А ещё я думаю, что Кайлер наверняка до сих пор не спит, и мне, возможно, обломится что-то большее, нежели презрительный взгляд исподлобья. Учитывая, что у меня есть кое-что для него. Кое-что явно полезнее его потрёпанных книжонок.

Писк лифта, и створки разъезжаются. Последний взгляд в зеркало, небрежным движением ладони взъерошить и без того торчащие в беспорядке волосы и направиться к своей двери. Выходит не так круто, как в сопливых фильмах, но что поделаешь – только в дешёвых сериалах раны не болят.

Фу, каким ты стал мнительным, Рен. Так и до гомеопатии недалеко, а после, глядишь, и пить брошу, торжественно выкурив последнюю сигарету. Не-не-не, ребят! Это не ко мне.

Толкаю входную дверь, которую в очередной раз забыл запереть. Ну да и хрен с ней. В ноздри тут же забивается запах жареного мяса и ещё чего-то сладкого, явно мучного.

Не могу не растянуть губы в улыбке. Что, дубль два? Ну уж нет, сладкий, чёрта с два я позволю черкануть себя ещё раз. Но это же так банально, повторяться. А мальчишка явно с выдумкой, так что колюще-режущего можно не опасаться. Впрочем, я не могу быть уверен насчёт плиты и мышьяка.

– Милая, я дома! – стаскиваю кеды с ног и не могу не поморщиться от тупой боли.

Ну сколько ещё? Три дня, неделю, две? Сколько ещё я буду хромать, словно остеохондрозная бабка?

Тонкая куртка отправляется на вешалку, прямо на толстовку, а я, поудобнее перехватив тонкую коробку, – в комнату. К дивану, который так приглянулся Кайлеру.

Обнаруживается именно там, всё так же в окружении ободранных талмудов. Предвкушение уже потирает ладони и поторапливает меня, но всё же тяну, решив отсрочить немного, разведать обстановку и убедиться, что у мелкого террориста не припрятан стилет между страниц.

Подхожу к нему со спины и, опираясь на диванную спинку, заглядываю через худое плечо. Плечо, на котором болтается одна из моих любимых футболок. Чёрная с неведомой сранью, смахивающей на кота, на груди. Мы, помнится, так и не пришли к общему мнению относительно видовой принадлежности этого существа. "Хуев сусломявк", как решил Джеки, а я не стал спорить. Не стал исключительно потому, что блевать и одновременно вести светские беседы оказалось не так просто.

– Тебе было бы удобнее на кровати, не находишь? – проговариваю, чуть наклонившись, чтобы дыхание коснулось его шеи.

Вздрагивает, и я с удовольствием наблюдаю целую россыпь выступивших мурашек. Неопределённо ведёт плечами, а мне вдруг становится непреодолимо любопытно:

– Если укушу, у тебя встанет?

Замирает и осторожно втягивает голову в плечи:

– А у тебя?

Цокаю языком.

– Я скажу, как проверю.

Выпрямиться и пальцами провести по спинке, обогнуть диван и плюхнуться рядом с ним снова. Теперь с другой стороны. И тут же отобрать книгу, захлопнуть и небрежно бросить на пол.

Переводит взгляд на меня и всем своим видом демонстрирует недоумение, даже бровку вскинул. Только вот не идёт тебе, мальчик. Куда больше к лицу распахнутый в крике рот и выступившие на глазах слёзы.

До боли закусываю губу.

Ту-ту, скорый поезд "моя крыша" отправляется в путь… На сколько ещё терпения хватит?

Кое-как пристраиваю макушку на жёсткое плечо и, проникновенно заглянув ему в глаза, спрашиваю:

– Как ты думаешь, меня посадят за изнасилование или откупиться выйдет?

– Смотря кому собираешься платить? – вроде бы заинтересованно даже, подстраиваясь под мой тон, спрашивает Кай, а я, не удержавшись, обхватываю ладонью его колено. Сжимаю.

– Судье, разумеется. Он с куда большей вероятностью отработает эти деньги.

– Намекаешь?

– Боюсь, что констатирую факт.

– Прямо-таки боишься?

– Прямо-таки накончаю тебе в глотку, если будешь так широко распахивать варежку.

Дёрнувшись, неуверенно фыркает и, отсев, сбрасывает мою руку.

М-да… Явно не с того мы начали.

Небрежно касаюсь пальцами его волос. Отталкивает ладонь.

– Да ладно тебе. Посмотри, что папочка припас для своей детки, – протягиваю ему уже порядком замусоленную моими пальцами белую упаковку, и он, помедлив, всё же забирает её, предварительно буркнув себе под нос что-то про то, что он не баба и бла-бла-бла. Добавляет уже разборчиво:

– Я не твоя детка.

Проговаривает так, словно пережёвывает овсянку. Пресно, просто потому, что ему надо это произнести. Только вот для кого – для меня или для себя?

Вертит коробку в руках и всё никак не может решить, открывать или нет.

– А кто ты?

– Просто Кайлер.

– Тогда открывай уже, ПростоКайлер. Не беспокойся, там не надувная вагина и не крем для депиляции ануса.

Согласно кивает:

– Тяжеловата для крема, да и плосковата…

Терпеливо поджимаю губы, но так и хочется ляпнуть что-то вроде: "Плосковата, ага, как твоя задница". Плосковата, но мне нравится, и чем больше ты ломаешься, тем больше нравится, чёрт побери!

Осторожно цепляет край картонного язычка и тянет его на себя, открывая узкую крышку. Не сказать что удивлённо, но всё же вскидывает бровь и, перевернув упаковку, вытягивает её содержимое:

– Это что, планшет?

– Браво, мистер Очевидность! Хочешь чупа-чупс за догадливость?

Кривится и, скорчившись на манер моей ухмылки, желчно произносит:

– Хочешь, откушу твою карамельку?

– Какой ты злой. Что такое, ПростоКайлер? Не знаешь, как пользоваться этой штукой?

– Не понимаю, зачем он мне.

– Хотя бы затем, чтобы не захламлять мой дом древними пылесборниками, – толкаю носком шаткую конструкцию из книг, и она незамедлительно разваливается. – Утащи это туда, где взял, или выкини. Теперь без надобности.

Опираюсь ладонями о колени и, согнувшись, с интересом заглядываю в его лицо. Словно застыл, сидит, уставившись в одну точку и, кажется, даже не моргает. Дышит ли?

– Кай?

– И она так же говорила. "Без надобности".

Звучит странно, словно и его голос, но как будто записанный на плёнку, оцифрованный, тщательно отшлифованный, лишённый каких-либо эмоций. Против воли напрягаюсь: