Луч лазера, пущенный с расстояния нескольких сантиметров, успешно использовался при операциях на глазах. Тот же луч, направленный к Венере, — двадцать три миллиона миль от Земли, — отразился от поверхности планеты и был “пойман” оптическими приемниками. Возможности использования лазера весьма широки, но их разработка строго засекречена.

Данные, полученные группой Хеэра — Фейдимэна за эти два года, засекречивались самым строгим образом. Английская контрразведка “МИ—5” и ЦРУ создали специальную группу по охране проекта. В январе 1955 года один наш агент, временно откомандированный в распоряжение технической службы посольства Великобритании в Тегеране, перехватил сообщение, которое не относилось к его заданию. Однако он передал об этом в Центр, и меры были приняты незамедлительно: из следующий же день машина с людьми из специального отдела Скотланд-Ярда подъехала к дому № 67 на Бикон Стрит, в Норидже. Они арестовали Питера Ли, студента-физика, имевшего друзей в Нориджском научно-исследовательском институте. Ему предъявили обвинение в том, что в его руках находились материалы, представлявшие государственную тайну.

Немедленно были проведены расследование и проверка ученых группы Хеэра — Фейдимэна. Обнаружилась серьезная утечка информации. В квартире Ли на Бикон Стрит провели тщательный обыск и нашли микрофотографии результатов исследования и чертежи мощного лазерного устройства: любое правительство, готовящееся к войне, пойдет на все, чтобы получить подобные данные и чертежи.

Было выяснено, что “Питер” Ли, чья семья жила в Сингапуре, недавно попросил сократить срок своего обучения в Норидже в связи с болезнью отца. Ли собирался покинуть Англию через три дня после начала расследования. Когда за “Питером” пришли, он уже расплатился с домовладельцем и собрал чемодан.

На июльском процессе лорд главный судья особо поздравил агентов, разоблачивших и арестовавших шпиона. Общественное мнение, сначала встревоженное новостями об утечке секретной информации, успокоилось, узнав, что в последний момент ее удалось остановить. Микрофотографии уничтожены, Ли приговорен к максимальному сроку тюремного заключения. Шпион обезврежен, “Нориджское дело” закрыто.

Мелькали уличные фонари. В их свете отражение ее лица то темнело, то становилось светлее. Мы проезжали квартал за кварталом. Я спросил:

— Где вы меня высадите?

— Нигде. — Я понял, что она хотела сказать.

— Мне нужно забрать кой-какие вещи со склада. Она знала, где находится склад: тогда вечером она выследила Ломэна и приоткрыла дверь, чтобы подслушать наш с ним разговор. Я знал, что она подслушивает, и назвал ее Меченой.

Я думал о Ли и раньше. Общественное мнение успокоилось, и лишь несколько человек продолжали нервничать. Я был одним из них. Мы знали, что Хуа Сюли обладал очень ценным для агента-оперативника качеством: великолепной фотографической памятью.

Это не имело никакого значения, пока он находился в тюрьме.

Сейчас же это приобрело огромный смысл.

— Прямой обмен, — сказал я.

— Вот именно.

— Но они не могут так поступить. Это не делается на правительственном уровне. — Я вдруг почувствовал раздражение. — Ни одно правительство не признается в том, что оно санкционировало похищение человека ранга Представителя.

Она молчала. Я продолжал:

— Они не могут нарушать правила. Шпиона обменивают на шпиона. Они не…

И тут меня как будто озарило.

Ты зажигаешь фонари и обходишь темные места… твои слишком тускло светят… А сейчас она зажгла прожекторы, и я на минуту ослеп.

Ее отражение повернулось ко мне: она следила за моей реакцией. Потом сказала:

— Все правильно, Квилл. Это будет прямой обмен. Но если им не удастся доставить Представителя к границе, они похитят вас.

Я вспомнил слова Ломэна: “Наша операция продолжается. Она не закончится, пока мы не узнаем, по чему похитили Представителя и почему не убили вас”.

— Так вот почему они не пытались убить меня, — сказал я.

— Конечно, Вы — резервный вариант, замена, если им не удастся доставить его к границе.

