Усмехается почти мне в лицо, в двух десятках сантиметрах, не более. Усмехается, полшага, и…

– Зеркал больше нет.

***

Он едва ли оправился от инфаркта и не хреново вдарившего нервного потрясения, обернувшегося для него выплатой алиментов и новым назначением психиатра. Едва оправился и тут же вернулся к работе, ожидая чего угодно, начиная от переломов и заканчивая поджогом квартиры, но явно не переполненного холодной ненавистью показного равнодушия.

Рэндалу словно стало наплевать на сам факт существования агента, однако при первом же упоминании невесть куда девшегося мальчишки, он окрысился настолько, что Ларри предпочёл больше не поднимать эту тему.

К лучшему, господа. Всё, что ни делается – всё к лучшему, без сомнения.

Только вот сейчас Нильсон так не думает. Напротив, он считает, что это форменное свинство – свалить перед самым закрытием Кона, и, вздохнув, отправляется на поиски своего подопечного. Остальные члены группы, разумеется, ничего не видели и не знают. И только бедняжка Эрик явно выгребет за то, что всё ещё не научился пиздеть с большими честными глазами.

Вариантов особо не много, и Ларри решает начать с подсобного помещения, которое им выделили в качестве раздевалки, благо особо привередливыми эти козлы не были.

Он бредет по коридору, цепляя самое что ни на есть нейтральное выражение лица, и на всякий случай, прежде чем взяться за дверную ручку, кидает пару быстрорастворимых шариков под язык.

Чёрт его знает, он уже ко всему готов.

Ко всему, но не к этому.

Мнётся, застыв на пороге, и ни одного ехидного замечания не выдавить.

Он ожидал увидеть косячок, бутылку или даже полуголую девку или парня. Ожидал, и теперь форменно теряется, жалея, что в нагрудном кармане отсутствует платок, которым можно было бы промокнуть лоб.

Спиной стоит, загораживая от Ларри ещё кого-то. Можно разглядеть только носки кед и ладони: одну на плече певца и вторую, поглаживающую спину и бок. Исходящая струйкой ядовитого дыма, неторопливо тлеет отброшенная на пол сигарета.

Во рту становится кисло, ставшая почти панацеей гомеопатия не помогает.

Потому что узнаёт. Узнаёт только по чёрному, на коже оттеснённому замысловатому узору, от запястья до скрытого под рукавом закатанной рубашки локтя. Узнаёт и не хочет в это верить.

А пальцы, сжавшие край капюшона, одним слитным движением перетекают на шею и, помедлив, зарываются в тёмные волосы на затылке. Давят на него, понукая наклониться, и Раш не считает нужным сопротивляться.

Ларри выходит, но перед этим явственно слышит то, чего слышать явно не должен. Слышит целых два раза и за каждый готов отдать по фаланге, только бы назад отмотать.

Отмотать, и чтобы не было. Ни слов, ни той самой съёмки.

Слышит и думает о том, что скоро начнётся новый, выражаясь языком Лэшера, ёбаный пиздец.

Сглатывает, останавливается за дверью и, с силой сжав виски, решает, что на хуй гомеопатию. Он переходит на антидепрессанты.