Я уже не хотел его. Нет, чёртовски хотел, но не так! Не так, словно он действительно шлюха, которой плевать, чем там занимаются с её телом, пока она разглядывает потолок. Не так… Выпер его назад на диван и краем глаза поймал его усмешку в отражении. Не придал ей значения, но потом, спустя несколько суток, не раз и не два пытался воссоздать её в памяти, прокручивал в голове.

Он начал играть со мной. Играть, словно невзначай выгибаясь около стойки на кухне или потягиваясь, отставляя задницу. Играть, бросая двусмысленные фразочки и косые, исполненные чистой похоти взгляды. Начал играть, но в последний момент резво сворачивал шатры, и весь этот цирк заканчивался тем, что подо мной оказывалась лишённая жизни деревяшка, высокотехнологичная кукла из секс-шопа. Я всё же не сдержался и вставил ему, но даже не кончил, не в силах отвести взгляда от его кукольного замершего лица.

Это показалось мне даже забавным – сломить это глупое сопротивление и взять его уже так, как оно должно быть: с криками, стонами и непременно с его ногами, обхватившими мою талию, с хриплыми воплями, режущими наслаждением глотку. Первые пять суток казалось…

Я был готов вылизать каждый сантиметр этого чёртового тощего тела, а он продолжал изображать фригидную суку. Я был уверен, что он сдастся куда раньше, чем кончится моё терпение, и мы завершим эту глупую игру, поставив в конце белую тягучую точку, но… Выдержка стремительно утекла, как вода сквозь пальцы.

Решил не трогать его, дать время, чтобы как следует поиграться… и едва не задушил сегодня утром, застукав за дрочкой в душе. Он знал, что я вижу, а я знал, что мне вот-вот оторвёт член от прилившей крови. Даже сейчас, вспоминая выражение его лица, вспоминая, как сладко он жмурился и кусал губы, как сжимал себя пальцами, наглаживая головку, мне хочется… вырвать ему ноги. Начать с мизинцев и неторопливо подобраться к большим пальцам, ломая их все по очереди, а после просто разобрать по косточкам.

Собственно, поэтому я здесь.

Передышка. Мне нужна передышка. Хотя бы для того, чтобы признать, что девятнадцатилетний сопляк выкручивает мне яйца.

Стискиваю кулаки.

Бесит, как же бесит меня!

– Так и чего ты тянешь? Сам же говорил, что он проплаченная…

Возвращаюсь в реальность так же резко, как и выпал из неё после того, как вывалил всё это на Джека. Поплакался в его синие трусы, можно сказать.

– Заткнись!

Хмурюсь и чувствую себя мелким пиздюком, которому не дала баба, и теперь он тщательно анализирует это событие с другом. Который с интересом изучает меня, прищурив один глаз.

– А ты всё же красавчик, особенно когда так серьёзно сводишь бровки. Прям брутал, которому дают, но не хотят.

Дать бы ему ещё раз в рожу! Но блядство – даже ногой не дотянуться.

– Ебало завали.

– Бесишься?

Не вижу смысла отрицать:

– Ага.

– Да ладно тебе. Пошли пожрём, что ли.

Очень неплохая идея. Всё же иногда в сожжённую краской башку Джеки-Джека приходят дельные мысли. Только вот…

– А это? – киваю в сторону спальни и виднеющихся с моего места угла кровати и розовой пятки, так и торчащей из-под одеяла.

– Это само выберется. Дай мне пять минут, оденусь.

Поднимается с пола, держась за диван, и ковыляет к шкафу. Меланхолично наблюдаю за тем, как стряхивает шмотки с полок и уже на полу роется в образовавшейся куче.

– И не боишься?

– Чего? – насмешливо тянет голос из-за высокой створки; вижу, как мелькают штанины тёмных джинс. – Что сопрёт мои трусы и продаст на аукционе? Не смеши меня, Рен.

Могу только хмыкнуть в ответ, потому как чувство дежавю налипает на зубы не хуже жевательных конфет. Больно знакомая фраза, уже слышал.

***

– И это такая проблема? Просто найди кого-нибудь, – запихивая полкуска пиццы в рот, шепелявит Джеки, и крошки летят на стол. Припоминаю, что он так делает всё то время, что мы знакомы. Как свинота.

Сам я ограничился чашкой американо и медленно цежу её, вливая по полглотка – не лезет, не говоря уже о еде.

– Его хочу.

– Одинокая дрочка перед зеркалом больше не прокатывает?

Отрицательно мотаю головой и делаю очередной глоток, совершенно не собираясь реагировать на его выпады.

– Уже не знаю, чего больше хочу: его или чтобы он сам захотел. Понимаешь?

– Твой путанный бредский бред в стиле "я не хочу, но хочу, чтобы он как бы нехотя, но хотел"? Разумеется, понимаю, о чём речь, брат, – цепляет новый кусок пиццы и, прежде чем откусить снова, поднимает на меня взгляд. – Тебя бесит, что кто-то смеет не дрочить на Твоё Сиятельство, верно?

Киваю.

– Крайне точно сформулировал. Хочешь, куплю тебе пони?

Перестаёт жевать:

– Это ту, что розовая и из мультика?

– Это ту, что серая и срёт в стойле. Хочешь?

Удовлетворённо кивает и, жестом подозвав официантку, заказывает себе кофе и мне второй. Отпустив девушку, спрашивает:

– Один-один?

Отвечаю утвердительным кивком. Сейчас мне меньше всего хочется бороться за звание лучшего комика.

– Может, парень – твой брат? Или ещё какой кровный родственник?

Задумчиво мотаю головой из стороны в сторону:

– Нет. Ларри сразу же после съёмок пробил всю его биографию вплоть до внучатой прабабушки. Ни капли общей крови. Но ты же его видел.

– Поэтому и спрашиваю. Только есть кое-что, что всё ещё ломает мне башку.

Последний глоток.

– Хм?

– Что заставило тебя так ствариться? Ты говорил, что парень был загнан в угол, чего тебе стоило поиграть в щедрого благодетеля? Уверен, мальчишка давал бы с куда большим энтузиазмом.

Пожимаю плечами, изображая равнодушное непонимание. Подношу чашку ко рту снова, и наплевать, что она уже пустая. Зато хоть частично скроет, как меня перекосило, как изогнулись и болезненно поджались губы.

А всё совесть, невесть как откопавшаяся на кладбище моральных устоев, выбралась и приползла назад, волоча за собой белую простынь, и душит меня ей, душит, не забывая ласково обкусывать вставной челюстью. Кусок за куском. И словно зубы точит, острее и острее с каждым задумчивым взглядом Кайлера, когда он уходит в себя настолько, что удаётся разглядеть что-то ещё, кроме пошлых ухмылочек. Что-то, что возникает от физической боли. Что, возможно, выбравшись, подобно соляной кислоте растворит меня в болоте из скопившихся сожалений.