– Да, знала. Всегда.

– И ждала его.

– Вот об этом я и хотел вам поведать, Лили Мэлоун, – закончил Лаэм. – Все говорят, что Роуз – боец, так оно и есть. Как мой прадед. Но главная героиня моей истории – это все же моя прабабушка.

– Она ни разу не отказалась от него.

– Ни разу. Некоторые вещи стоят того, чтобы за них побороться, Лили. А другие – того, чтобы их дождаться.

Лили внимательно глядела на Лаэма, за его головой высился памятник. Сердце ее громко билось в груди. Он рассказывал ей о своей прабабушке, которая настолько сильно любила своего мужа и их связь носила столь мистический характер, что ей не нужны были ни письма, ни телефонные звонки, ни просто слова. И еще он рассказывал о трехгодовалом Лаэме Ниле, который ждал появления на свет своего брата, их первой встрече и долгожданной встрече с мамой. И еще он говорил о Роуз, которой предстояла последняя, самая важная операция в жизни, по замене старой заплаты – раз и навсегда. Но он словно парил над Лили, и она знала, что он рассказывает ей о чем-то еще.

– Однажды вы сказали мне, – прошептала она, – что Роуз – чудо-девочка. И обещали объяснить, что вы имели в виду. Расскажите мне об этом сейчас.

Он кивнул. Потом обнял ее – обеими руками, и левая была ничуть не менее нежна, чем правая. У нее возникло ощущение, что ноги тают; она погрузилась в его объятия, надеясь, что сердце не вылетит из груди.

– В ту ночь, когда я помогал вам рожать Роуз, – сказал он, – видел, как она появилась на свет… я воскрес, она вернула мне жизнь.

Лили не могла говорить. Она мысленно вернулась в прошлое, вспомнила раздирающую боль, душевную травму, вынудившую ее к бегству в Кейп-Хок. Она была так напугана, что скрывалась, как дикое животное в пещере, даже не отваживаясь обратиться в больницу – из страха, что ее муж станет ее искать, что сообщения в прессе вселят подозрение во врачей и сестер, что ее узнают и выдадут полиции.

Лаэм оказался единственным, кому она смогла довериться – и то не по собственной воле, а по необходимости. Просто потому, что он там оказался.

– Вернула вам жизнь? – наконец произнесла она.

Он кивнул, откинул волосы ей с глаз и погладил по щеке.

– Акула, убившая моего брата, убила и всю мою семью.

– Она лишила вас руки.

– Она лишила меня сердца, – сказал Лаэм. – А вы с Роуз вернули мне его.

– Но вы же совсем нас не знали…

– В том-то и дело, в том-то и чудо. Я вас не просто не знал, я вас едва видел. И вдруг – эта глушь, хижина, рождается прекрасная маленькая девочка. И ваше доверие, позволившее помочь ей появиться на свет.

– Я действительно доверяла вам, – шепнула Лили. И это было так. К ней возвращалось то, что она вынуждена была оставить, бежав из дома, – то, что само по себе было чудом.

– Я хочу вам показать сегодня еще кое-что, – сказал Лаэм, – если вы согласитесь поехать со мной.

– Куда угодно, – прошептала она.

Место для пассажира в его грузовичке было завалено, поэтому Лили пришлось отодвинуть ноутбук, чтобы сесть. Они двинулись через парк, через каменные ворота, вниз по склону по направлению к городу. Бухта Мельбурна сияла огнями – деловой центр, гостиницы, рестораны и жилые дома. Лаэм проехал мимо крепости – старых военных укреплений, некогда оборонявших бухту, относящихся к тому времени, когда для французов эти земли назывались Акадией.

Они направились на юго-восток, вдоль побережья. Лили неудержимо потянуло домой; это случалось всегда, когда она ехала по дороге, ведущей по направлению к Новой Англии. Она вжалась в сиденье и наслаждалась дуновением бриза сквозь открытые окна. Сегодня это чувство было какое-то особенно острое, словно бабушка звала ее по имени.

В небе было полно звезд. Они висели прямо над горизонтом. Горная осыпь летела в Атлантику, а созвездия, казалось, возникали прямо из океана.