Мы повернули обратно и поехали через парк “Лампини” к складу воздушных змеев. Я попросил ее остановиться под деревьями. Справа била мутная, серая струя фонтана. Подсветка выключена. Обычно она горит, но сегодня городу не до красоты. Виниа села поудобнее. Я знал, что теперь, сообщив мне главное, она расскажет остальное.

— Когда разведка подключилась к этому делу?

— Несколько недель назад. — Голос ее звучал ровно. Глаза были спокойными, как в тот раз, когда и встретил ее в кабинете атташе по вопросам культуры.

— Мы получили сообщение от одного из наших агентов в Гонконге, что будет предпринята попытка освободить Ли из Дарэмской тюрьмы. В Лондоне никто не мог этого подтвердить — нам сказали, что это деза. Мы продолжили проверку и выяснили, что информация надежная: Ли должны обменять. Но у Пекина не было достойного кандидата. Мы знали, они постараются найти кого-нибудь, чтобы обменять на Ли. Потом нам стало известно, что Управление посылает сюда своего человека — выяснить, будет ли совершено покушение. Мы предположили, что пришлют вас — вы работали здесь два года назад, знаете Бангкок как свои пять пальцев. Мы послали сюда наших людей. Вы обеспечивали безопасность Представителя, мы охраняли вас.

Я отвернулся от ее отражения в ветровом стекле: мне нужно было все спокойно обдуман”. Потом спросил:

— Значит, вы не предполагали, что они похитят Представителя?

— А вы?

Мне стало интересно. Разведка — наш конкурент, но работает она эффективно.

— Кто прислал письмо с угрозой?

Неужели она знает ответ и на этот вопрос? Соперничество — коварная болезнь. Наши разведка и контрразведка — “МИ—6” и “МИ—5”, американские ФБР и ЦРУ постоянно подставляют друг другу ножки, стараясь делать одно и то же одинаковыми методами. В конце концов сам начинаешь делать то же самое. Это уже плохо.

— Письмо с угрозой прислал один таиландец, случайно узнавший, что Куо собирался в Бангкок. Он избрал самый безопасный способ предупредить Лондон — прислал анонимное письмо. И правильно сделал, что не подписался, Куо — человек опасный.

Свет фар залил газоны и клумбы: к фонтану тихо подъехал полицейский фургон, потом еще один. Фары погасли. Я спросил:

— Почему вы меня проверяли, когда я пришел в первый раз в посольство?

Она посмотрела на полицейские фургоны.

— Я не знала, как вы выглядите. Никогда не видела вас раньше. Как только вас опознали, наша организация начала выполнять задание. Мы постоянно следили за вами, пока вы… не ушли от нас.

Из каждого фургона вышли по пять полицейских и окружили фонтан. Под высоко бившей струёй воды среди цветов находилось строение с небольшой железной дверью. Там был установлен насос. У меня случайно вырвалось:

— Вы упустили меня сегодня утром, когда кортеж начал поездку по городу. Вы не знали, где я. Ее голос опять слегка задрожал:

— Мы знали, что вы прячетесь где-то в районе Линк Роуд.

Мне показалось, что она больше ничего не скажет. Полицейские подошли к железной двери. Она сказала:

— Они нашли убитого… в храме Фра Чула Чеди. Вы знаете об этом?

Наверно, труп нашли священники, которым захотелось узнать, что я делал в храме. Я посмотрел на нее и спросил:

— Что вам было известно о моем плане?

— Мы знали, что вы должны были… прибегнуть к крайним мерам, чтобы обеспечить безопасность Представителя.

Я снова взглянул на фонтан. Она хотела, чтобы я продолжал говорить, но мне нечего было сказать про убитого. Полицейские открыли железную дверь, обыскали строение, пошли обратно к фургонам. Такие сцены можно наблюдать во всем городе; но они все равно не найдут Представителя.

Развалины, причалы, подобные строения — здесь Куо прятаться не будет.

— Давно работаете в разведке? — спросил я.

— Три года на оперативной работе.

— И все время в “МИ—6”?

— Да. Кроме операции в Карачи.

Я посмотрел на нее — она наблюдала за полицейскими и ни разу не повернулась в мою сторону.