И все же сердце ее бешено заколотилось в груди, когда Эль Леон коснулся губами ее губ. Все окружающее словно померкло, осталось только ощущение его прикосновения. Его чистый, природный запах и слабый аромат табака; его ласкающие руки, чуть грубоватые на ее коже; теплое прикосновение его ладони к ее спине, прижимающей ее еще ближе, — все слилось воедино, чтобы вознести Аманду до высот, которых ей никогда раньше не случал ось достичь, и она позволила себе экспериментировать с этими новыми ощущениями.

В ее солнечном сплетении разгоралось пламя, у нее перехватило дыхание, когда пальцы Эль Леона скользнули под ткань корсажа, чтобы ласкать ее грудь, а когда Аманда хотела оттолкнуть его, он только крепче ее обнял. Боже, что он делает? И почему сейчас она сама прильнула к нему? Умные пальцы — откуда они знают, какое это восхитительное ощущение, когда его теплая ладонь скользит по груди? А его губы на ее губах были таким теплыми и соблазнительными, приглашали ответить его нежно ищущему языку, который скользил, словно бархат, по ее приоткрытым губам.

Неужели это она, Аманда? Женщина, обвившая руками шею Эль Леона, прижимающаяся ближе к нему, отвечающая на поцелуи, которые становились все жарче и жарче? Прежде чем эксперимент станет слишком опасным, она должна прекратить его — пока еще может контролировать себя.

— Так обычно обращаются с заложниками? — промурлыкала она, когда Эль Леон на мгновение освободил ее рот, и улыбнулась в ответ на его прищуренный взгляд.

— Нет, — немного удивленно и чертовски спокойно ответил он, — я не могу представить, чтобы целовал Хуана Доминго вот так.

— Не можете? — Кошачья улыбка изогнула ее губы, слегка припухшие после его поцелуя. Аманда надеялась, что он не узнает, как сильно действует на нее. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы больше не делали этого, — холодно произнесла она.

— Правда? — В его голосе сквозило недоверие, но Аманда, демонстративно игнорируя его, отошла и снова встала у окна. — Вы узнали эту гору, — раздался его голос позади нее, и когда Аманда обернулась, чтобы возразить, он продолжил: — Я заметил это по вашему лицу. Еще одна попытка побега не принесет вам ничего хорошего, сеньора, а только вынудит меня запереть вас. Разумеется, выбор за вами.

— Разумеется. Вся поездка в Мексику была моим выбором. — Она резко отвернулась и уставилась невидящим взглядом на остроконечный силуэт отдаленной горы. Ситуация стала еще хуже, чем Аманда представляла себе, потому что, кроме опасности потерять свободу, появилась опасность отдать гораздо большее, чем свобода, мужчине, которого она едва знала.

Сколько времени прошло с тех пор, как она впервые приехала в горный лагерь? — задумалась Аманда рано утром. Три недели, четыре? Ей казалось — вечность. Она не привыкла проводить столько времени в бездействии, и теперь, когда нечем было заняться, часы тянулись мучительно медленно. Эль Леон часто уезжал, а женщина, присматривавшая за его домом и готовившая еду, не говорила по-английски. Аманда даже пожалела, что начала эту шараду с языками — было бы гораздо веселее, если бы она могла с кем-то поговорить.

У нее оставалось много времени на раздумья, а мысли, мечущиеся в голове, как листья на ветру, определенно не радовали. Вздыхая, она снова подошла к окну, как делала, похоже, раз по пятьдесят вдень. За высоким горным хребтом, таким заманчиво близким, находился город, обещавший освобождение из плена, освобождение от страхов. Эти хуаристы будут обращаться с ней отнюдь не мягко, а гора так близко… так близко. И все же между Монтерреем и местом, где она сейчас стояла, протянулись многие мили диких земель и скалистых обрывов, покрытых непроходимыми лесами и множеством других неизвестных препятствий. Осмелится ли она на новый побег? Осмелится ли она остаться?

