— Учусь в вечерней школе. — Потом добавила: — И работаю.

— А кем работаешь?

Девушка смутилась.

— Техничкой в интернате.

Кир не понял, что такое техничка.

— Ну, мою полы, убираю. Нянечка я, уборщица.

Кир говорит:

— Я тоже люблю убирать, мыть машину.

Девушка смеется. Она больше не стесняется нас.

— Еще я была поварихой. В детском саду.

— А трудно быть поварихой? — спрашивает Кир.

— Сначала было трудно. Нельзя опаздывать с обедом: дети уснут. Набегаются за день и с ног падают, спать хотят.

— Я тоже, когда спать хочу, падаю с ног, — говорит Кир.

Он сразу попросил:

— Нельзя ли побыстрее!

— А что случилось?

Это был паренек рыжий и конопатый. Чуб его вспыхивал на солнце, точно факел.

— Автолавка проехала. Догнать мне ее надо.

— Догоним.

Я подбавил скорости. Требовалось выручить человека: догнать магазин. И мы его догнали. Посигналили, чтобы остановился.

Магазин остановился. Паренек был счастлив.

Девочка в белом школьном переднике. Робко махнула рукой. Возле девочки на чемодане сидела пожилая женщина. Мы с Киром затормозили.

Это оказались бабушка с внучкой. Бабушка провожала внучку в пионерский лагерь.

— Вы ее до переезда через железную дорогу. Пожалуйста, не откажите. Там у них собрание назначено, — говорит бабушка.

— Сбор, а не собрание, — поправляет внучка.

Я помог поставить в машину чемодан. Кир сказал:

— Хочешь, садись впереди.

Бабушка попыталась сунуть мне в карман деньги.

Кир поспешил удержать ее руку.

Если в машине едут двое, а поместиться могут трое, то должны ехать трое. И деньги тут ни при чем.

На огонек

Он вышел к нам из леса — старый одинокий пес.

Мы грели на спиртовке мясные консервы, поджаривали лук. Он стоял и смотрел: прогоним или нет.

— Иди к нам, — сказал Кир. — Иди. Не бойся.

Но он боялся.

Мы кончили греть мясо, поджаривать лук. Поставили на спиртовку чайник.

Мясо разделили на три части — себе и ему. Себе с луком, ему без лука. Положили в пустую консервную банку, пододвинули навстречу. Он испугался, отбежал. Не поверил.

Мы начали есть.

Он медленно обошел вокруг нас, все еще приглядываясь, что за люди — хорошие или плохие. Наконец рискнул и остановился у мяса.

— Не торопись, — сказал Кир. — Горячее.

Так мы подружились с этим бродячим псом. И вскоре сидели рядом вокруг спиртовки, на которой закипал маленький походный чайник. Пес доверился: вытянул усталые лапы, положил под голову ухо и уснул.

Чайник закипел. Мы погасили спиртовку. Разлили кипяток в чашки и бросили по щепотке чаю. Подождали, пока заварится, опустится на дно чашек.

Пес во сне дергал лапами, вздрагивал, вздыхал.

Мы попили чай. Потом я закурил, а Кир помыл посуду. Собрали мусор и отнесли в канаву. Крошки высыпали в траву муравьям. Начали укладывать вещи.

Пес проснулся, с тревогой наблюдал за нами: он не хотел расставаться.

Когда вещи были уложены, мы сели в машину. Помахали псу на прощание и поехали.

Вдруг Кир сказал:

— Он бежит за нами.

Я сбавил скорость. Для чего — не знаю. Взять его с собой мы не могли.

— Папа, он догоняет.

Пес бежал изо всех сил.

— Лучше скорее уедем, папа.

Я прибавил газу. А пес все бежал и бежал.

Мы с Киром привыкли к встречам и расставаниям. Но это расставание было тягостным.

Долго мы потом ехали и молчали.

Среди своих

Есть море. Есть пляж. Но есть еще гараж с ремонтными цехами. Мы с Киром в пансионате для автотуристов.

Я с утра на пляже, а Кир с утра в гараже, в ремонтных цехах.

Каждый отдыхает, как ему хочется. Мы друг другу не мешаем.

Отдыхать — значит не только купаться или лежать на солнце.

