— И так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное... — опять на последующие полчаса заводится Мэл.
— Бекс! — кричит кто-то откуда-то справа. — Бекс! Любое прерывание моего кошмара я принимаю за счастье. Слава Богу! Ко мне приближается Парки.
— Парки, дружище! — кричу я ему в ответ, останавливая Мэл посередине ее «и так далее и тому подобного». — Как поживаешь?
Он говорит, у него все в порядке.
— Пошли познакомишься с моими приятелями.
Мы довольно долго стоим с этими ребятами в стороне — курим и треплемся о том о сем. Одно за другим зачитывают наши имена, и кто-то из нас уходите пожеланиями удачи. Нас единит щемящее чувство товарищества — меня, скинхеда, парней, обвиненных в совершении каких-то тяжких преступлений. Большинству из этих людей в обычных условиях я не помог бы выбраться из горящего дома, даже если бы мне это ничего не стоило. Наверное, мы испытываем сейчас по отношению друг к другу столь теплые дружеские чувства только потому, что все влипли в одно и то же время и все в душе страшно боимся того, что с нами произойдет в ближайшем будущем.
Мы — подонки, и костюмы на всех нас сидят нелепо.
— Я, пожалуй, пойду, — раздается у меня из-за спины голос Мэл.
— Что?
Я поворачиваю голову.
— Я целый час сижу одна, а ты развлекаешься болтовней, обо мне и не вспоминаешь.
Рон (обвиненный за нанесение кому-то телесных повреждений) пытается успокоить Мэл, произнося:
— Ооооооооооооо! Все смеются, и я тоже.
Мэл называет меня ублюдком и демонстративно удаляется. Я чувствую некоторое облегчение. Мне вообще не хотелось, чтобы она тащилась со мной сюда сегодня — я никогда в этом не нуждаюсь, — но ей почему-то всегда кажется, что без ее нравоучений и ворчания я пропаду. Когда помимо Мэл со мной приходит в суд кто-нибудь еще, я могу терпеть ее присутствие (точнее, не обращать на него внимания). Но сегодняшний денек до появления Парки (обвиненного в получении денег обманным путем) был для меня сущим адом.
— Не порвать ли тебе с этой злюкой, Бекс? — спрашивает Парки.
— Я и сам частенько об этом подумываю, — отвечаю я.
— Могу познакомить с достойной заменой.
— О нет! Спасибо.
Энди (угон автомобиля) возвращается из здания суда, и мы все начинаем задавать ему обычные вопросы: к чему приговорили, что сказал судья и все такое.
Вслед за ним выходит швейцар и говорит, что начинается перерыв, во время которого мы можем сходить в кабак и, если надо, помочиться. По крайней мере мне кажется, что он сказал именно эти слова.
Знаете, иногда у меня возникает такое чувство, что я слышу лишь то, что мне хочется слышать.
Мы всей компанией выходим из здания суда, идем в пивную и занимаем в ней целый угол. Над барной стойкой крупными буквами написано: УПОТРЕБЛЕНИЕ НАРКОТИКОВ ЗАПРЕЩЕНО. Вывеска предназначается скорее не для нас, а для местных властей. Вряд ли какой-нибудь скинхед с вытатуированными паутиной на шее и кольцами на лице или кто угодно другой станет баловаться в этом заведении наркотой — местный суд расположен буквально в двух шагах.
В общем, мы все — добрая дюжина ребят — устраиваемся за одним из столиков в углу, смеемся, обмениваемся полезными советами, делимся кое-какими соображениями по тому или иному поводу, не стесняясь выражаемся и так далее.
В пивную заходит еще один парень, и кто-то из наших приглашает его присоединиться к нам.
Как выясняется спустя несколько мгновений, это Алан. Явился в суд по обвинению в нанесении ущерба чужому имуществу.
— Алан, давай к нам! У нас тут есть местечко как раз для тебя! Скорее бери пивка!
Алан покупает пинту пива, направляется к нашему столику, но на полпути резко останавливается и орет:
— А этот какого хрена здесь делает?
Мы смотрим друг на друга, не понимая, о ком Алан ведет речь, прослеживаем за направлением его взгляда и все как один поворачиваем головы и пялимся на парня в самом углу.
— Какого черта ты тут делаешь? — опять кричит Алан.
