— Айсис? Ты побледнела…

— Его, — мягко говорю я. — Он выигрывал федеральный чемпионат по хакерству для учащихся средних классов каждый год.

— Кто?

Я полагала, что он оставил меня в покое. Я никогда не думала, что электронное письмо может быть его. Почти год молчания убедил меня, что я была свободна.

Я стискиваю зубы и прикрываю глаза руками, словно это заблокирует тьму. Я знала, что пребывание в безопасности не будет длиться долго. Этого никогда не происходит. Тьма всегда найдет способ проникнуть, точно также как и сейчас.

— Безымянный.

3 года

30 недель

0 дней

Джек пытается убедить меня, что он сделает все возможное, чтобы помешать Безымянному вновь связаться со мной. Но я знаю, что это не сработает. Джек хорош, но Безымянный гораздо, гораздо лучше. Он всегда был таким.

Если Безымянный может получить доступ к видео в федеральном хранилище, то он и до меня сможет добраться. Если он знает о видео, знает о Джеке, то, вероятно, через Рена. Не то, чтобы Рен специально ему рассказал. Может быть, он случайно проговорился. Или, возможно, Безымянный просто отследил меня прямо до Ист Саммит Хай и каким-то образом узнал о Джеке через школьные компьютеры. Уверена, народ болтал о нашей войне на старых, потрепанных Маках в компьютерном классе. Или, может быть…

Мой желудок падает, и прекрасный вкус крем-брюле становится кислым у меня во рту.

Может быть, Безымянный с самого начала взломал мою электронную почту и прочитал всю переписку с Кайлой о Джеке.

— На всякий случай сотри все со старого жесткого диска, — говорит Джек. — Заведи новую почту и измени все пароли.

— Он просто взломает их снова.

— Не взломает, — твердо говорит Джек. — Не сможет. Я не позволю этому произойти.

— Все это время он следил за мной, — смеюсь я. — Я была настолько глупа. Думала, что сбежала от него навсегда.

— И ты это сделаешь. Ты сможешь. Ты не можешь просто сдаться. Работай со мной, хорошо? Мы исправим это вместе.

— Бесполезно, — переворачиваюсь я. — Он будет мучить меня всю жизнь. Он всегда будет здесь, точно также как и этот дурацкий… этот дурацкий шрам…

Я оборачиваю его простыней, чтобы мне не приходилось на него смотреть. Джек подходит и разворачивает его, поднося к своим губам.

— Айсис, послушай меня. Он не будет с тобой вечно. Когда-нибудь ты заставишь его уйти, и он уйдет, и ты станешь счастливее. Воспоминания не исчезнут, но, по мере появления новых, они станут менее отчетливыми.

Я вздрагиваю. Его взгляд прикован к моим глазам.

— Я хочу помочь тебе приобрести как можно больше новых воспоминаний, если тебя это устраивает.

— А что насчет… Софии?

— Она всегда будет частью моей жизни, и я всегда буду ее поддерживать. Но теперь я знаю, кого хочу. И она здесь, прямо сейчас, смотрит мне в глаза и сидит на кровати отеля в моей рубашке, выглядя до нелепости мило. — Мое лицо вспыхивает, как лесной пожар. Джек встает. — Давай немного поспим. Впустую беспокоиться мы сможем и завтра.

Я киваю. Он выключает свет и достает запасное одеяло из шкафа, затем расстилает его на диване и ложится. Я сворачиваюсь под одеялом и стараюсь не чувствовать себя виноватой. Однако я вообще не могу заснуть. Это повторение того, что произошло у Эйвери дома, но на сей раз я не пьяна, и мне не так страшно. Просто темнота угнетающе на меня действует. Такое ощущение, что Безымянный повсюду. И я отдала бы что угодно, сделала бы что угодно, только бы прогнать его прочь и вновь почувствовать себя в безопасности.

— Холодно, — говорю я. И слышу, как Джек переворачивается.

— Хочешь еще одно одеяло?

— Нет, эм… — я сглатываю. Это самое трудное, что я когда-либо делала, ну, за исключением состязания по орфографии в первом классе, когда я неправильно написала слово «сказочный», о, нет, этому случаю достается третье место, сразу после того, когда у меня впервые начались месячные, и кровь просочилась через штаны на металлический раскладывающийся стул во время урока музыки, и мне пришлось прижать стул к попе, когда я пошла в санузел, чтобы никто не увидел аварии. У меня появилось необычайное уважение к крабам и их стилю ходьбы. Это чертовски трудно!