Отдыхать — это еще заниматься любимым делом.

А здесь для Кира любимого дела с избытком: триста машин! И такого не бывает, чтобы все сразу были исправными. Обязательно кто-то что-то ремонтирует, регулирует, отвинчивает, привинчивает.

И вот это «что-то» интересует сейчас Кира больше, чем море с пляжем.

И хорошо. Пусть.

В гараже живут два серых журавля.

Когда Кир сидит с механиками в ремонтной яме, рассматривает, как устроен автомобиль снизу, журавли сидят на автомобиле сверху.

Если автомобиль перекатывают с ямы на эстакаду или из сварочного цеха в малярный, журавли идут следом.

Они не любопытны, но любят компанию. В особенности — Кира. Ну, а Кир идет туда, куда катят автомобиль.

Все механики, электрики, жестянщики, маляры — приятели Кира.

Они в комбинезонах и в клетчатых рубашках. Он свой среди своих.

Каждый день Кир сообщает мне что-нибудь новое.

— Знаешь, я сегодня заправил нигролом шприц. Сам. Большой, с двумя ручками.

— Знаешь, я сегодня сменил лампочку в подфарнике. Проверил давление в баллонах.

— Знаешь, я сегодня выкрутил свечу у «Победы», а у «Москвича» снял колесо.

Мне кажется, в отношении свечи и колеса Кир прихвастнул, что сделал все самостоятельно.

— Если кто-нибудь и помог тебе, — говорю я осторожно, — не беда. Гайки на колесах тугие. И свеча тоже крепко закручена.

— Но я сам. Почти сам справился. Даже палец сбил. Вот.

Кир показывает сбитый палец.

— Промыли бензином, а потом велели окунуть в банку с чистым маслом.

Я больше не уточняю — «сам» или «почти сам» Кир справился с колесом и свечой. Не теперь, так через год, через два, через пять он будет делать все самостоятельно.

Потому что хочет.

Потому что это любимое.

Кир уснул в углу гаража на старых резиновых камерах. Сбоку уснули серые журавли. Они любят компанию. В особенности — Кира.

Механики мне сказали:

— Уморились. Все трое.

Я взял Кира на руки — легкий и тонкий, как журавленок, открыл глаза, улыбнулся и вновь уснул.

Я тихонько понес его к морю.

Девять возвращений [Повести и рассказы] - i_031.png

Я СЛУШАЮ ДЕТСТВО

Повесть

Девять возвращений [Повести и рассказы] - i_032.png

ПОД КРЫШЕЙ НИЧЕГО НЕТ

Рассказ перед повестью

1

Впервые я залез на чердак в детстве. Залез, чтобы изведать неизведанное, таинственное.

Был уверен — на чердаке что-то спрятано. Надо только поискать в темноте.

Для этого необходим фонарь, и все. Да, и еще необходима осторожность, потому что на чердак лазить не разрешают: «Крошатся потолки и растаптываются по квартире».

Я выбрал удобный момент, когда меня никто не видел, и полез на чердак. Лестница гнулась, скрипела. Старая, деревянная, побитая дождями, обожженная солнцем.

Добрался до чердака, до узкой невысокой дверцы. Повернул колышек, на который она была закрыта, еще раз оглянулся — как будто все в порядке, никто не видит — и влез внутрь.

Долго бродил с фонарем по чердаку старого маленького дома, искал свое счастье.

2

Мне уже скоро сорок лет. Я давно не живу там, где когда-то жил, где впервые поднялся на чердак.

Но я опять живу в старом маленьком доме. Он построен из толстых бревен и покрыт шифером.

Вокруг дома лес — березы и сосны.

Каждое утро взбираюсь на чердак по такой же старой, побитой дождями и обожженной солнцем лестнице.

Я не стремлюсь изведать на чердаке то неизведанное и таинственное, что хотел изведать в детстве. Не стремлюсь найти то свое счастье, которое хотел найти прежде. Нет. Я здесь работаю, пишу рассказы.

Я привожу их отовсюду, где бываю, — из Карелии, Тиберды, с Урала, Валдая, Селигера, с верховьев Волги, Енисея. Привожу в старый дом, сюда на чердак. Привожу, как свое самое большое счастье, которое отыскиваю в разных местах, среди разных людей.