— Не думал, что ты будешь здесь, — сказал Джек.

— Я тоже.

Он не прижимал меня к себе так, как в прошлом году. На самом деле сначала он едва мог взглянуть на меня. Он все смотрел на гирлянду, висящую в углу зала. Я бросила взгляд поверх его плеча туда, где танцевали Юлес и Уилл. Юлес смотрела на нас.

Он глубоко вздохнул и наконец посмотрел на меня, выражение его лица стало мягче.

— Мы с Юлес договорились прийти сюда вместе. Еще несколько месяцев назад.

— Это здорово, — сказала я. — Мне кажется, вы прекрасная пара.

Он покачал головой.

— Мы не вместе, Бекс. Мы… — голос его сорвался, и он не закончил фразы.

Даже если они не вместе, между ними, несомненно, сильная связь.

— Как бы там ни было, я рада, что вы нашли друг друга.

Он наклонил голову, так что почти коснулся лбом моего лба.

— Что мне делать с тобой, Бекс? У меня внутри все переворачивается. — Он посмотрел на мою руку у себя на плече, и казалось, направление его мыслей изменилось. — Мы были здесь год назад.

— Я помню, — сказала я.

Он придвинулся ближе и прошептал:

— Где мы будем еще через год?

Я не могла ответить. Я точно знала, где буду я.

В этот миг что-то в зале изменилось. Песня Коула из медленной колыбельной прекратилась в громкую быструю песню. Момент перемены был едва ощутим, но я была настолько хорошо знакома с музыкой Коула, что могла бы точно указать, на какой ноте произошла смена мелодии и медленная уступила место быстрой.

Повышенный тон чьего-то голоса справа от нас заставил меня обернуться. Клер Уайт и Мэтт Деспейн, танцевавшие рядом с нами, горячо спорили о чем-то. Они все еще обнимали друг друга, но их раздраженные голоса были слышны, несмотря на музыку.

Изменилось общее настроение на танцполе, и почему-то я знала, что в этом замешан Коул.

Я снова посмотрела на Джека, но его лицо уже стало другим. Губы его сжались в ниточку, спина распрямилась. Что бы ни делал сейчас Коул, это подействовало на Джека.

— Если ты хочешь уйти, просто уходи.

Я вздрогнула.

— Что?

— Почему ты снова и снова возвращаешься, если не хочешь остаться? — он сжал мою руку в своей, так что у меня побелели пальцы. — Потому что даже когда ты уходишь, ты уходишь не по-настоящему.

Я чувствовала его горячее дыхание на своем лице.

— Что бы это ни было, что заставляет тебя уходить, оно сильнее нас. Я знаю, о чем говорю. И я не смогу с этим справиться, если ты будешь все время возвращаться.

Я не могла поверить, что он это говорит.

— Джек, я…

— Нет. Потерять тебя в первый раз было трудно. А теперь ты снова здесь, и все возвращается. Я с ума сойду. Я не смогу снова пройти через это. И люди вокруг меня не допустят, чтобы со мной опять это случилось.

У меня защипало глаза, я начала быстро-быстро моргать, так что все, что происходило дальше, было как в тумане. В нескольких шагах от нас Ной Уайт, брат Клер, ударил Мэтта Деспейна, так что тот полетел на Джека, и мы все трое упали на пол.

Джек оттолкнул Мэтта в сторону и помог мне подняться, и в этот момент я заметила, что не мы одни ссорились.

Ной стоял рядом с Мэттом.

— И не подходи больше к моей сестре.

Он пнул Мэтта прежде, чем тот успел встать. Я никогда не видела Ноя таким.

Я оглядывалась в поисках взрослых, которые должны были следить за порядком, или других свидетелей произошедшего, но весь зал был в необыкновенном волнении. Парни и девушки кричали друг на друга. Девушки уходили с танцпола. Чаша с пуншем упала на пол, и красный сок растекался по деревянному полу.

И надо всем этим переполохом продолжала звучать песня Коула и визжали гитарные струны.

Я резко обернулась, чтобы взглянуть на него. Лицо его было бледно, глаза закрыты. Он вдруг опустился на одно колено, будто падал в обморок.

К этому времени половина людей уже покинула зал, некоторые все еще кричали друг на друга. Остальные собирались уходить. Джой О'Лири прошла мимо меня, потрясенная, рукав ее платья был порван и свисал с плеча.

