– Они что, сражаются по ночам?

– Редко. Но иногда приходится совершать ночные переходы, чтобы утром застать врага врасплох. Во время переходов они пускают коней в галоп, часто меняя конвой. При таких ночных маршах очень важно поддерживать порядок, поэтому впереди войска едут сигнальщики с цветными фонарями.

– В смелости гирканийцам не откажешь, – нехотя признал Рустуф.

– Давайте посмотрим, каких лошадей нам выделили – предложил Конан.

Они подъехали к загонам и обнаружили, что скакунов им каган дал первоклассных. Степняки, с постными рожами, усердно драили лошадей. Ребята явно не приучены к такой работе. Но ничего, под тяжелой рукой киммерийца быстро насобачатся…

Конан решил завернуть на стрельбище. Там киммериец приметил знакомую фигуру. Это был Бория.

– Колесо счастья крутится так, что невозможно предсказать, – обратился к Конану воин, несколько пней назад захвативший его в плен. – Ты был моим пленником, а теперь ты мне ровня. Кстати, я принес тебе это, – он вытащил из дорожной сумки кольчугу киммерийца. – Я бы вернул коня и шлем, но увы, их я уже продул в кости.

– Ничего, я и этим доволен.

– Как поживают бродяги, которых тебе выделили под начало? Ими ты тоже доволен?

– Пока не очень, – признался Конан, – но я из них сделаю кое-что путное. Скажи-ка, Бория… прошлой ночью каган сказал мне, что даст людей из своей собственной орды. Но мои воины – точно не ашкузы.

Бория рассмеялся. Конан заметил, что гирканийцы во всем находят нечто забавное.

– Каган сказал правду. Но он берет в орду всех, у кого нет другого командира. Некоторые воины изгнаны из своих племен, другие уцелели, когда их отряды были разбиты наголову.

– Впрочем, не важно, – махнул рукой Конан. – Мне доводилось командовать парнями с весьма темным прошлым. Это не значит, что из них не выйдет хороших солдат. – Киммериец расстегнул пояс и принялся напяливать кольчугу. Потом вновь подпоясался.

– Скажи-ка мне, – спросил он, одернув кольчугу и удостоверившись, что она хорошо сидит, – ждать ли мне каких-то пакостей от твоего воина, Торгута?

– Торгут очень зол и вряд ли тебя забудет, – нахмурился Бория. – Но если он нападет на тебя, то в открытую. В спину он не ударит.

– Это все, что я хотел спросить.

– Ну тогда успехов, киммериец. Вообще-то тебе повезло. Но команда досталась – не позавидуешь! – Бория с резким смешком поскакал прочь.

Конан вытащил лук и подозвал своего знаменосца:

– Гаюк, мне нужно потренироваться. Посмотри, как я стреляю, и отметь все ошибки, если таковые будут.

– Сначала, – пустился в объяснения Гаюк, – наставь тетиву. Можно сделать это одному и вручную, но лучше воспользоваться особым снарядом. Или попросить товарища помочь. Каган выделил тебе лук, рассчитанный на двух человек. Сам он справляется с луком для троих. Снаряд этот, чтобы натягивать лук, должен быть в твоем колчане. Сейчас я научу тебя им пользоваться.

– Дай-ка я сам сперва попробую, – решительно сказал Конан. Он зацепил нижний конец лука левой лодыжкой и наступил на него, Взявшись за верхний конец, киммериец приналег на лук бедром и согнул оружие. Многослойное дерево, из которого был сделан лук, затрещало, когда Конан вдел тетиву в верхний паз.

Гаюк заметно удивился:

– Ты очень силен, командир. Мало кто может так легко согнуть гирканийский лук.

Конан отошел на шаг и большим пальнем тронул тетиву. Шелковый шнур затрепетал, как струна лиры. На всякий случай Конан нашел роговое кольцо и надел его на большой палец, чтобы не пораниться о тонкую и прочную жилу.

– Запомни, когда луга согнута и в нее вдета тетива, дерево очень напряжено и может треснуть. Поэтому нельзя оставлять лук натянутым больше двух часов подряд. Вот зачем у тебя всегда будут два лука. На случай тревоги всегда держи один натянутым, а другой – ослабленным. В холодную погоду всегда согревай лук, перед тем как согнуть и вдеть тетиву, а не то он потрескается.

