Когда Иреку исполнилось семь лет, началось его обучение. Из того, что писал Магроди, для Леи было очевидным, что мальчик уже обучался применению Силы, быстрым и лёгким упрощениям её Тёмной Стороны. Благодаря менее суровым процедурам ускоренного обучения, изобретённым Магроди для омватской орбитальной станции, он к двенадцати годам усвоил достаточно, чтобы заслужить диплом с отличием в области субэлектронной физики или пост техника-мотиватора дройдов, — а уж какой ценой, об этом Лея, памятуя отчаянные попытки Крей ускорить обучение, могла только догадываться.

Время от времени удобритель деревьев будет слегка сходить с ума и бродить по улицам города, прыская питательным раствором на прохожих…

Когда джевакс рассказывал ей об этом прошлой ночью, сказанное казалось достаточно экстравагантным, но выглядело ясным как день, сообразила Лея, когда поняла, что мальчик двенадцати-тринадцати лет развивал свои способности изменять поведение дройдов.

«Наглядно представь себе», — сказала Роганда.

Лея подумала о механических интеллектах, управлявших всеми кораблями во флоте Республики, и снова задрожала.

Чубакка отремонтировал Арту, явно сделав новую схему не такой, как прежде, и Ирек утратил свою власть над дройдом.

«Хэн, — отчаянно подумала она. Как и Драб Мак-камб, она должна, пусть даже ценой собственной жизни, известить их об опасности, которая их ждала впереди, и объяснить, как обойти этого юнца Ирека. — Они там… они намерены…»

«Намерены убить вас всех».

Ей вспомнились новые подробности того вечера на приёме у Императора. Тётя Селли, пухленькая и розоволицая, с выцветающими светлыми волосами, скрученными в своего рода покрытый глазурью парик из завитков, жемчугов и искусственных скаток, популярный двадцать пять лет назад, отвела её в сторонку и заговорщицки зашептала:

— Тут настоящий рассадник интриг, милая; просто ужасный. — Она бросила взгляд на стройных, изысканных наложниц. — Мне говорили, что они все на ножах друг с другом, милочка. Все, конечно, потому, что от какой бы из них ни родился ребёнок, он и будет наследником.

Лее особенно запомнилась Роганда, похожая на изображение, покрытое малиновой и золотой эмалью, переходящая от одного сановника к другому с тем же видом уязвимой робости…

А в то время, сообразила Лея, Иреку, должно быть, было четыре года, и Роганда уже готовила себе политическую опору, составляла свои планы. Судя по тому, что писал Магроди, она, должно быть, уже обучала своего сына следовать Тёмной Стороне Силы.

Палпатин ни в коем случае не допустил бы существования подобной силы, не использовав её для собственных целей. И, поработав на него однажды, было бы легко потом сказать: «Эти приказы исходят от него».

Она гадала, как Роганда вообще подобралась к этому старику и он ли обратил её к Тёмной Стороне, как сделал с Вейдером и едва не сделал с Люком, или же Роганда отыскала его, когда увидела судьбу Джедаев, попытавшихся остаться свободными. Лея почему-то сильно подозревала, что верно последнее.

Мысленно вернувшись на тот приём при дворе, она испытывала ужасное ощущение, будто видит ещё один палимпсест, новый ряд обстоятельств, проступающий сквозь другой в сложных джунглях двойных значений, о которых она — восемнадцатилетняя и напичканная республиканскими идеалами отца — в то время не ведала ни сном ни духом.

Её собственная реакция на слова Селли до сих пор заставляла её морщиться. Она негодующе процитировала из Сенатской Конституции дюжину параграфов относительно передачи власти, как будто Палпатин не собирался в том же году порвать этот документ.

Но фактически, при вакууме власти, последовавшем за падением Палпатина, все генералы, за немногими примечательными исключениями, стали бороться каждый и каждая за себя. Никто не хотел подчиняться какому-то регенту, особенно регенту при ребёнке.

