Няня провела девочек в подсобное помещение, рассказала, что и как надо делать. Девочкам все это было известно: ведь на их плечах лежала уборка по дому, однако слушали старушку внимательно.

И вот они с ведрами, щетками, тряпками вошли в палату.

— Доброе утро, нянечка! — поздоровался со старушкой молодой солдат с койки, стоявшей у самого входа. Подушки у него так высоко подбиты, что он, в сущности, не лежит, а сидит с толстой, зачитанной книжкой.

— Здравствуй, здравствуй, сын мой. А что это у тебя одеяло на полу?

— Ой, извините, нянечка! — Паренек порывисто наклонился, но тут же снова откинулся на подушки, уронив книгу. Лицо его исказилось от боли.

— Ах ты, глупый! Кто тебя просил? Разве без тебя не подняли бы? — сказала няня. — Видишь, каких быстрых да проворных помощниц привела я вам?

Раненые повернули головы к двери.

— Здравствуйте! — в один голос сказали Рая и Фатимат.

— Здравствуйте, дочки! Здравствуйте, сестрички! — послышалось из всех углов палаты.

В ней было не меньше двадцати коек. Тут были и пожилые, и даже старые, и очень молодые. А вон в дальнем углу, у окна, — совсем мальчишка. Неужели и он воевал?

Рядом с мальчишкой лежал мужчина с сединой на висках и подстриженными усами. Между их койками стояла табуретка с расставленными шахматами. Мальчик, бросив беглый взгляд на девочек, снова уставился на фигуры в ожидании, когда сделает ход его партнер. А тот, полулежа на подушках, смотрел на девочек. В его прищуренных глазах светилась улыбка.

— Ходите, Александр Алексеевич! — нетерпеливо сказал мальчик.

— А, прошу прощения!

Мужчина сделал ход — мальчик расхохотался, запрокидывая кудлатую голову.

— Ну куда же вы поставили своего офицера под мою гаубицу! — Он ткнул пальцем в черного слона и белую ладью.

— Да, совершенно верно, — согласился мужчина. — Но отступать поздно. Бой принимаю, хотя и чувствую, что потерплю поражение.

— Нет, нет, Александр Алексеевич! — горячо возразил мальчик. — Вы же лежите, вам трудно видеть поле боя. Переходите!

— Вот, товарищ комиссар, какой великодушный у нас Хабас! — сказал солдат, лежавший рядом с комиссаром. — Если бы немец так воевал, то не война была бы, а…

— Игра в шахматы! — подхватил комиссар.

Наступило время последних известий. Комиссар надел радионаушники и продолжал играть.

Старушка убирала в тумбочках, а девочки протирали окна. Руки Раи то и дело замирали на стекле: девочка прислушивалась к разговору раненых. Кто рассказывал про свою деревню, кто — про город. Кто про семью. Тут были и русские, и кабардинцы, и осетины.

Рая потом заметила, что душою палаты был тот самый мужчина с седыми висками, которого называли комиссаром.

Это был старший политрук, комиссар батальона Фролов. Он был ранен в бедро, и после операции ему наложили гипс.

— Товарищ комиссар! Ну что там нового на фронтах? — спросил пожилой солдат с забинтованным по самые глаза лбом.

Фролов, делая ход конем, сказал:

— Вести пока неважные. Противник наступает.

В палате притихли…

Наконец уборка была закончена. Старушка сказала:

— Ну вот, теперь все. Чистенько, и дышать будет вольготнее.

— Спасибо, мамаша, — поблагодарил за всех старую няню комиссар. — И вам, дочурки, большое спасибо!.. А нуте-ка, подойдите сюда, — позвал он девочек.

Фатимат и Рая подошли к койке Фролова. Комиссар достал из тумбочки большую шоколадку, разломил пополам.

— Прошу! Подарок командира полка. Трофейный, немецкий.

— Нет, нет! — в один голос запротестовали девочки. — Вы сами ешьте, вы больные… Мы же не маленькие!

— У меня от него во рту сохнет. Хабас вот одну съел и больше тоже не хочет. Прошу!

Девочки переглянулись и взяли.

— Спасибо!

Подруги возвращались домой уставшие, но на душе у обеих было хорошо.

Теперь каждый день после школы они шли в госпиталь. Помогали няням убирать палаты, читали раненым книжки, писали письма.

Кабардинскому мальчишке Хабасу, лежавшему рядом с комиссаром, разрешили вставать с койки, и он ежедневно встречал Раю и Фатимат на крыльце госпиталя.

