Старик и сонная молодка

Случилось старику в гостях заночевать,
А где — нет нужды в том, на кой чорт толковать?
На свадьбе ль, на родинах,
Ну пусть хоть на крестинах.
Вот нужда только в чем седому старичище:
Молодка тут была собой других почище.
Молодка весела, молодка не дика,
И на молодушку встал хуй у старика.
А хуй уж был такой, как нищего клюка,
Однако ночь ему не спится,
Старик встает,
Идет
Искать напиться.
Не к кадке он побрел черпнуть ковшом кваску,
Но к той молодушке, что навела тоску.
Она спала тогда уж в саму лучшу пору,
Отворен путь к пизде, и нет нигде запору,
Затрясся старый хрыч, хуй стал его как кол,
Он шасть к ней под подол
И непригоже цап молодушку за шорстку.
Над сонною пиздой хрыч старый ликовал,
Хуй чуть не заблевал.
Старик пришел в задор такой, что дозарезу;
Что, мнит, не будет мне, а я сух прочь не слезу.
Рубаху только лишь молодке засучил —
С молодки сон сскочил:
Та слышит не мечту, не сонну грезу,
Что некто шевелит по нижнему прорезу;
Подумала сперва, что кошка ищет крыс,
Вскричала кошке: брысь!
Но как опомнилась, зрит вместо кошки буку,
Схватила у себя меж ног той буки руку.
— Кто тут? — вскричала так. — Ах, государи, тать!
Хотела встать,
Покликать мать.
Тут струсил мой старик, не знал, куда деваться,
Не знал, чем оправдаться.
— Небось, я ничего, — сказал, — не утащу:
Хотелось мне испить, я ковшичка ищу.

Черкас и маленькой сын

Черкас поехал в лес дрова рубить,
Жена осталася ребят кормить.
Лишь только муж: с двора — москаль тут к ней в светличку,
Целует молодичку,
Дает гостинца ей и дочке, и сынку —
По крендельку.
Еще ребятам дал бобов по пуку,
А матери хуй в руку.
Гостинец детки жрут, а матка лишь держала —
Сама с задору ржала.
Детина тот недолго дело длил,
Зачем пришел, то делать хочет,
Молодка хуй уж дрочит;
Черкасенку москаль за печку повалил,
И стали еться смело.
Мальчишка хоть был мал,
А все смекал
Их дело.
И как уже они досыта наеблись,
То тотчас разошлись:
Один пошел домой, другая тут осталась
И мужа дожидалась.
Черкас с дровами лишь на двор —
Мальчишка тут провор
Бежит и сам немтует,
Отцу он обо всем, что было, рапортует:
— Здоров будь, тятенько!
Черкас на то: — Что скажешь мни, сынко?
— Як то: пришол москаль и сив на стуле,
Дал нам орихив он по жмуле,
А матки дви, да повалив матку за печь,
Да як попер… — Черкасу вся та внятна речь,
А мальчик то ж лепечит,
Отца увечит:
— Матушка под ним сопит,
Москаль на матушке як спит. —
Черкас на землю кнут и шапку свою кинув,
Сказал сынку: — Як ты, чим сердце мое вынув? —
Неправда, тятенька, не сердце: москаль враг
Из мамы вытягнул лишь красной свой буряк.

Пьяная купчиха

Купецкие жены, подьячихи, портнихи —
Великие статихи,
Великие спесихи,
А пуще что всего, так еться лихи.
Когда случится быть в гостях им у кого,
В убыток не введут хозяина того.
Тогда тут пуще всех чиницы
Купецки молодицы:
Ни капельки винца не пьют во весь обед
И будто бы им в нем и нужды нет;
Хозяйка лишь с вином, а та ей: нет, мой свет,
Мне лучше прикажи стаканчик дать водицы.
Хозяюшка, смекай, поднесть что надо ей,
Хозяйка, не жалей,
Подружке не воды, винца в стакан налей,
Та выпьет вместо квасу,
А после на прикрасу,
Зашед в заход особнячком,
И тянут сиволдай не чаркой — башмачком.
Таким-то образом была одна беседа,
А это завсегда:
У женщины хмельной чужая уж пизда,
Без подубрусника гуляет у соседа.
За рекой
На той беседе был детина щепеткой,
Приметил он одну молодку пьяну,
Пошла та спать в чулан — и он за ней к чулану,
Одну ее он там застал.
Детина без амуру
Ту пьяну дуру,
Подняв подол на пуп, и еть ее он стал.
Приятно пьяной то, она без всей тревоги,
Поднявши кверху ноги,
Сказала лишь: — Кто тут? нет, эдак не шути,
Я от венца свого ни с кем так недоточна,
Дай мужу к нам войти, —
Тот стал хуй вон тащить, не хочет доети,
Но уж у ней в пизде гораздо было сочно,
Ебливая жена не может утерпеть,
Готова умереть,
Да лишь изволь доеть.
Детину слезть с себя та баба не пускает
И, лежучи под ним, задорно подъебает.
У ней в пизде горит,
Так пьяная тому детине говорит:
— Еби, еби, Ильич, хоть я и подъебаю,
Да я тебя не знаю,
А знаю я того,
Где праздную теперь, в гостях я у кого.

Встреча

Когда-то где идти подьячему случилось,
Как солнце, горизонт оставя, закатилось,
А на небе еще и месяц не взошел,
Подьячий через лес, какой не знаю, шел:
А идучи, он вдруг от треску становился:
Казалось, что в лесу там некто шевелился,
Сперва он рассуждал, что идет к нему дух,
Который бледен был собой и кожей сух:
Но было не мечта, а в истину казалось,
Что привидение то ближе подвигалось.
Но как писец не трус,
Узнал, что то француз.
Без выписки он стать ему тот час велел
И без экстракту еть его он захотел.
И давши ему туз,
— Раком стань, — сказал, — француз.
Поставив же, биткой его недолго гладил,
Он вмах к нему в дыру струну свою наладил,
Нашел подьячий вкус,
Сердит под ним француз.
Пехнул он раз,
Трещит дербас,
Трепещут члены, кости,
Пришел француз не в гости.
Французская дыра хила,
Не терпит русского ствола,
Расселась,
Закраснелась.
Свалился с ног парижский житель,
Но приподнял его приказный тот служитель,
А давши ему в бок пинков, толчков,
Напудренных кудрей горсть выдернул клочков
И к дереву зараз парижина приставил.
Струну в него свою опять воткнул, наладил.
И начал его еть,
Потеть, пыхтеть,
Стучит француз во древо лбом,
А сало с пудрою летит как дым столбом,
Кричит мосье, сыскатель моды новой,
От толстыя битки, — пардон, — уродины писцовой.
Но тот писец в зарях нимало не внимает,
Одно его ебет, сурначит и пехает.
Но как стал сыт,
Наебшися, тащит.
И, вынявши битку,
Хватил француза по задку.
— И смею ли, — сказал, — спросить вас господина,
Понравилась ли вам подьяческа шматина.