И как же спасение? Заплатит ли ее дядя выкуп, если его потребуют? Да и потребовал ли Эль Леон за нее выкуп? Эти вопросы бесконечно кружились в ее голове, и Аманда все больше укреплялась в мысли, что ни одно слово о ее похищении не достигло властей. Если Эль Леон и послал письмо с требованием денег Джеймсу, оно наверняка осталось без внимания и никто больше никогда не узнает, что с ней случилось. Теперь, со смертью Фелипе и ее исчезновением, Джеймс Камерон получил полный контроль над Буэна-Виста — так зачем ему ее разыскивать? Только Мария захотела бы этого, но она наверняка думает, что похищенную давно уже убили.

Бесцельно перебирая пальцами, Аманда перевела взгляд своих лазурных глаз с Серро-де-ла-Силья на пыльные улочки лагеря. Грубые лачуги обрамляли изрезанные колеями дороги, их соломенные крыши устремлялись к небу, полуголые дети играли в клубах пыли. Она нечасто отваживалась выходить из дома, особенно в отсутствие Эль Леона, почему-то чувствуя себя в большей безопасности, когда он находился в лагере. Некоторые мужчины и женщины смотрели на нее враждебно; к тому же знакомы ей были всего несколько лиц, и среди них мальчик, оказавшийся таким полезным в поспешной поездке через Техас в Мексику.

— Рамон! — Увидев его на улице, она помахала ему рукой и улыбнулась. Он остановился и, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел в ее сторону.

— Сеньора! — Мальчик расплылся в широкой улыбке и поспешил к дому, где остановился у окна рядом с крыльцом.

— Разве ты не зайдешь? Внутри гораздо прохладнее, — сказала Аманда, но Рамон отрицательно покачал головой:

— Нет, я не могу. Есть приказы…

— Приказы? — Она пристально посмотрела на него; ее синие глаза расширились, щеки начали покрываться гневным румянцем. — Что ты этим хочешь сказать, Рамон?

Парень выглядел смущенным, оглядывался через плечо и вертел в руках шляпу, которую при встрече вежливо снял.

— Когда Эль Леон покидает деревню, никто не должен входить в дом, сеньора, если только ему заранее не было дано разрешение. — Он перестал старательно разглядывать пыль и траву у своих ног и поднял глаза. — Но ничего не говорилось о том, чтобы стоять снаружи и разговаривать с вами!

Несмотря на душивший ее гнев, Аманда не могла не рассмеяться над этим нахальным юнцом, над тем, как в его глазах цвета корицы плясали проказливые искорки, и его дерзкой улыбкой.

— Значит, я опасная пленница? — спросила она.

Парнишка вздохнул.

— Я думаю, это больше для вашей собственной безопасности. Много чего может случиться, когда не знаешь эту землю и людей.

— И даже когда знаешь, как мне кажется. — Взгляд Аманды скользнул по покосившимся лачугам вдоль разбитой дороги. — Все эти люди бежали от французов, Рамон, или некоторые из них просто последователи Эль Леона?

Он легкомысленно пожал своими худыми плечами.

— Когда кто-то приходит к Эль Леону за помощью, сеньора, я не задаю вопросов, как делают здесь почти все. У каждого свои причины.

Кивнув, Аманда мысленно удивилась, почему Рамон оказался в лагере; но поскольку он ничего не говорил об этом, она не стала спрашивать. В данный момент она не могла думать ни о чем, кроме побега из этого наводящего тоску места, и попыталась перебороть захлестнувшую волну отчаяния.

— Не грустите, прекрасная леди, — попытался утешить ее Рамон. — Эль Леон проследит, чтобы о вас позаботились. Эль Леон никогда не притесняет людей. Ах, он magnifico[16], сеньора! Он всегда делает то, что правильно.

— Неужели? — Полуулыбка тронула ее губы, но у Аманды не хватило духу спорить с мальчиком. Он был так очевидно искренен. — Я рада, Рамон. Думаю, у меня слишком много времени на раздумья и совершенно нечего делать. — Она посмотрела поверх его головы на ряд пыльных деревьев и, положив локоть на подоконник, подперла рукой подбородок. — Я беспокоюсь обо всем, — со вздохом пробормотала она, пока ее мысли метались от прошлого к настоящему.

И как всегда, она обнаружила, что думает об Эль Леоне. Он очаровывал ее, увлекал даже тогда, когда пугал, а иногда, когда она замечала на себе его пристальный взгляд, в ней возникали совсем другие эмоции. Воспоминания о его губах и широких ладонях, крепко обнимающих ее, заставляли ее краснеть.