Я обернулась. Джек вел Юлес через весь зал к выходу. Я осталась одна посреди всего этого.

Всего за несколько минут зал почти опустел. Несколько взрослых бродили, удивляясь странному стечению обстоятельств. Танцпол, который всего несколько минут назад казался волшебным, теперь был разорен и заброшен.

Коул сидел на сцене, ноги его свисали вниз, голова упала на руки. Я подбежала к нему и громким шепотом проговорила:

— Что это, черт возьми, было?

Он будто и не слышал меня. Он весь дрожал.

Я повысила голос.

— Ответь мне, Коул!

Ничего.

— Ответь мне! — Я потрясла его за плечи, и он повалился на бок, ударившись головой о деревянный пол. Глаза его закатились. Видимо, ему было плохо. — Коул! — Я потрогала его лоб и щеку. Я ожидала жара, но щека была холодна. Я похлопала его по щеке, пытаясь привести в чувство.

— Прости, Ник, — пробормотал он невнятно, будто пьяный.

— Что произошло? Что с тобой?

Он попытался отвернуться.

— Я не хочу говорить об этом.

Я повернула его голову обратно к себе.

— Ты так просто не отделаешься. Почему-то я уверена, что в этой большой заварухе виноват ты. Скажи мне, что произошло?

— Иногда… — он замолчал и прикрыл глаза. — Иногда наши сердца… дают трещину.

Он снова замолчал. Две девочки-десятиклассницы вернулись в зал и встали позади меня. У одной в руках был диск Коула.

— Можно взять автограф? — спросила меня та, что держала диск, будто я была охраной Коула. Коул слабо застонал и снова закрыл глаза. Эти девицы слепые, что ли?

Я повернулась так, чтобы загородить от них Коула.

— Сейчас не лучшее время для этого.

— Но… — начала та же девица.

— Можете идти, — сказала я более твердо.

Девица нахмурилась.

— Прекрасно, — сказал она. Обе, обиженные, ушли.

Я взглянула на Коула.

— Твои поклонницы — идиотки.

Слабая улыбка появилась у него на губах и тут же исчезла. Я взяла бутылку с водой и поднесла к губам Коула.

— Вот. Пей.

Он сделал несколько глотков. Казалось, это помогло. Он открыл глаза, и на лице его снова появилась краска.

— Говори, — сказала я.

Он засопел, перевернулся на спину и уставился на лампы над сценой.

— Это не важно… — он помолчал и вздохнул. — Иногда, когда что-то нас ранит, наши сердца слегка надламываются — в немного более… буквальном смысле, чем у смертных. Наша боль просачивается наружу и распространяется на всех вокруг нас. Мы называем это трещиной в сердце.

Я села рядом с ним и вытерла рукавом пот с его лба. Было трудно не жалеть его.

— Почему это с тобой случилось?

Он посмотрел на меня.

— Потому что ты танцевала с Джеком. И я знаю, чем это может закончиться.

— И чем, по-твоему, это закончится? — тихо сказала я.

Он нахмурился.

— Ты знаешь чем. Все это видят. То, что касается тебя и Джека, не может хорошо закончиться. Ожидать чего-то другого — глупо.

Он снова закрыл глаза, и я уже думала оставить его там, но один из взрослых — учитель — подошел посмотреть, не нужна ли Коулу медицинская помощь.

— Нет, я уверена, с ним все в порядке, — сказала я.

Коул кивнул.

Учитель — я не могла вспомнить его имени — спросил:

— Вы проследите, чтобы он добрался до дома?

Я глубоко вздохнула и посмотрела на Коула. В нем был источник всей моей боли. Но может быть, это не совсем правда.

Несмотря на все прочие факторы, повлиявшие на мою судьбу, в конце концов это я сама своим решением уничтожила свою жизнь. И всю ту боль, что я сейчас чувствовала, я причинила себе сама.

Мне оставалось винить лишь саму себя.

— Да, я прослежу.

Я довезла его до дома и напомнила о нашем уговоре — что он больше никогда не придет ко мне домой.

Он сказал, что сдержит слово.

По дороге домой я раздумывала о том, что произошло, и поняла две вещи. Во-первых, Коул явно хочет убедить меня, что испытывает ко мне сильные чувства. Правда это или нет, я не знаю. Но для него жизненно важно, чтобы я ему поверила.