- А в степи остались города. Мертвые.

- Ага, - графчик замолчал, кажется, пытаясь переварить услышанное. – И там…

- Нет ничего хорошего, - ответил Эдди, потом поглядел на меня этак, словно извиняясь. – Мне доводилось бывать. Однажды.

А вот об этом братец не рассказывал.

- Давно уже… честно говоря туда ходят время от времени. Там много… всякого.

- Золота?

- И золота тоже. Кхемет любили золото, - ответила сиу. – Но ищут не его, но вещи.

- Кхамат, то есть кхемет были… - Эдди махнул рукой в воздухе. – Порой… кто-то что-то находит. Такое, чего нет в вашем мире. Да и в нашем. Я слышал, будто Веселый Билл отыскал одну штуку… и не знал промаха. А еще пули в его револьверах не заканчивались.

Я тоже такое слышала, да только мало ли баек по степи ходит.

- Насколько правда, не знаю… а вот мой дед… другой дед, он показывал мне дудочку. Простую такую. Из кости вырезанную. Играть можно до посинения, а ни звука не вырвется.

- Очень полезно, - не удержался Чарли.

- Что ты понимаешь. Он получил власть над всем зверьем. На голос этой дудки и стада бизонов приходили, и волки, и даже он те твари… - Эдди ткнул пальцем в небо, где кружились падальщики. – И дед мог приказать им. Я сам видел.

- И что с ней стало?

- Понятия не имею. Меня же увезли, - Эдди потянулся. – Папаша однажды явился и сказал, что забирает. Ну, меня забирает.

- И отдали?

- Он был в своем праве. Да и матушка… она нашла себе нового мужа. И новых детей. Я там был лишним. А вот с дедом жаль, что попрощаться не успел.

Он подавил зевок.

- Он, верно, уже помер.

- А дудка?

- Дед нашел бы, кому её передать.

- Не жалеешь?

Эдди пожал плечами.

- Я все одно был бы чужим там. Даже если бы стал шаманом. Плохо племени, в котором шаман чужой. Не важно. Спать ложись. Пойдем рано. Надо минуть эту дрянь до того, как солнце сядет. Иначе…

Договаривать Эдди не стал. А оно и так понятно, что ничего хорошего нас не ждет.

Глава 18 Где ведутся задушевные разговоры и строятся теории

Глава 18 Где ведутся задушевные разговоры и строятся теории

Ночью, как ни странно, спалось. Пусть сны были путанными. В них Августа то бежала от кого-то, а Чарльз спешил ей навстречу, но категорически не успевал, то наоборот, она что-то страстно объясняла, говорила, уговаривала, будто бы ей вовсе даже неплохо замужем.

А Чарльз лишний.

Ему стоило бы повести себя, как человеку сознательному, и умереть. А так выходило, что яд на него попусту истратили. Нехорошо подводить порядочных людей.

Чарльз пытался отвечать.

Объяснять.

Да только его не слушали.

Он и очнулся-то в холодном поту, распахнул глаза и лежал, глядя в темное небо.

- Кошмары? – поинтересовался кто-то рядом.

- Что-то… не то, - признаваться, что сны его встревожили, не хотелось. Но и притворяться, будто бы все в порядке, сил не было.

- Ага, чуется, - согласилась Милисента, которая тоже не спала, но сидела на одеяле, закрутившись во второе так, что только нос наружу и торчал. – Здесь нехорошее место. То есть, здесь еще нормальное, а там нехорошее.

Она мотнула головой, указывая куда-то в степь.

Чарльз прислушался. Хотя… кого он обманывал. Он слушал эту степь с того мгновенья, когда только увидел, такую безобидно-мирную, спокойную.

Только не по себе становилось от этого спокойствия.

- Не думал, кто тебя травил? – Милисента, в отличие от тех глубоко воспитанных девиц, которых подыскивала матушка, не имела представления об уместности вопросов.

- Думал, - Чарльз тоже сел и накинул на плечи одеяло.

Холодно.

Там, на востоке, все иначе. Если и есть степи, то аккуратные, причесанные, облагороженные даже. Они усмирены магами, разделены дорогами да указательными столбами. Их и осталось-то всего ничего.

- И как?

- Как-то… неприятно, - признался он.

Ночь выдалась гулкой, пустой. Тихо сопел Эдди, свернувшись калачиком. Неподвижно лежали сиу. Вряд ли все, кто-то бродит вокруг лагеря, тут и думать нечего.

