощениям. От него пахло несвежим бельем и манильскими сигарами, запах которых, он знал, она не любила. Когда она протягивала ему чай, рука ее дрогнула, чашка звякнула о блюдце.

— Тебе удалось договориться со столяром? — поспешно, чтобы скрыть неловкость, спросила Вайолетт.

— Не совсем. Большинство шкафов и комодов они делают под такие, как эта, крохотные комнатки. Боюсь, мне не удалось объяснить им, что для наших просторных, с высокими потолками домов в Луизиане нужно что-то посолиднев. Они умеют работать для небольших пространств, в которых надо согреваться, а не для объемных помещений, в которых надо спасаться от жары.

— А я-то думала, что при нынешних интересах в Индии, чей климат вполне схож с нашим…

— Ох уж эти англичане! Они рассчитывают, что скорее Индия переймет их привычки — я имею в виду стиль мебели, — чем наоборот.

— Но ведь эти великолепные шелковые ширмы, расшитые восточные ткани, я уж не говорю про фарфор и отделанные медью столики — все это, кажется, сейчас в моде.

— Это касается лишь убранства, а не мебели, — ответил он. — Придется, видно, искать старинную мебель, которой пользовались в больших усадьбах. Может, выбор будет побольше.

— Прекрасная идея, — пробормотала Вайолетт, понимая, что именно этого от нее и ждут. Он отхлебнул чаю и продолжал:

— Но, возможно, искать здесь вообще не стоит, а следует сразу отправиться во Францию. Из-за этой войны в портах происходит такое столпотворение и неразбериха, так как припасы и оружие шлют войскам в Турцию и на Черное море, что с отправкой мебели в Луизиану могут возникнуть проблемы. Все говорят, ситуация может измениться лишь к худшему.

Вайолетт знала, что муж ее получал удовольствие, находясь в Европе именно тогда, когда в Крыму назревала война.

Он проявлял живейший интерес к тому, как правители Великобритании, Франции, Австрии и Пруссии объединялись против императора России Николая I, силившегося установить контроль над Турцией, страной, беспокоившей всю Европу. Каждое утро Гилберт отправлялся за газетами, в которых читал последние телеграфные сообщения о военных действиях. Совсем недавно стало известно о высадке в черноморском порту Варна английских и французских войск, посланных на защиту Константинополя от нападения русских.

— Ты думаешь, война действительно будет? — спросила она.

— Похоже на то, что англичане уже прониклись духом войны. Скорее всего Абердин и его кабинет должны будут отдать приказ о выступлении на Крым еще до начала лета, хотя бы для, того, чтобы удовлетворить праведный народный гнев.

— То есть напасть на порт русских Севастополь?

— Именно. — Гилберт был немногословен. Его раздражало то, что она порой проявляла слишком большую осведомленность в вопросах, которые он считал достойными лишь мужского ума. Вайолетт знала об этом, но все же продолжала:

— Но если Франция и Англия союзники, разве у нас не будет тех же проблем с отправкой мебели из Франции?

— Наполеон III настроен не столь решительно относительно подавления русского влияния в Турции, поэтому приготовления французов к войне не столь интенсивны. Если мы здесь не засидимся, сложности возникнуть не должны.

Вайолетт покачала головой.

— Мне нечего возразить. И все же мы так много собирались посмотреть здесь — Бат, Брайтон, Озерный край, не говоря уж про Уэльс и Шотландию.

— Но мы можем вернуться в конце года, например, когда военные действия будут приостановлены и войска отправятся на зимние квартиры. Что касается Бата, то туда мы вполне можем заглянуть. Я уверен в том, что целебные воды абсолютно необходимы тебе для благополучного зачатия.

— Да, конечно, — с трудом отозвалась Вайолетт.

— А что же твое утро, дорогая? — спросил Гилберт. — Нашла ли ты ткань для полотенец?