— Ты можешь… — я стараюсь повысить голос, но он ломается. — Не мог бы ты… пожалуйста… Как правило, у меня не так плохо получается говорить, — смеюсь я. — Это так глупо. Извини. Ладно, проехали.

Я переворачиваюсь и натягиваю одеяло над головой, чтобы он не услышал, как я шепотом проклинаю себя. Но затем я чувствую вес на другой стороне кровати, и мои легкие быстренько решают, что они хотят взорваться. Голос Джека так близко.

— Это?

Я стягиваю одеяло с головы и киваю, слишком бурно. Слишком рьяно. Джек смеется, низко и мягко. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я вижу, как он переворачивается и ложится ко мне спиной, натягивая на себя одеяло. Его ноги находятся всего в нескольких футах слева, а его спина еще ближе. Я дрожу, но молюсь любому слушающему меня Богу, чтобы Джек не смог почувствовать это через кровать. Я не хочу, чтобы он неправильно понял: будто я боюсь, а затем уйду. Я действительно боюсь — глубоко внутри, прочный как скала во мне горит страх, вызванный Безымянным, но я не испугана. Я не дышу поверхностно, не паникую и не подпрыгиваю от каждого шороха. И это огромная разница. Это не хаотичный страх — он упорядоченный, и я знаю его причину. Я могу его контролировать.

Я медленно протягиваю руку и кладу ее на спину Джека. Я чувствую, как под моими пальцами напрягаются его мышцы. Когда он ничего не говорит и не шевелится, я осторожно подвигаюсь и прижимаюсь к нему всем телом. Он теплый, теплее одеяла. Следует долгая пауза, пока наше дыхание не выравнивается в едином ритме. А потом он, наконец, произносит:

— Ты самая противоречивая девушка, которую я когда-либо встречал.

— Аха, — улыбаюсь я. — И нисколько не сожалею.

— Хорошо.

Солнце бесцеремонно вторгается и слепит задницей мне в глаза, мир завершает свое существование, я ослепла, и все кончено. А потом я переворачиваюсь и вижу лицо Джека на подушке, ух, вот теперь все действительно кончено. Навсегда. Потому что моя вселенная взрывается.

Я издаю маленький, визжащий звук себе под нос, пока пытаюсь вспомнить, как я оказалась здесь, в этом гостиничном номере. Воспоминания моментально обрушиваются на меня, и я более чем немного зла на себя за то, что сдалась и осталась здесь без боя. Джек приоткрывает один сонный, голубой глаз, лениво запускает пальцы в мои волосы и стонет:

— Кто дал тебе разрешение быть в сознании раньше шести, и как я могу это прекратить?

— Почему ты ко мне прикасаешься? — шепчу я. — Неужели это действительно так весело? Потому что большинство людей говорят, что на ощупь они мягкие и ужасные.

Он смеется и прикрывает глаза руками, потягиваясь, словно только что проснувшийся кот, который любит выгибать спину.

— Что ты хочешь на завтрак? Я могу сбегать и что-нибудь принести или мы можем заказать в номер. Расчетный час в отеле — 13:00, у нас еще есть время.

— Прошлой ночью по пути сюда я видела кафе. Оно выглядело действительно шикарно и неизменно пахло беконом. Ты должен пойти туда. А я украдкой выскользну в окно.

— Думаю, мы должны пойти вместе.

— Но ты мне куда больше нравишься, когда находишься на огромном расстоянии от меня.

Он перекатывается и, опираясь на локоть, играет с прядкой моих фиолетовых волос.

— Это невероятно противоречивое заявление, учитывая то, что ты сделала прошлой ночью.

— Я всего лишь прикоснулась к твоей спине! Не заставляй это звучать сексуально! — ахаю я. — Я только что сказала «сексуально»? Вслух? Без заикания? Слава Иисусу! Постой, а Иисусу нравятся занимающиеся сексом люди? Я постоянно забываю, кому что нравится.

— Ты мне нравишься, — шепчет Джек. И я элегантно падаю с кровати. Наступает оглушительная тишина, а затем я выглядываю, подняв голову над матрасом, и машу рукой.