- Живут своим правом.

Что-то спокойствия эти новости не добавляли.

- Верят в пророка… но так-то люди тихие, безобидные, если к ним не лезть.

- А…

- Вот, - тонкий палец, правда, без маникюра вновь ткнул в снимок. – Видите? У него на шее.

- На шее?

Чарльз склонился над фотографией. На шее у потенциального родственника и вправду было какое-то пятно, но его Чарльз, говоря по правде, принял за обыкновенный дефект печатной пластины.

- Это хвост Великого Змея. Всем мужчинам, которые прошли посвящение, наносят рисунок.

На столе появилась лупа, которую Чарльзу протянули весьма вежливо. А он и отказываться не стал. Правда, толку-то… снимок, отпечатанный не на самой лучшей бумаге, был крупным, зернистым, и пятно даже под лупой пятном осталось.

- Еще на руке, вот, тут виднее… - девица повернула фотографию. – И белая лента на шляпе. Если по отдельности, то оно, конечно, совпадением быть может.

- И главное, рожа знакомая, - осклабился нелюдь. – Я его точно видел.

- Кто не видел.

Девица тоже оскалилась, правда, в отличие от родственника зубы у неё были целыми, да и клыки не выпирали. Что не могло не радовать.

- Это один из сыновей пророка. В прямом смысле слова, - она плюхнулась на табурет, который вновь заскрипел, но к величайшему удивлению Чарльза, не стал разваливаться. – У пророка семьдесят пять жен.

- Сколько? – вот теперь Чарльз по-настоящему удивился.

Он и с одной-то… то есть, не с женой, счастливого брака удалось избежать неимоверными усилиями, хотя надо полагать, что теперь матушка удвоит усилия. И думалось об этом… не слишком радостно.

А тут семьдесят пять…

- Вообще-то все женщины общины считаются его женами, - нелюдь сцепил руки на груди. – Он может призвать к себе любую, которая понравится.

- И их… мужья?

- Будут рады, а уж если та понесет… впрочем, все дети общины считаются детьми пророка.

Чарльз закрыл глаза, успокаивая гнев и силу, что в последнее время колобродила. Не иначе, от нервов.

- Но на самом деле он всегда точно знает, в ком есть кровь Великого змея. И да, своих дочерей он берет в жены в первую очередь.

- Это же…

- Это свободная община, - сказала девица и поморщилась. – А еще у них есть пушка, маги и ружья, потому их, конечно, недолюбливают, но воевать…

- Все одно кроме пушки, магов и ружей там взять нечего.

- И… как быть?

Почему-то подумалось, что предыдущий его план, явиться и потребовать сестру, не выдержит столкновения с реальностью.

- Подумать надо…

- И матушку спросить, - сказала девица, почесав щеку. – Матушка точно знает…

…а если обратиться к шерифу? Должен же быть в этом захолустье шериф… и вообще… войска какие-то… заплатить… или…

…там, дома, ему доходчиво объяснили, что Августа – особа совершеннолетняя, вольная поступать так, как ей самой заблагорассудится, а потому искать её полиция не станет.

Что-то подсказывало, что здесь ответят примерно то же.

Может, правда, не столь вежливо.

- А знаете… - чудовище громко хлопнуло в ладоши. – Приходите-ка к нам вечерочком. На ужин. Там и потолкуем, заодно матушка чего сподмогнет.

Не было печали.

Но вежливость требовала согласиться.

Прежде Эдди как-то вот не спешил тянуть в дом всяких там… нет, притащил однажды щенка с перебитой лапой, потом еще сокола, которого сам выходил. Котенка горной пумы.

И так, по мелочи. Но это же другое.

- Гость? – матушка, если и удивилась, то виду не подала, но взгляд её, полный задумчивости, обратился на меня. – Милисента, мне понадобится помощь.

Вот уж не было печали.

Нет, я не против готовить. Я даже умею. Мамаша Мо, которую, что характерно, тоже в дом притащил Эдди и случилось это лет десять тому, меня хорошо учила. Но вот… одно дело сварить похлебку и лепешек напечь и совсем иное маяться дурью, выготавливая чего-нибудь этакого.

Впрочем, с кухни меня скоро отослали.

Готовиться.

