Якобы сочувствующе хлопает меня по плечу, а я грустно заглядываю в узкое горлышко бутылки. Ожидаемо не нахожу там ни спиртного, ни Нарнии.
– Скорее, слишком самовлюблённая задница. И ты же не отказывался от сисек?
Растерянно мотаю башкой, и, судя по ощущениям, кто-то невидимый хлещет меня по щекам. Иначе почему всё поплыло и теперь мудрёно закручивается, сливаясь в правый угол?
– Тогда шанс всё ещё есть.
Криво хмыкаю. Ага, как же.
– Да ни хуя там уже нету. Мелкий пиздюк сломал мне голову. Залез в череп и!.. – Развожу ладони в стороны и имитирую хлопок. Настоящего мой мозг явно не переживёт.
– И?
– И? Да ни хуя. Погоди, пропьюсь и вышвырну его к собачьим хуям.
– Не слишком много хуёв для одного предложения?
– Отъебись, Джек, иначе я вспомню, как страстно ты вылизывал гланды Сая в прошлом месяце. И в позапрошлом, и…
– Да понял я. Заткнись. Сосредоточься на Кайлере.
А что Кайлере? Что, блять, с этим Кайлером? В тайне я даже надеюсь, что вернусь домой, а его нет. Никогда не было. И всё это только наваждение, временное помешательство, вызванное чрезмерным содержанием алкогольных паров в организме.
Одна большая галлюцинация.
Нет его. В городе. В моей жизни. В херовой вселенной.
Только вот подсознанию не прикажешь, и я снова вспоминаю.
Изодранные руки. Круги под глазами. "Не помню".
Затылок начинает противно ломить, словно прессом давит. Пока ненавязчиво так, словно примериваясь, постепенно увеличивая давление.
Ладонь Джека проходится по моим плечам и замирает, легонько сжав сзади за шею. Прикрываю глаза. Приятно.
– Это запрещённый приём, ублюдок.
Не ведётся на подначку и продолжает гнуть своё:
– Ты его и пальцем не тронул.
Так и стоит перед глазами.
Кого там было бить? Как ещё пощёчиной не зашиб.
– Ещё как тронул.
– Не еби мозги, Рен, ты прекрасно знаешь, что он этого не хотел. Бесишься, потому что ни хера не можешь сделать. Даже уебать ему не можешь.
Что? Я начал глохнуть на фоне буйствующего алкоголизма?
Выжидающе на него пялюсь и, как мне кажется, саркастично поднимаю бровь, но и то, что мою рожу просто косит, исключать не приходится.
– Поясни-ка.
– Не включай дурочку. Ты поэтому ничего и не рассказал, да? Мальчишка не шизик, он просто воображает себя кем-то другим время от времени. И этот кто-то…
Морщусь, скорее, от собственной тупости даже. Морщусь, вспоминая, каким занятным это казалось, когда он использовал меня вместо дилдо. МЕНЯ, а не первые не отказавшиеся повеселиться яйца.
– Решает проблемы, прыгнув на ближайший член задницей. Я в курсе.
А кто-то хорошенько покопался в гугле, да? Должно быть, я что-то всё же ляпнул в несознанке.
– И тебя не напрягло?
Разумеется, меня не напрягло! Я едва ли вообще увидел какую-то проблему. Думал, что…
А кого сейчас ебёт, что я думал? Кайлера? Джеки?
– Мне было похуй.
– Он даже не помнит. Защитный механизм, знаешь? Когда я нашёл его, он едва ли соображал, что происходит.
– Тогда я тоже его не помню. Защитный механизм, знаешь? И что-то он не выглядел потерянным, когда прыгал сверху.
– Это было не настолько кошмарно, чтобы отгораживаться?
– Да иди ты со своими было, не было…
– Ты реально не догоняешь, что происходит? Очнись, Рэндал! Ты бухаешь третьи сутки, потому что кто-то другой попользовал мальчишку, которого ты держишь рядом только ради траха. Платишь за учёбу и поехавшую мамашу. Одеваешь и кормишь. Таскаешь с собой на репетиции. Да ты…
Неловко замахиваюсь, едва не заваливаюсь на бок, теряя равновесие, но всё-таки попадаю в цель. Кулак проходится по его носу, но вовсе не так сильно, как мне бы хотелось.
– Захлопнись!
Усмехается, потирая переносицу, и ухмыляется, гад. Ухмыляется так, словно только что трахнул загадочную Мону Лизу.
– Ты влюбился.
Бутылка находится тут же, но запустить не успеваю, слишком херово работают рефлексы.
Перехватывает за горлышко и отнимает.
– Меня тащит с его рожи, ясно тебе?
Натурально паникую, ощущая, как накрывает подкравшийся сушняк, и мыши, опять эти конченые мыши копошатся у меня в черепе. Перебирают лапками суетливо мелькающие мыслишки, хватают их, структурируют, укладывая в рядок, и меня прошибает холодный пот. Прошибает оттого, что картинка складывается.
– Хуёво пиздишь, когда синий.
Сглатываю слюну, явственно отдающую привкусом желчи.
Шарю вокруг себя, пытаясь раздобыть пачку и поскорее затянуться.
Тщетно. Пустая.
– И давно ты пришёл к этому заключению?
Поднимается на ноги и осматривается; должно быть, тоже считает получить дозу никотина острой необходимостью. Находит на длинной полке под здоровенной, но уже пылью покрывшейся плазмой. Того и гляди паутиной зарастёт. Прикуривает, демонстративно затягивает и, нагнувшись, помахивает белой дымящей палочкой у меня перед лицом.
– Трезвеешь? Это всё упоминание его имени?
– Иди-ка ты на хуй! И дай сюда!
Не сопротивляется, легко отдаёт мне сигарету, и первая затяжка просто божественна. После второй начинает противно скрести в пересохшем горле. Третья – и хочется сожрать эту дрянь вместе с фильтром.
Виски ломит, да так, что, кажется, слышу треск.
Ненавижу его сейчас. Ненавижу всей душой этого долговязого патлатого придурка, вздумавшего поиграть в психоаналитика, со свойственной ему деликатностью разворотившему мне половину грудной клетки. Залез внутрь вместе с башкой же, растравил свежий шов, который я тщательно заливал алкашкой все эти дни.
Ненавижу Кайлера. Настолько, что дотянуться только бы – и тонкие стенки пропитались бы хрустом его костей. Сейчас хочется. Хочется, словно снова только что всё это пережил, словно отмотали назад, и я имею полное право сделать всё по-другому. Имею право размазать его лицо по тёмному паркету, а после, утащив в ванную, утопить, затолкав душевую лейку в воспалённый рот.