Но в тот далекий день мы с Пэт пребывали в блаженном неведении и понятия не имели о каких-то там «неправильностях». Мы просто сели и стали ждать. Больше нам ничего не оставалось. Телефон звонил каждый час: издательства предлагали нам свои цены и спрашивали о других предложениях.

После каждого звонка мы перезванивали отцу Пэт, чтобы держать его в курсе дела.

Это был волнующий, пугающий, изматывающий день. Мы с Пэт не съели ни крошки, подозреваю, что ее отец тоже. Мы не отходили от телефона дальше чем на несколько дюймов: боялись что-то пропустить.

К пяти вечера все закончилось. Мне сообщили, что «Саймон и Шустер» дает за книгу кругленькую сумму в миллион долларов.

Ну как это можно не отпраздновать? Это меняет всю нашу жизнь — и это больше, чем мы способны осознать в данную минуту.

Мы в молчании сидели за накрытым к завтраку столом. Мы не знали, что делать и что говорить. Пэт хлопнула в ладоши и принялась изучать ногти. Я взял со стола ручку и стал закрашивать буквы «о» на первой странице газеты.

Через несколько минут мы посмотрели друг на друга. Я слышал ее мысли так явственно, как будто она произносила их вслух.

— Позвони отцу, — сказал я, — а я... э-э...

У меня в голове царила такая пустота, что я никак не мог придумать, что мне делать.

— Подожди в машине, — сказала Пэт. Она уже набирала номер отца, чтобы сообщить ему, что сделка состоялась и мы едем к нему праздновать. Нам с Пэт одновременно в голову пришла одна и та же мысль: с самого начала в этом деле нас было не двое — трое, и потому праздник тоже нужно устроить на троих.

Когда мы доехали до его дома, близилась полночь. Нам пришлось оставить машину почти и трех кварталах — столько машин стояло вдоль улиц.

— Какой идиот устаивает вечеринку во вторник? — Пэт возмущалась, что приходится так далеко идти.

Мы почти дошли, когда поняли вдруг, что вечеринка-то — в доме ее папы, и что все это для нас. Ни Пэт, ни я не могли взять в толк, как он все успел, однако за шесть часов Эдвин Пендергаст устроил вечеринку, которая запомнится на долгое время. Все двери его дома — и двух соседних домов — были раскрыты настежь, повсюду толпились гости и официанты.

Что это была за вечеринка! Газоны перед домами стали единой площадкой, где живой оркестр играл музыку эпохи биг-бэндов — любимую музыку родителей Пэт.

Перед оркестром шестеро профессиональных танцоров, одетых в стиле сороковых годов, скользили под саксофон. Саксофонист, несомненно, приходился родней Гарри Джеймсу. Соседи и люди, которых я никогда прежде не видел, все в возрасте от восьми до восьмидесяти, танцевали тут же, вперемежку с профессионалами. Нас с Пэт заметили — раздались приветственные крики и поздравления, однако все слишком большое удовольствие получали от танца, чтобы прерываться.

Подойдя ближе к парадному входу, мы услышали, что из-за дома доносится другая музыка. Я схватил Пэт за руку, и мы побежали по тропинке, которая огибала дом. Там, прямо за розарием матери Пэт, другой оркестр играл современный рок-н-ролл, и еще больше народу танцевало на газонах между двумя домами.

Задний двор дома, стоявшего слева от дома Пендергастов, был окружен высоким забором, за ним располагался бассейн. Оттуда слышался смех.

— Подсади-ка меня! — крикнула Пэт.

Я взял руки в замок, Пэт поставила на них ногу и заглянула за забор.

— Что там происходит? — Мне приходилось перекрикивать музыку.

Я видел, что глаза ее расширились от шока, но она не проронила ни слова, пока не оказалась снова на земле.

— Вечеринка в бассейне! — прокричала Пэт мне прямо в ухо.

Я вопросительно посмотрел на нее: почему это вечеринка в бассейне потрясла ее до такой степени?

— Без купальников! — выкрикнула Пэт.

Однако когда я огляделся в поисках чего-нибудь, на что можно залезть и посмотреть, она схватила меня за руку и потащила в дом отца.

Внутри царил хаос. На улице играли два живых оркестра, один перед домом, другой за ним, а так как все окна были распахнуты в душную летнюю ночь, звуки сливались в оглушительную какофонию.