– Гирканийцы сами мастерят себе луки? – полюбопытствовал Конан.

– Нет, мы не умеем. Дуга состоит из нескольких слоев дерева, склеенных вместе. Они должны годами выдерживаться в специальных формах. Большинство луков сделано в селениях на севере Кхитая, у границы со степью. Есть деревни, где единственное занятие жителей – изготовлять луки для кочевников. Я видел мастерские, где в огромных деревянных формах выдерживаются сотни таких луков. Мы же не можем таскать их с собой во время наших странствий. Кхитайским мастерам повезло: они у нас под зашитой, ни один полководец не осмелится их потревожить.

В это время гирканийские стрелки во всю лупили по отдаленным мишеням. Они закидывали стрелы так высоко, словно охотились на птиц.

– Сперва, – советовал Гаюк, – попробуй вон ту мишень, – он указал на ветошь, болтающуюся на шесте в сотне шагов от них, – на ней у нас учатся стрелять мальчишки.

Конан выбрал стрелу и положил ее на тетиву. На Востоке стрелу кладут с правой стороны лука, а на Западе – с левой. Если стрелять по-восточному, можно выиграть время, поскольку не нужно тянуться к стреле через дугу.

Конан загнал тетиву между большим пальцем, на котором было роговое кольцо, и указательным. Медленно, стараясь почувствовать напряжение лука, варвар стал натягивать тетиву, пока оперение стрелы не коснулось его уха. Тогда он отпустил тетиву и проводил взглядом стрелу, пролетевшую высоко над мишенью.

– Ты не учитываешь величины лука, – объяснил Гаюк. – Когда мишень так близко, надо держать оружие пониже.

Близко! Лучшие лучники на Западе гордились бы, попав с такого расстояния. Конан попробовал еще, и на сей раз стрела задела верхний край мишени. Проделав с десяток выстрелов, киммериец уже попадал точно в центр.

– Ты начинаешь чувствовать лук, – заметил Гаюк, – теперь попробуй с двухсот шагов.

К тому времени когда солнце вошло в зенит, Конан с трехсот шагов чаще попадал по мишени, чем промахивался. Гаюк был поражен столь быстрыми успехами чужестранца.

– На сегодня хватит, – проговорил наконец Конан, ослабляя лук. – Завтра я начну тренироваться в стрельбе на скаку. А теперь собирай людей, и мы разобьем их на десятки.

Следующие несколько часов Конан наблюдал, как его воины скачут верхом и показывают всевозможные приемы и трюки. Любой гирканиец мог стоять в седле на полном скаку, многие стояли на голове или на руках. Большая часть умела стрелять из-под лошадиного брюха или из-за холки, обхватив бока коня ногами. Каждый мог на полном ходу расседлать коня и перенести седло, оружие и все пожитки на другого скакуна.

По совету Гаюка Конан разделил отряд на пять десятков так, чтобы наиболее искусные в стрельбе и верховой езде равномерно распределились между отрядами. Рустуф и Фауд получили в подчинение по десятку. Еще двумя десятками назначили командовать опытных воинов. Последний же десяток Конан взял себе, назначив Гаюка своим помощником.

Когда показавшийся таким длинным день стал клониться к закату, киммериец обратился к своим воинам:

– То, как вы держитесь в седле и стреляете, мне понравилось. Но в бою приходится сталкиваться и кое с чем другим. Завтра, после учений на стрельбище, мы хорошенько потренируемся с мечом и пикой. Все мои люди должны овладеть этим оружием.

Ответом послужили тоскливые взгляды, но никто не протестовал вслух. Гирканийцы не очень-то высоко ценили меч и пику: их использовали, только чтобы добивать поверженных врагов, на которых жалко тратить стрелу.

Едва киммериец отпустил своих бойцов, как невдалеке показалась одинокая фигура незнакомого всадника. Все гирканийцы были превосходными наездниками, но этот степной воин буквально сливался с конем в некое единое целое. Киммериец нисколько не удивился, признав во всаднике самого Бартатую. Каган не позаботился взять с собой охрану, да и оружия у него не было, кроме разве что кинжала за поясом.

– Приветствую тебя, каган, – сказал Конан.

– Приветствую тебя, киммериец. Слышал, ты успешно вступил в должность.