Они сделали поворот и вышли к маяку на окраине бухты. Его луч вспыхивал, рассекая небо. Лаэм свернул налево, на грунтовую дорогу у самой дальней оконечности мыса, где находился маяк. И потянулся за своим ноутбуком. Он пристроил его на коленях и включил. Лили увидела, как на экране забегали светящиеся точки пурпурного и зеленого цвета.

– Что это? – спросила она.

– Это акулы и киты, – объяснил он.

– Как же их удается увидеть? – поразилась она.

– У меня работает программа слежения, – сказал Лаэм. – Она позволяет отслеживать миграцию животных и хищников.

«Хищников». У этого слова были давние ассоциации, которые заставили ее содрогнуться.

– А где здесь акулы? – спросила она.

– Пурпурные точки, – ответил он.

– И где они находятся?

– Сейчас на экране показан участок прямо здесь, у побережья. Видите вот этот самый темный участок? Это масса суши – на юге Новой Шотландии, от Мельбурна до Галифакса.

– Я никогда раньше не замечала, что очертания Новой Шотландии напоминают омара, – сказала Лили, неотрывно глядя на экран и на силуэт острова на более светлом, сизоватом фоне моря, сплошь заполненного тревожными пурпурными точками.

Она посмотрела в лицо Лаэму. Он был так чуток и так мягок – и это при том, что море кишело акулами, подобными той, что убила Коннора!

– Зачем вы занимаетесь этим? – спросила она. – Зачем посвящаете жизнь изучению этого зла?

– Вы имеете в виду акул?

– Да.

– Это не зло, Лили. Они опасны, это верно. Однако зло и опасность не одно и то же.

– В чем же разница? – И она снова подумала о другом хищнике.

– Акулы убивают не ради того, чтобы причинить боль или страдания. Они убивают, чтобы прокормиться. Это инстинкт, это поддерживает их жизнь. Мне пришлось усвоить эту истину, что помогло мне избавиться от ненависти к ним.

Лили подумала о разбитых сердцах – своем и дочери. Акула в человеческом облике причинила им столько зла, нанесла такой удар! Этот хищник чуть не убил ее, вынудил бежать из родного дома; из-за него Роуз родилась с пороком сердца.

– Как можно избавиться от ненависти к тому, что несет гибель?

– Приходится, – сказал Лаэм. – Иначе вы тоже погибнете.

Лили неотрывно смотрела на пурпурные точки на экране. Затем выглянула в окошко грузовичка. Они ехали к югу. В нескольких сотнях миль отсюда прямо за водным пространством, лежал Бостон. А за ним был родной дом. Удивительно, как много акул отделяло ее от любимых мест!

– Я знаю, что такое ненависть, – сказала она.

– Мне это известно, – ответил Лаэм. – Именно поэтому-то я и хотел привезти вас сюда.

– Откуда вам это известно? Я как-то обнаружила это? По мне видно?

Он помолчал, глядя на темное море. Луч маяка блуждал по глади воды, освещая ее каждый раз на четыре секунды. Лаэм повернулся к Лили:

– Да, по вам это видно. Кое-кому вы доверились – Энн, своим мастерицам. Но от всех прочих вы с Роуз держитесь особняком, никого не подпуская к себе.

– Кто бы говорил, – улыбнулась Лили.

– Вот именно, потому-то я и в вас это увидел. Я установил в компьютер эту программу, чтобы как можно больше узнать о явлении, которое мне было наиболее ненавистно.

– Я приложила все усилия, чтобы изучить его, – сказала Лили. – Но он непохож на акулу, он причиняет зло сознательно. И я немного поняла схему действий этого хищника.

– Это очень затягивает, – сказал Лаэм, развернув ноутбук экраном к Лили. – Если не соблюдать осторожность, пурпурные точки поглотят вас, вы только их и будете видеть. И не заметите зеленых точек.

– Зеленых?

– Да, это киты. Самые нежные животные в океане.

Лили вгляделась в экран.

– Их здесь очень мало, – заметила она. – Смотрите, как много пурпурных точек и только три зеленых.

– Их труднее оснастить датчиком, – объяснил Лаэм. – Мы стараемся избегать их скоплений.

– Значит, здесь должно быть много непомеченных, невидимых китов? – улыбнулась она.

– Да, наряду с видимыми. – Он постучал по экрану указательным пальцем. – И один из них находится сейчас прямо здесь.

Он набрал что-то на клавиатуре, и на экране появился код кита.