— Я это... Просто пришел выпить пивка... Вот и все... — бормочет парень.
— Успокойся ты, Алан! — говорит кто-то из ребят. — Мы все здесь друзья.
— Друзья? — Алан смеется. — ДРУЗЬЯ! Да вы хоть знаете, кто это такой? Вам известно, зачем он здесь сидит?
Я ничего про этого парня не знаю, да и не обращал на него особого внимания, пока не появился Алан.
— Это, черт возьми, главный свидетель в моем деле! — сообщает Алан.
Если бы он сказал, что вместо пива нам разлили по кружкам мочу, мы и то озверели бы, наверное, не настолько сильно.
— Свидетель? — переспрашивает Денис (магазинная кража).
— А действительно, какого хрена ты здесь делаешь? — взревывает Рон.
Свидетель явно нервничает, рожа у него становится такой, будто перед ним откуда ни возьмись появились десятка два лающих доберманов. Он медленно поднимается из-за стола и мямлит, едва не накладывая в штаны:
— Я это... Я просто...
— Просто что? — требую я, захваченный воинственным духом толпы.
— Просто услышал, как кто-то из вас сказал «айда пить пиво»...
— И решил сесть нам на хвост. Чертовски неслыханная наглость!
— Стукачи нам здесь не нужны, — говорит Парки. — Ты в нашей компании как кость поперек горла.
— Да я ведь не знал... Я подумал...
— Ты ошибся, придурок! — орет на него Алан. — Пивка, говоришь, захотел? На, угощайся!
Он делает шаг к столу и выплескивает все содержимое своей кружки прямо свидетелю в морду.
Мы следуем его примеру, выливая на парня все имеющееся у нас пиво. Он выбирается из-за стола и тащится к двери.
— Только не подходи близко к судье! — кричу я ему вслед. — Его честь на дух не переносит выпивки!
Вся компания разражается смехом, и никто не думает сейчас о том, что некоторые из нас сидят в пивной в последний перед длительным перерывом раз.
21
Не переступая черту
— Я могу заплатить вам в общей сложности сто пятьдесят фунтов.
— Сто пятьдесят? Да ты что, спятил? Мы привезли тебе отличную аппаратуру.
— Эти модели уже считаются устаревшими и не пользуются спросом.
— И компьютер? Да ведь он совсем новый! К нему прилагается еще и эта фигня... Как она называется, Олли?
— Модем.
— Точно, модем. Мы и телефон прихватили — только взгляни какой! И то, и другое предлагаем тебе просто как довесок к компьютеру.
— Компьютеры! Что, по-вашему, я должен с ними делать? Люди, которые задумывают приобрести компьютер, направляются в специализированные магазины, вовсе не ко мне. Куда я дену ваш компьютер? У меня его никто не купит.
— Мы рассчитывали, что ты заплатишь нам фунтов триста пятьдесят, — произносит Олли, наконец-то вспоминая, что и он должен что-нибудь говорить.
— Триста пятьдесят, как же! Я что, похож на миллионера? Если вы и вправду ожидаете получить такие деньги, значит, пришли не в то место. Я могу заплатить вам максимум сто восемьдесят, и то только потому, что давным-давно вас знаю.
— Хорошо, мы согласны на триста, — говорю я.
— Сходите к кому-нибудь еще, узнайте, готов ли кто-то предложить вам за все это больше ста восьмидесяти. Если найдете такого идиота, расскажите, пожалуйста, и мне, где он работает. Я тоже свое добро с удовольствием ему загоню.
— Двести двадцать, — брякает Олли, не дожидаясь, пока Электрик сам назовет большую сумму.
— Двести, ребята. Я даю вам двести наличными за все, и это мое окончательное предложение. Если оно вас не устраивает, забирайте свою аппаратуру и попробуйте продать ее кому-нибудь другому, я не обижусь.
Я пялюсь на Электрика, спокойно начинающего прямо у меня перед носом отсчитывать двести фунтов червонцами. На Олли я опять страшно злюсь, так как уверен в том, что мы спокойно могли раскрутить Электрика и на двести двадцать, и даже на двести пятьдесят фунтов. Это трепло опять все испортил.
— Скупердяй ты хренов, — говорю я Электрику. — Ладно, давай свои деньги.