Но это работало. По правде говоря, я чувствовал себя соответственно. Сколько себя помню, я жаждал, чтобы меня опубликовали. Еще ребенком я писал юмористические рассказы. Один раз, живя у «оцерковленного» дяди, я написал новую книгу в дополнение к Библии. Всю жизнь я хотел только одного — писать и публиковаться, и теперь, кажется, моя мечта сбывалась.

Но вместе с тем я боялся до полусмерти. Возможно, эта книга — всего лишь счастливая случайность. Разовый успех. В ее основе лежит ненужная смерть женщины, которую я любил. А о чем мне писать вторую?

Жена чувствительно ткнула меня под ребра.

— А теперь ты о чем волнуешься? — Она кричала, явно недовольная тем, что я не мог остановиться даже на одну-единственную ночь.

— О второй книге! — завопил я в ответ. — О чем писать дальше?

Она понимала, что я имею в виду. Успех нашел меня, потому что я написал о собственном опыте. Нет, не так: я выставил свой опыт напоказ, обнажил его. Что еще мне придется обнажить?

Пэт покачала головой, взяла меня за руку, увела в ванную на первом этаже и закрыла дверь. Звуки музыки доносились сюда приглушенными, и я мог ее услышать.

— Форд Ньюкомб, ты идиот. Твоя мама использовала тебя как орудие наказания. Твой отец сидит в тюрьме. У тебя одиннадцать дядей, все они как один подлые и жалкие. В твоей жизни столько плохого, что хватит на тысячу книг.

— Да...— Улыбка расцветала на моем лице. Может, написать про дядю Саймона и семь его дочек? Или о доброй кузине Миранде, которая умерла молодой, но о ней никто не скорбел? Почему оплакивают только мерзавцев? Существуют ли книги об этом?

Пэт вывела меня из задумчивости: она расстегивала молнию у меня на брюках.

— Что ты собираешься делать? — улыбнулся я.

— Минет миллионеру.

— А-а...

Больше я ничего не успел сказать — мне осталось только закрыть глаза и отдаться на волю ее рук и губ.

Спустя какое-то время мы вышли из ванной, и я уже был готов к празднованию. Хватит тревог. Мне на ум пришло полдюжины историй из личного опыта, по которым можно было написать книги.

Отца Пэт мы нашли по соседству, в хозяйской спальне дома с бассейном. Он отплясывал так лихо, что я застыл на пороге разинув рот.

— Видел бы ты их с мамой! — прокричала мне в ухо Пэт, проскользнула под моей рукой и подошла к отцу.

Он остановился, обменялся с ней парой фраз, помахал мне рукой и продолжил танец. Пэт вернулась ко мне и улыбнулась:

— Мы впустую тратим время.

Так как часы показывали почти два ночи, это замечание казалось неуместным, но я кивнул и позволил Пэт вытащить меня из спальни. Мы спустились в гостиную соседей. Кухни всех трех домов были до отказа набиты официантами и поварами, которые поставляли во дворы и в столовые огромные подносы с едой. Мы с Пэт уже несколько дней питались как попало, поэтому теперь с удовольствием наверстали упущенное. Я приканчивал вторую тарелку, когда Пэт сказала, что хочет поздороваться кое с кем из гостей. Я кивнул и жестами объяснил ей, что буду весьма рад тихонько посидеть в уголке, попить и поесть.

Едва ее юбка скрылась за углом, как я вскочил и в мгновение ока оказался наверху. Вечеринка в бассейне без купальников! Готов биться об заклад, на втором этаже есть комната для гостей, откуда видно бассейн. Наверняка с десяток прехорошеньких девчонок в первозданной наготе прыгают с трамплина и плещутся в прозрачной голубой воде...

— Любопытно, правда? — спросил голос за моей спиной. Я как раз влез на диван у окна и выглянул в большое окно, выходившее на бассейн.

В комнату вошел отец Пэт. Он закрыл за собой дверь, так что мы оказались в относительной тишине.

— Что любопытно? — спросил я.

— Какие нынче пошли подростки. Видишь юную красотку на трамплине? Это малышка Джейни Хьюз, ей всего четырнадцать.

Мои брови поползли вверх.

— Разве не ее я на прошлой неделе видел на трехколесном велосипеде?