– Кто она?

– Она… Отъебись! – словно очнувшись, вскакивает на ноги и замирает, растерянно уставившись на мои колени. Пялится на них, перекатываясь с носка на пятку, и, словно досчитав до определённого числа, срывается с места, скрываясь в недрах кухни.

Она? Какая такая ещё "она"?

***

Вроде бы всё идёт не плохо, но и совершенно никак.

Продолжает игнорировать меня, упорно не касаясь подаренной игрушки, но и за книгами больше не сидит. Молча шатается из угла в угол и ложится спать не позднее девяти.

Немыслимо тянет съебаться куда-нибудь подальше из собственного логова и, надравшись, отпустить всё это дерьмо хотя бы на пару часов.

Не выходит, словно последняя планка всё ещё держится на хлипких маленьких винтиках, а Кайлер не старается её сорвать. Но явно думает себе что-то. Думает, взвешивает. Определяется с дальнейшими действиями? Явственно вижу это, замечаю по долгим тяжёлым взглядам, которые то и дело останавливаются на моём лице.

Словно другой человек. Много старше, опытнее и страшнее. Что там у тебя внутри, детка? Что под симпатичной мордашкой?

Слишком запоздало понимаю, что это нехило ебёт меня, уже интересует не столько его задница, сколько личность. Покопаться в нём, вытащить на свет чёртову прорву обидок на весь мир и на себя в том числе. Добраться до сути и, наконец, её попробовать, а не одну из хреновой тучи оболочек. Кай, Кай…

В один из вечеров не выдерживаю и сматываюсь просто покататься с Джеком по городу. Сматываюсь и, уже накидывая куртку, надеюсь, что мы соберём как можно больше ёбаных пробок, чтобы вернуться под самое утро. Вернуться и…

Замерев, решаю-таки сгрести сонного мальчишку в охапку и утащить в свою кровать. А утром уже глянуть, что из этого выйдет.

***

Начало третьего. Вымок, как бродячая шавка. С кожанки стекают целые ручьи, да и джинсы можно отжимать, не снимая, прямо так, вместе со мной. Кажется, насквозь отсырел. В кедах хлюпает, а чёлка прилипла ко лбу.

Но всё это меркнет по сравнению с тем фактом, что в прихожей всё ещё горит свет, и меня явно ждут.

Неужели? Да не может этого быть! А вдруг всё-таки может… Всё? Мальчишка бросил свои глупые попытки, и мне не придётся…

Опускаю глаза в пол, уставившись на белые носки кед. Внимание привлекают свежевымытые полы и… моя любимая футболка в качестве половой тряпки, заботливо расстеленной у порога. Та самая, с котосвинтусом, или как его там. С растянутой и перекошенной от такого обращения рожей, должно быть. Ещё бы, какое оскорбление для дизайнерской шмотки! Оскорбление?.. Совсем крышей ёбнулся, раз начал размышлять о подобном. Да и попробуй-ка не ебанись тут с ним.

Понимаю, что слишком сильно стиснул челюсти, только когда заскрипели зубы.

Дышать, дышать носом… Даётся особенно тяжко, учитывая, что смутное предчувствие никак не желает рассеиваться, отнюдь – всё больше и больше сгущается, оформляется в довольно чёткую догадку.

Не раздеваясь, прохожу вглубь квартиры. И первое, на что падает взгляд, это, разумеется, облюбованный паршивцем диван. Но самого его там нет, зато есть содержимое моего выпотрошенного шкафа… Разрезанные на полоски рубашки, футболки и даже, мать его, трусы. Трусы! Заботливо искромсанные на тонкие полоски, почти ровные, почти одинаковые… Надо же, какая старательная блядь. Должно быть, много времени убил. Джинс и костюмов не наблюдаю, но почему-то уверенность и в их плачевной участи меня не покидает.

Дыши, дыши, Раш, дыши носом. Просто дыши.

Клубится внутри меня, туманом поднимаясь всё выше, забивая мне глотку, застилая взгляд. Клубится алое марево.

Лучше бы тебе сейчас оказаться подальше отсюда, щенок. Желательно где-нибудь в Канаде. Возможно, пока доберусь до тебя, немного успокоюсь и вместо башки оторву только ногу. Или обе. Или лучше все выступающие части.

Увы и ах… Я действительно надеялся, что он слинял, и я смогу убедить себя не искать, а затариться бухлом и пить, пить, пить, пока не только желание калечить и травмировать покинут мою буйную голову, но и смутные проблески разума. Пару дней точно…

На кухне гремит посуда.

Недель, блять. Словно нарочно провели ложкой по стеклянной поверхности, словно чтобы разорвать мёртвую тишину.

Ждёшь меня, значит? Значит, ждёшь.

Вдохнуть носом так, чтобы наполнилась грудная клетка, и, выпустив воздух через рот, шагнуть в нужном направлении.

Стоит около разделочного стола, спиной ко мне, увлечённо нарезая что-то большим мясницким ножом. По правую руку – пакет с овощами, по левую – миска.

Всё так невинно?

– Что же не взял тесак? – интересуюсь, остановившись ровнёхонько за его спиной и сложив руки на груди.

О нет, малыш, я не пытаюсь отгородиться, всего-то лишь занять руки, чтобы не вцепиться в твою цыплячью шею, и поэтому пальцы оглаживают предплечья, смахивая капли с плотной кожи.

– Подходящего не было, – оборачивается через плечо и, оглядев меня с ног до головы, взглядом задерживается на отсыревшей футболке и улыбается. Так улыбается, что я разом забываю о всех испорченных тряпках. Улыбается так, слово действительно ждал меня, и сейчас ему более чем нравится то, что он видит. Нравится в том самом смысле, и он очень даже не прочь…

А, к чёрту все недомолвки. Разве не глупо прятаться внутри собственной головы от своих же мыслей? Более чем, и явно не здорово. Очень не здорово, Раш. Не сказать, что это особо волновало меня когда-нибудь, но сейчас, когда всё и без того запутаннее путанного…

Покусываю щёку с внутренней стороны, чтобы потянуть время и удостовериться в том, что мне не привиделось.

Но зачем тогда весь этот ебанизм со шмотками? К чему?

– Уже поздно. Почему не спишь?

– Жду.

– Неужели меня?

Кивает, и я вижу, как ворот растянутой футболки оттопыривается, обнажая ничтожный кусок спины. Кусок голой кожи, на которой свежий засос смотрелся бы просто восхитительно…

Действительно же, похотливая скотина. Готов о многом забыть, только бы он растаял, наконец. И дал мне то, чего я так хочу. Дал, во всех смыслах.

– Можно и так сказать.

– И что это значит?

Поиграть со мной решил?

– То и значит.

Снова неопределённо, продолжая шинковать, кажется, уже третий помидор. И звук странный, словно метал касается не дерева, а…