"Мальчику теперь тринадцать (писал Магроди в последнем абзаце). Его контроль над драйвами и механизмами возрастает с каждым днём; он все более мастерски применяет различные артефакты Джедаев, принесённые ему матерью. Он умеет изменять сенсоры и сенсорные поля, держась в пределах электронных схем всех стандартных моделей; он забавляется, заставляя разлаживаться мелкие механизмы. Мать требует от него многого, и вследствие этого он, боюсь, начал баловаться снадобьями, которых она не одобряет, — говоря себе, что они увеличивают его восприятие и способности применять Силу, но в действительности, как мне кажется, просто потому, что знает, что она не одобрила бы.

Я отлично вижу, что создал. Мон Мотма, мой друг Бейл — все те, кто пытался заручиться моей поддержкой и помощью для противодействия росту власти Палпатина… Я могу лишь умолять вас постараться понять меня, так как знаю, что сделанное мною простить невозможно.

Я постараюсь как-то передать эти заметки вам. Если у меня не получится, то боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне. Я пытался принимать по возможности наилучшие решения… И молюсь, чтобы вам никогда не довелось увидеть, к чему они привели.

Для вас я расписываюсь в своей никчёмности,

Наздра Магроди."

Лея сложила заметки и сунула их в карман Т-скафандра.

«Боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне…»

При всей своей Силе, коль скоро Император погиб, Роганда не присоединилась к немедленно последовавшей всеобщей грызне за власть — возможно, потому, что Ирек был слишком молод, чтобы использовать свои способности Силы, а возможно, потому, что могущественные военачальники, вроде Верховного Адмирала Трауна, имели против Роганды что-то такое, что Роганда считала неодолимым… например, сравнение ДНК Императора и малолетнего Ирека, доказывающее, что в действительности мальчик не был сыном Палпатина.

А возможно, эта женщина просто не нравилась Трауну.

Подобной точке зрения Лея от души сочувствовала.

И тогда Роганда отправилась сюда, на родную планету, где сама провела детство, где ей удастся вырастить и обучить сына никем не замеченной и где, как она знала, Джедаи оставили по крайней мере некоторые материалы, помогающие обучению. Вырастить и обучить его до тех пор, пока его нельзя будет больше игнорировать.

Она задумалась, а готовила ли вообще Роганда собственного ребёнка только для того, чтобы тот заменил Палпатина.

Все куда как больше походило на то, обеспокоенно подумала Лея, будто Роганда намеревалась взрастить не нового Палпатина-. а ещё одного Дарта Вейдера.

— Мастер Люк? — Это было очень важно. — Мастер Люк?

Ему требовалось очнуться, выйти из этого, перейти обратно из мирной подводной темени в мир яви. Он устал, его тело отчаянно нуждалось в отдыхе. Без отдыха вся Сила, какую он мог привлечь для самоисцеления, пропадёт втуне, как если б он пытался наполнить водой кувшин прежде, чем заделает дырку в донышке.

Нога у него болела, неистовствующая инфекция и повреждения, вызванные усилиями, превратили в кровавую ношу то, что первоначально было просто перерезанными сухожилиями и сломанной костью. Все мускулы и связки казались растянутыми и разорванными, и каждый сантиметр тела болел так, словно по нему стучали молотками. Сны ему снились неприятные. Каллиста-.

Что могло быть столь важного на другой стороне, что не могло подождать?

После того как Каллиста удалилась — или, возможно, когда она ещё лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо в послелюбовной истоме, — он постепенно погрузился в более глубокий сон. Он видел, как она уходит в юность, оставшуюся на Чаде, скачущая по волнам за гладким, чёрно-бронзовым сай'ином — каштановые волосы блестят, волны разбиваются над её головой; или сидящая в одиночестве на внешнем буе, глядя, как солнце погружается в море. В голове у него вновь прокручивался их разговор: Ты говоришь так, словно ты изучала их. Они, можно сказать, мои давние соседи…

Только они с Каллистой находились уже не в тёмном кабинете, где оранжевые слова появлялись на чёрном экране, словно звезды на закате. Они, скорее, сидели бок о бок в том старом Т-70, который он продал за гроши, чтобы оплатить свой с Беном проезд на «Тысячелетнем Соколе» уже целую вечность назад.