Вот только умений Чарльза оказалось недостаточно, чтобы понять, кто именно бродит.

И зачем.

- Я даже думаю, что, возможно, меня и не травили. Могла ведь она ошибиться?

Милли фыркнула.

Ясно, сиу не ошибаются.

- Или солгать.

- Зачем?

- Чтобы мы прониклись доверием. Согласились бы выслушать. И исполнить просьбу.

- Мы бы и так согласились. Проще было бы заплатить. Ну или сказать, что если не поклянемся, то нас деревьям скормят.

Чарльз подумал и пришел к выводу, что это вполне логично. Да и в духе места, где и вправду могли скормить, то ли волкам, то ли деревьям. Стоило вспомнить о волках, как где-то вдали раздались заунывные голоса.

- Ишь, разошлись, - сказал Чарльз, которому стало еще более неуютно, чем было до того.

- Ага, - ответила Милли. – Только это не волки.

- Койоты?

- И не они, - она поглядела с упреком. – Койоты воют совершенно иначе. Разве ты не слышишь? Это… что-то другое. И лучше пусть оно вон там себе и воет.

Чарльз согласился.

Нет, волков он не боялся, койотов тем более, но то, что там выло… звук выходил на редкость заунывным, скребущим, сразу появилась престранная мысль, что и вправду зря он не помер. От яда. Смерть тихая. Приличная.

Мысль тотчас показалась дикой, и Чарльз затряс головой. А потом решился.

- Расскажи, - попросил он.

- О чем?

- О чем-нибудь. Мне кажется, если замолчу, то этот вой душу выскребет. И спать не стоит.

- Эдди…

Эдди похрапывал и выглядел совершенно умиротворенным. Кошмары ему точно не снились. И Милли опустила одеяло. Вздохнула. И сказала:

- Мы всегда тут жили. То есть, мне казалось, что всегда. Деда я не помню, хотя мама говорила, что он был неплохим человеком. А папаша мой скотина еще та. Вовремя помер… померли его, - поправилась она. – Еще бы на пару лет раньше, было бы совсем хорошо.

- Мой отец был простым лейтенантом. Знатного происхождения, не без того, но из рода происходил пусть древнего, однако обедневшего. У его родителей только и хватило денег, чтобы патент выкупить.

Странно говорить вот так об отце.

- Я его, честно говоря, плоховато помню. Он погиб, когда я был маленьким, - вой стих и Чарльз даже подумал, что весьма своевременно. Если лечь, то можно доспать часик-другой. Отдых точно не будет лишним. Но словно подслушав эти мысли, неведомые звери опять взвыли. – Дома имелся портрет. Да и снимок был. Хорошего качества. Но снимок – это не то.

- У нас тоже был. И есть где-то. Когда он помер, матушка убрала.

- Почему она не вернулась? – наверное, Чарльз тоже слегка одичал, если вообще озвучил вопрос настолько личный. – Прости, если лезу не в свое дело, но видно же, что она не отсюда. Её место на Востоке. И наверное, у неё есть родня, которая помогла бы…

- Ей, может, и помогла бы, - Милли, кажется, на вопрос не обиделась. – И меня, глядишь, приняли б. А вот Эдди?

- Эдди?

- Он ведь ей не родной, хотя… роднее уж некуда, - она осторожно улыбнулась. – Эдди… его нельзя бросать. Понимаешь? Отец увез его из племени. И сам слышал. Для них он слабосилок и вообще полукровка. Для нашинских тоже полукровка, но в лицо этого никто не скажет. А за спиной да… матушку жалели, когда он появился. Дикий же совершенно.

Чарльз попытался представить, но не сумел.

- Сперва он и ел-то руками, и спал на полу. Вставал досветла, уходил на охоту, а потом возвращался. С добычей. Эдди – отличный охотник. Отец называл его тупым дикарем. Да только он не тупой. Это папаша наш урод… в школу Эдди не приняли. То есть сперва вроде как взяли. И ходили мы. Да. Недолго правда. Потом… в общем, меня еще терпели, а он – совсем чужой. И пастор явился, стал вещать. Ну… такое… что ему там нехорошо. Что смеются над ним. Травят. Ага… его затравишь. Просто боялся, что Эдди кому-нибудь шею свернет ненароком. Может, к слову, и не зря боялся. Матушка послушала и сказала, что грамоте без всякой школы научит.