Ага. Можно подумать, я – рисовый пудинг, которому выстояться надо. Только разве с матушкой поспоришь? И к чему оно? Раз спровадили, я и пошла.

Не к себе.

К Эдди.

- Чего думаешь? – братец отыскался, как и следовало ожидать, на конюшне. Огромная, она предназначалась для двух десятков лошадей, но ныне в ней стояли жеребец Эдди, на редкость пакостливая и кусучая скотина, моя Гроза и матушкина Сметанка, да еще ослик, на котором мамаша Мо ездила в город.

Эдди вздохнул.

И глянул на меня искоса. Виновато так… вот что-то мне не нравится ни взгляд этот, ни внезапно прорезавшееся его гостеприимство. А еще запах, ибо пахло на конюшне не только лошадьми да сеном. Крыша еще когда проседать стала, но в дальнем углу. Теперь еще и мокро там, и опорные столбы подгнивать начали. И по-хорошему надо бы конюшню разобрать, снести лишнее, переложить стены.

Заговорить от крыс и прочей мелкой пакости, которая явно где-то гнездо свила. Я потянула воздух, пытаясь уловить это вот ощущение. И пальцы сложила, позволив выбраться искре силы.

- Не спали, - проворчал Эдди.

- Не спалю… девке конец.

Он опять вздохнул.

А чего тут вздыхать-то, когда все ясно? Встречалась я с этим самым пророком, который объявил себя потомком Великого Змея. Случайно вышло, но все знают, что он по осени является в город да не просто так, у Бетти с ним договор, ибо не просто так собирает она в своем борделе сироток.

Пророк за сироток платит.

Особенно за девочек. Таких вот бледных хрупких, как та, что глядела на меня со снимка. И главное, что все-то об этом знают, но…

…какая еще у них дорога? – сказала мне Бетти, когда я… не сдержалась. – Или думаешь, шлюхой быть веселее? А там он, конечно, попользует, но и мужа потом найдет. И будут они жить в тепле да сытости.

И наверное, в чем-то она была права.

Поэтому и смотрели на её дела сквозь пальцы. Да только одно дело сироты, которые хлебанули горя и поняли, что в жизни им не особо рады, и другое – хрупкая девушка, урожденная графиня.

Этакая и руки на себя наложит, ежели что.

- Попробовать стоит, - сказал тихо Эдди. – А деньги нам нужны.

А то я не понимаю, что нужны. Дел-то таких, за которые платят, немного. Вот и перебиваемся свободной охотой, хотя Эдди совсем не рад, но понимает, что сам не справится. А я ловкая.

И сильная.

И стреляю отлично. Только… за Билла ему две сотни дадут, которых едва хватит, чтоб за старые долги расплатиться и угля купить.

- Попробуем, - мне было жаль девицу.

И если братец её решит вздернуть новообретенного родственничка, то веревку я ему подам с превеликой радостью.

- Милли, - Эдди чистил жеребца остервенело, и тот замер, чувствуя настроение хозяина, только на меня косился, будто я виновата. – Постарайся вести себя… ну…

- Как?

- Как надо.

- А как надо?

- Милли!

- Что? – не то, чтобы я не понимала. Понимала, только понимание это не радовало совершенно. Опять они с матушкой сговорились да за моей спиной.

Для моего же блага…

- Тебе надо уезжать, - Эдди отвел взгляд.

- Куда?

- На восток.

- Зачем?

Глупый разговор. Ведь переговорено уже не раз и не два. И… и может, в чем-то он и прав, здесь я вряд ли найду кого толкового, чтобы надежный и верный, чтобы любил, чтобы… не как папаша. Но и там-то меня никто не ждет. Будто я не видела, как этот графчик на меня поглядывал.

Небось, там, на востоке, все девицы воспитанные до жути.

Ходят в платьях.

Целыми днями волосы укладывают да букеты составляют. Или говорят о чем-то этаком, моему уму недоступном. И вот кем я там буду?

- Ладно, - Эдди рукой махнул и шлепнул жеребца по крупу. – Как-нибудь да сладится… матушку не огорчай.

Не огорчу. Можно подумать, я её люблю меньше. Хотя… я-то люблю, а вот Эдди матушку боготворит. И потому говорить ему про Доусона с его планами никак не можно.

С этой мыслью я отправилась к колодцу.