— Здравствуй, Хабас! — приветствовали его девочки. — Как твоя рана?

— Заживает. Скоро с комиссаром в часть поедем… Я буду у них сыном полка! — с гордостью говорил мальчик.

Прислал второе письмо Игорь Александрович Упрямов. Он сообщал, что разыскать отца Раи ему пока не удалось. Часть, в которой служил Николай Дмитриевич, попала в окружение, и о дальнейшей судьбе ее ничего не известно.

В Нальчике стало еще больше военных и все меньше становилось горожан. Эвакуированные сюда с запада покидали город и уезжали дальше на юг, за Главный Кавказский хребет. Фашисты уже захватили Минеральные Воды, Кисловодск и Пятигорск. Двигались к Нальчику.

— Рая! Рая! Неужели они захватят и наш город?! — спрашивала Фатимат подругу. — Говорят, наши остановили их в Баксане. Это совсем недалеко отсюда. Правда, мама сказала, что наши там здорово укрепились и не пустят фашистов в Нальчик.

Но на следующий день город был объявлен фронтовым. Жители, имеющие возможность, должны немедленно эвакуироваться. Рая пошла посоветоваться с Дагалиной, что им с бабушкой делать. Но Дагалину Рая не застала. Когда она вернулась домой, в их дворе стояло несколько военных машин. Под огромным тутовым деревом дымилась походная кухня. Около нее хлопотали солдаты.

Рая несмело шагнула во двор. К ней подошел пожилой усатый старшина.

— Ты к кому, дочка?

— Я тут живу… с бабушкой.

— А, с Ариной Павловной! Очень приятно. А мы разместили тут свой хозвзвод. Очень подходящее местечко. Как тебя звать? Рая? Так что ты уж извини, дочка, ничего не поделаешь: война!

А Рая даже обрадовалась такому случаю: рядом с военными не так страшно.

Город почти опустел. Школы закрылись. И теперь Рая все чаще задерживалась во дворе. Сегодня дневальными были совсем молоденькие солдаты. Они чистили картошку. Наблюдая за ними, Рая невольно улыбалась: от большого клубня после очистки оставалась картофелина не крупнее голубиного яйца.

— Давайте я вам помогу! — сказала Рая.

— Давай, сестричка! — радостно подхватил солдат, вытирая пилоткой со лба пот. — Выручай!

Потом Рая мыла разную кухонную утварь.

Заметив девочку хлопочущей у кухни, старшина, улыбаясь в пшеничные усы, сказал:

— Зачисляю тебя, Рая, официально на наше армейское довольствие.

И в самом деле, с тех пор не проходило дня, чтобы кто-нибудь из дневальных не приносил им с бабушкой какую-нибудь еду.

Сегодня, возвращаясь из госпиталя, Рая встретила солдата, так похожего на ее отца, что она бросилась к нему с возгласом: «Папа!» Но тут же остановилась, чуть не плача от обиды.

Солдат подошел к девочке, погладил по голове.

— Не огорчайся. Побьем фашиста, и папа твой вернется.

И весь день она чего-то ждала. А вечером и в самом деле кто-то постучал в дверь. Рая открыла. За порог шагнул военный. В высокой ладной фигуре было что-то очень знакомое, но в вечерних сумерках коридора Рая не сразу узнала гостя.

— Здравствуй, Рая!

— Игорь Александрович! — с радостным удивлением воскликнула она. — Вот никогда не думала… Как вы нас нашли?.. Ах, да, у вас ведь есть наш адрес… Ой, что же это я! Проходите в комнату.

Она пропустила Упрямова и кинулась к бабушке, штопавшей чулки.

— Бабуля! Бабуля! К нам дядя Игорь приехал!

— Какой дядя Игорь?

— Игорь Александрович… Корреспондент, который помогал нам в Харькове.

Упрямов подошел к Арине Павловне.

— Здравствуйте!

— Здравствуй, сынок, здравствуй, дорогой… Прости, что не сразу признала такого дорогого гостя, спасителя нашего. Раечка, разогрей ужин да угощай гостя.

— Обо мне не беспокойтесь, — сказал Упрямов.

Но Рая уже кинулась к плите, за какую-то минуту разожгла ее и поставила кастрюлю с борщом. Нарезала целую горку хлеба. Накрыла стол чистой скатертью, которую подарила им тетя Дагалина.